Terry Pratchett - Добрые предзнаменования (пер. В.Филиппов)
Дело в том, что эта местность была неимоверно живописной. Окрестности деревни были великолепны. Предположим, Тернер и Лэндсир повстречали в пабе Сэмюеля Палмера и решили написать один большой пейзаж все вместе; а потом позвали Стаббса, чтобы он пририсовал лошадей – даже у них не получилось бы лучше.
И это было самое печальное, потому что именно здесь все и произойдет. По мнению Агнессы, во всяком случае, которое она высказала в той книге, которую Анафема позволила себе потерять. Конечно, осталась картотека, но это было уже совсем не то.
Если бы Анафема полностью контролировала свои мысли – а рядом с Адамом никто не мог полностью контролировать свои мысли – она бы заметила, что как только она пытается более глубоко задуматься о том, что в нем странного, ее мысли сразу же ускользают в сторону, как гуси по воде.
– Оп-па! – вдруг заявил Адам, проигрывая в голове возможности, которые предоставляет книга прекрасных и точных пророчеств. – А она говорит, кто выиграет чемпионат Англии?
– Нет, – сказала Анафема.
– А в ней есть космические корабли?
– Не слишком много, – сказала Анафема.
– А роботы? – со слабой надеждой в голосе спросил Адам.
– Извини…
– Тогда мне это не годится, – заявил Адам. – Что же такого в будущем, если в нем нет роботов и космических кораблей?
Примерно три дня, печально подумала Анафема. В будущем есть примерно три дня.
– Хочешь лимонаду? – предложила она.
Адам колебался. А потом решил взять быка за рога.
– Слушайте, извините, что спрашиваю, ну, в общем, это не личный вопрос, вы – ведьма? – прямо спросил он.
Анафема прищурилась. Так, миссис Хендерсон придется перестать совать свой нос, куда не следует.
– Некоторые могут сказать и так, – ответила она. – На самом деле я оккультист.
– А-а. Ну так! Тогда конечно. Отлично! – воодушевился Адам.
Она оглядела его с ног до головы.
– Ты точно знаешь, кто такие оккультисты? – спросила она.
– Ну конечно, – заверил ее Адам.
– Ну, если тебе так спокойнее, – улыбнулась Анафема. – Пошли, я и сама, пожалуй, выпью лимонаду. Да, и… Послушай-ка, Адам Янг…
– Что?
– Ты подумал: «У меня с глазами все нормально, и не надо их проверять», правда ведь?
– Кто, я? – смутился Адам.
* * *С Бобиком вышла осечка. Он никак не хотел заходить в дом. Он припал к земле перед крыльцом и глухо рычал.
– Да пошли, глупыш, – уговаривал его Адам. – Это же просто Жасминный Домик. – Он смущенно повернулся к Анафеме. – Обычно он сразу все делает, как только я скажу.
– Его можно оставить в саду, – сказала Анафема.
– Нет, – сказал Адам. – Нужно заставить, чтобы он слушался – я читал. Там говорилось, что дрессуровка – дело важное. И еще там было, что любую собаку можно выдрессуровать. Папа сказал, что его можно оставить, только если он будет дрессурованный. Ну, пошли, Бобик. Заходи.
Бобик жалобно взвыл и умоляюще посмотрел на Адама. Короткий хвост пару раз ударил по земле.
Голос Хозяина.
С неимоверным трудом переставляя лапы, словно шагая против ураганного ветра, Бобик прокрался в дом.
– Ну вот, – гордо сказал Адам. – Молодец!
С шипением потух еще один уголек Преисподней…
Анафема закрыла дверь.
Над дверью Жасминного Домика всегда висела подкова. Ее повесил самый первый хозяин, сотни лет тому назад, когда Черная Смерть была последним криком, и он посчитал, что лучше предохраняться любым способом.
Подкова покрылась ржавчиной и вековыми наслоениями краски, поэтому ни Адам, ни Анафема не обратили на нее никакого внимания. И не услышали легкого потрескивания, которое всегда издает, остывая, металл, только что разогретый добела.
* * *Какао Азирафеля совсем остыло.
Тишину в комнате нарушало только шуршание переворачиваемых страниц.
Время от времени с улицы доносился стук, когда потенциальные покупатели магазинчика «КИС: Книги Интимного Свойства», расположенного по соседству, ошибались дверью. Азирафель не обращал на это внимания.
Время от времени он открывал рот, чтобы выругаться, но вовремя останавливался.
* * *Анафема так и не расположилась здесь как дома. Ее инструментарий был кучей свален на столе. Очень интересной с виду кучей. Такая куча получится, если шамана вуду на полчаса запустить в магазин научного оборудования.
