Второе пришествие Воланда - Игорь Будков

У Прикроватного не было аппетита. Его левая и правая тапочки от долгого пребывания здесь пресытились всем этим.

За эти несколько часов общения Николай Петрович уяснил для себя, что когда Прикроватный скосил глаза влево, то говорит Лева. И наоборот, когда глаза скошены вправо, то говорит Прав.

Прикроватный, или как он числится в больнице – Тапочков с ударением на последний слог, скушал бульон с яйцом, закосив глаза вправо, а сейчас медленно жевал бутерброды с черной икрой, посматривая влево. Закончив очередной бутерброд, он слегка отодвинул от себя тарелку с оставшимися деликатесами.

– Угощайся, – и оба глаза взглянули на Николая Петровича.

– Не хочу.

– Что, не Царская трапеза? – глаза ушли вправо.

– Царская, – Николай Петрович передернул плечами. – Наелся.

– А как вообще вас, Царей, кормят? – глаза по-прежнему смотрели вправо. – Что пристал? – глаза ушли влево. – Не видишь, человек пообедал. Дай отдохнуть от твоих разговоров.

– Да ничего, ничего, – Петрович махнул рукой. – День велик, еще отдохнем.

Он встал, потянулся и медленно сделал несколько шагов к окну.

– Чем Царя кормят? Говоришь, – так же медленно отвернулся от окна. – А чем придется. Вареная картошка. Дешевые сосиски. Похлебка. Что сам приготовлю, то и употребляю в пищу. На пенсию не разгуляешься.

Помолчали.

– А вас, тапочки, как кормят?

– Хорошо. Жена большой специалист и ей еще помогает специально обученный этому делу человек.

– У вас жена одна на двоих, – Петрович крякнул. – Так получается.

Глаза у Прикроватного сошлись на переносице. После недолгих раздумий он выдавил:

– Получается.

Затем глаза ушли вправо.

– Вы не думайте, что у нас разврат какой-то, нет. Люблю ее только я, а Лева – не знаю.

Глаза ушли влево.

– Мне нравятся и другие женщины. Я не прочь сходить налево. Но жену я люблю.

– Да нет, нет ребята. Как хотите, – Петрович приподнял руки. – Молчу.

– Нам тоже молчать? – глаза сошлись на переносице.

– Говорите, – кивнул Петрович. – Можете рассказать, как вас сюда занесло.

– Это Провальный, – глаза ушли в сторону. – С него все началось. Мы работали у него в предвыборном штабе. Затем помощником президента. Но он совершенно перестал с нами считаться, – глаза перешли в другую сторону. – Игнорировал наши рекомендации. – Глаза сошлись на переносице и резко ушли в сторону. – Мы ему сказали, что не являемся прикроватным ковриком и не позволим вытирать о нас ноги, – глаза на переносице моргнули три раза и свернули вбок. – После чего написали заявление и ушли в отпуск.

Николай Петрович покряхтел для приличия и подвел итог:

– Значит, парень он так себе.

Прикроватный свел глаза к переносице и затем взглянул на Петровича нормальным взглядом.

– Нет. Почему. Парень он не плохой, – глаза ушли вправо. – Только писается и глухой.

– В каком смысле? В постель?

– Нет, у него простатит. Часто в туалет ходит.

– А глухой?

Глаза заметались в разные стороны, пока не остановились на переносице.

– Глух к чаяниям народа.

– А, – махнул Петрович. – Это у них у всех. Я вам уже говорил: Царь России нужен.

– Царь не лучше президента.

Петрович кинул взгляд на Прикроватного. Его глаза смотрели налево.

– Лева, ты не прав.

– Почему? Народ выбрал Провального. Несколько процентов его действительно любят, – глаза переместились направо. – Предыдущий президент увлекся бюрократией. Его приближенные в госкорпорациях получали баснословные деньги. Его не переизбрали. У русского человека обостренное чувство справедливости, почитайте Солоневича Ивана Лукьяновича.

– Солоневича называют последним рыцарем империи, – Петрович начинал нервничать. – Он был всецело за Царя. Вы использовали его имя в своей предвыборной компании.

– Мы обещали людям справедливость, и они поверили нам, – глаза свело на переносице, ноздри расширились, и из них с шумом выходил воздух. – И мы дадим им справедливость, – глаза сорвались с места и забегали в разные стороны. – Или не дадим.

Петрович не ожидал такой концовки и потому, после небольшой паузы, уточнил:

– Так дадим или не дадим?

Глаза Прикроватного приняли абсолютно здоровый вид.

– Я не знаю. Как карта ляжет, – и, отвернувшись к сервировочному столику добавил: – Бутерброд хотите?

Петрович плюнул с досады на пол:

– Вот черти полосатые, а не тапочки.

– Чертей вы вовремя вспомнили, – Прикроватный встал и с удовольствием потянулся. – Что слышно о Воланде? Что-то мы телевизор не смотрим, а там полно новостей.

Он взял пульт и включил телевизор.

– У вас сейчас прозрение как бы? – спросил Петрович.

– Как бы.

– Сейчас вы Прикроватный?

– Прикроватный, -кивнул пациент психбольницы. – Но еще не окончательно. Могу уйти в себя в Тапочкова, а Тапочков уже в левую и правую тапочки. Но, как правило, к вечеру время посетить соседей по больнице и поиграть в покер, я всегда Прикроватный.

– А с кем вы играете?

– В соседней палате министр культуры и его два зама.

– Но я видел на двери табличку с другими фамилиями.

– Все лежат под другими фамилиями. Я Тапочков. Они Мясоедов, Сыроедов и Пустоедов, – Прикроватный постучал себе пальцем по лбу. – Подумайте, что будет, если информация о больных попадет в средства массовой информации.

– Они что, больные? – Петрович искренне удивился.

– Конечно, – Прикроватный кивнул. – Здоровые люди смогли бы планомерно уничтожать советскую систему образования? Одну из лучших в мире.

Прикроватный смотрел на Петровича, ожидая ответа. Тот покряхтел, качая хаотично головой, и выдохнул:

– Нет, конечно. Да.

– Да вы не расстраивайтесь так, – Прикроватный глядел на него почти ласково. – Россия, как отреклась от Царя, столько горя перенесла. Кто только и как только ею не управлял. Всех пережила и жива волей Божьей, и либералов переживет и к Богу вернется. Но только вы, я думаю, не доживете.

– Почему это? – оскорбился Петрович. – Я еще сравнительно молодой.

– С голоду подохнете, – Прикроватный улыбнулся. – Шучу. Или не шучу? Шучу, шучу.

На экране телевизора радостные люди, в основном молодые женщины, пели «Выходила на берег Катюша». На крыльце перед префектурой Чертополох растягивал меха аккордеона, а за его спиной музыканты подключали аппаратуру. Корреспондент кратко пересказал события, предшествовавшие началу хорового пения. Прикроватный повернул голову к Петровичу.

– Как вы думаете, Воланд действительно в городе?

– Глупость, по-моему, абсолютная.

– Я того же мнения, – качнул головой Прикроватный. – Вы читали роман?

– «Мастер и Маргарита»?

– Да.

– Давно. Тогда я еще не знаком был с Библией.

– И