– Круто! – вымолвил Адам, с горящими глазами устремившись к столу. – А это что за треногая штука?
– Это бого-теодолит, – отозвалась Анафема из кухни. – Чтобы размечать лей-линии.
– Чего? – озадаченно спросил Адам.
Она рассказала про лей-линии.
– Ну да, – сказал он. – Неужто?
– Именно.
– Везде-везде?
– Да.
– Ни разу не видел. А здорово – кругом всякие невидимые силовые линии, а я их не вижу.
Не так уж часто Адам слушал, что ему говорят, но это были самые увлекательные двадцать минут всей его жизни. Во всяком случае, всей его жизни за этот день. Никто в семействе Янгов не имел привычки стучать по дереву или сплевывать через плечо. Единственная уступка, которую они делали сверхъестественному, состояла в том, что когда Адам был чуть младше, они притворялись, что Санта-Клаус залезает в дом через каминную трубу[23].
Так что он изголодался по любым вещам, имевшим к оккультным учениям большее отношение, чем Праздник урожая, и ум его впитывал все, что она говорила, как стопка промокашек впитывает воду.
Бобик свернулся под столом и глухо рычал. Он начинал всерьез сомневаться в себе.
Анафема верила не только в лей-линии, но и в котиков, китов, велики, джунгли, хлеб из немолотого зерна, бумагу из макулатуры, белых южноафриканцев из Южной Африки и американцев практически отовсюду, вплоть до Лонг-Айленда и включая последний. Она не подвергала свои убеждения классификации. Все они были спаяны в одну огромную, цельную веру, по сравнению с которой та вера, которая двигала Жанной д’Арк, выглядела бы праздным пустословием. Что же до передвижения гор, то по этой шкале она достигала по меньшей мере пол-альпа.[24]
Еще никто в присутствии Адама ни разу не употреблял слова «окружающая среда». Вырубка лесов Южной Америки оставалась для него закрытой книгой, равно как и то, какое отношение они имеют к макулатуре.
Он прервал Анафему всего один раз, только для того, чтобы согласиться с ее взглядами на ядерную энергию:
– Я однажды был на экскурсии на ядерной станции. Та еще скучища. Зеленого дыма нету, ядовитых отходов нету, чтоб булькали в трубах. Запрещать надо такое, когда ничего не булькает, как надо, а ты едешь специально, чтобы на это посмотреть, а там только стоит полно народу в белых скафандрах, и все тут.
– Там все булькает, когда уходят экскурсии, – сурово сказал Анафема.
– А! – сказал Адам.
– Их бы закрыть сию же минуту.
– И поделом им, раз не булькают, – заключил Адам.
Анафема кивнула. Она все еще пыталась нащупать, что же такого странного в Адаме, и наконец ее озарило.
У него не было ауры.
Анафема неплохо разбиралась в аурах. Она их видела, если тщательно всматривалась. Выглядели они как небольшой ореол вокруг головы, и если верить тому, что она однажды прочла, по цвету ауры можно было судить о здоровье и общем благосостоянии людей. Аура была у всех. У злобных и неприветливых людей она была похожа всего лишь на жалкий, дрожащий контур, а у людей творческих, открытых ее слой мог быть в несколько дюймов толщиной.
Ей ни разу не приходилось слышать о людях без ауры, однако она не могла разглядеть ее у Адама. И тем не менее, он был весел, бодр и не менее уравновешен, чем гироскоп.
Может быть, я просто устала, подумала она.
Во всяком случае, она с удовольствием и удовлетворением познакомилась с таким стоящим слушателем и даже дала ему почитать несколько номеров «Нового Водолея», журнальчика, который выпускал ее приятель.
И это изменило его жизнь. Во всяком случае, на тот день.
К изумлению родителей, он рано отправился спать, забрался под одеяло с фонариком, журналами и пакетиком лимонных леденцов, и читал едва ли не до рассвета. Иногда с его слипающихся губ срывалось очередное «Круто!».
Когда в фонарике кончились батарейки, он вынырнул из-под одеяла, заложил руки за голову, уставился в темноту комнаты, и как будто принялся разглядывать эскадрилью истребителей из «Звездных войн», свисавшую с потолка. Они тихонько качали двойными, похожими на букву «Х», крыльями на полуночном сквозняке.
На самом деле он на них не смотрел. Перед глазами Адама разворачивалась многоцветная панорама его собственного воображения, бурлящая, словно ярмарочная площадь.
Это вам не тетка Уэнслидейла с рюмкой. Такое оккультство намного интереснее.
И потом, ему понравилась Анафема. Конечно, она была очень стара. Но когда Адаму кто-нибудь нравился, ему хотелось сделать что-нибудь, чтобы обрадовать их.
