Джек Вэнс - Космическая опера
— В большинстве случаев — да, но мы вовсе не являемся колонией идеалистических филантропов.
Последнее было сказано с веселой улыбкой на губах.
— На самом деле, — произнесла дама Изабель, — меня очень удивляет, как такой маленький административный штат может управлять таким большим количеством неблагонадежных и отчаявшихся мужчин. Подобное поселение должно просто кишеть разными бандами и группировками, должно страдать от, я даже не знаю, как правильнее выразиться, от самосуда, что ли. Я уж не говорю о простом неподчинении и бунте.
Инспектор согласился с уместностью такого замечания:
— При отсутствии строгой дисциплины подобные трудности, конечно, могут возникнуть. Однако же мы четко контролируем не только порядок, но и некоторые привилегии, а также у нас в запасе есть несколько хитростей. Одним из наших уникальных институтов является то, что мы здесь называем "наблюдательная милиция", состоящая из ответственных осужденных. Она действует как часть отдела правосудия, который также комплектуется сосланными сюда лицами. Приговор, конечно, утверждается губернатором, но он редко вмешивается в это дело, даже в тех редких случаях, когда выносится приговор на выселение.
— Выселение? — удивилась дама Изабель. — Куда?
— На другую половину планеты, осужденного туда высаживают на парашюте.
— Прямо в джунгли? Но ведь это равносильно смерти.
Инспектор поморщился.
— Мы точно не знаем, что там с ними происходит: никого из выселенных мы больше никогда не видели.
Даму Изабель передернуло, с долей негодования она заметила:
— Полагаю, что даже общество осужденных должно пытаться защитить себя.
— Такое происходит очень редко. На самом деле здесь намного меньше "преступлений", чем в подобных заведениях на Земле.
Дама Изабель удивленно покачала головой.
— Я думала, что люди в таких суровых условиях совершенно безразлично относятся к жизни и смерти.
Инспектор мягко улыбнулся.
— Вовсе нет. Честно говоря, я лично доволен своей жизнью и не хочу ни оказаться в числе выселенных, ни заслужить понижения в статусе.
Дама Изабель удивленно заморгала.
— Вы… вы осужденный? Такого не может быть?
— Почему же нет, — возразил инспектор. — Я убил топором мою бабушку, и так как это было мое второе абсолютно аналогичное преступление…
— Второе? — переспросил зашедший в салон Роджер. — Совершенно аналогичное? Как такое может быть?
— У каждого из нас есть две бабушки, — очень вежливо ответил ему инспектор. — Но все это, так сказать, вода под мостом. Некоторые из нас, правда, совсем немногие, начинают здесь новую жизнь; некоторые, опять-таки немногие, отправляются на выселение. А остальные так и остаются просто осужденными.
— Все это чрезвычайно поучительно, — отметила дама Изабель и, бросив многозначительный взгляд в сторону Роджера, добавила:- Все сказанное является сильным аргументом против безделья и распущенности и ратует за полезную и упорную работу.
***На следующий день "Турандот" прошла в переполненном помещении. "Кавалер роз" и "Так поступают все" были открыты с таким же успехом, при этом уныние и апатия, угрожавшие деморализовать всю труппу, бесследно исчезли.
После выступлений Губернатор устроил для всей труппы прием: высказанные им слова благодарности так тронули даму Изабель, что она решила дать еще три спектакля и предложила Губернатору выбрать три его любимые оперы. Объявив себя почитателем Верди, он заказал "Риголетто", "Травиату" и "Трубадура". Дама Изабель засомневалась, не вызовет ли трагедия, пусть даже и не очень-то и реальная, депрессию среди осужденных. Но Губернатор рассеял ее сомнения:
— Ни в коем случае. Они будут очень довольны, что не у них одних случаются неприятности.
Это был крупный сильный мужчина, с грубоватыми манерами, которые, очевидно, скрывали настоящий талант администратора.
Сразу же после обеда, данного Губернатором в честь "Феба", был организован небольшой концерт местного симфонического оркестра, на котором сэр Генри Риксон произнес речь, восхваляющую универсальность музыки. На следующий день труппа сыграла "Риголетто", на другой — "Травиату", а на третий — "Трубадура". На каждом спектакле охранникам приходилось следить за тем, чтобы зал не был чересчур переполнен. Жестко соблюдались и другие меры предосторожности: вход на корабль находился под строгим контролем, и каждый вечер команда вместе с представителями администрации проверяла каждый квадратный дюйм на судне.
После "Трубадура" и музыканты, и певцы были до предела измотаны. Аудитория требовала еще представлений, и дама Изабель, встав перед прожекторами, обратилась к ней с небольшой речью, объясняя необходимость отлета труппы:
— Нам надо посетить еще много других миров, наших выступлений ждет множество разных народов, — говорила она. — Но мы получили истинное удовольствие, играя для вас, и я уверена, что ваши аплодисменты были от всего сердца. Если нам когда-нибудь придется еще раз совершить подобное звездное турне, мы будем твердо знать, что Жаворонок обязательно радостно встретит нас!
После последнего представления охранники тщательнее, чем обычно, обыскали весь корабль. Наутро, перед самым отлетом предстоял еще один, более доскональный досмотр, и только после этого со всеми официальными формальностями будет покончено, и "Феб" сможет продолжить свое путешествие.
***Охранники покинули борт корабля и заняли пост у входа, закрытого как снаружи, так и изнутри. Все готовились ко сну, лишь Роджер беспокойно бродил по всему кораблю: от мостика через салон команды, снова к салону, где Медок Росвайн играла в девятку с Логаном де Апплингом; и это говорило о той жуткой растерянности, в которой он находился, хотя он вряд ли осознавал это сам. Наконец он решительно направился к каюте дамы Изабель и постучал в дверь.
— Да? Кто там?
— Это я, Роджер.
Дверь открылась, и из нее выглянула дама Изабель.
— Что случилось? — недовольным голосом спросила она.
— Можно, я зайду на минутку? Мне надо кое-что вам сказать.
— Я очень устала, Роджер. Думаю, твои проблемы вполне могут потерпеть до завтра, а то и дольше.
— А я в этом не уверен. На борту происходит что-то странное.
— Странное? Что ты имеешь в виду?
Роджер оглядел коридор во все стороны. Все двери были закрыты, но он, тем не менее, все равно снизил голос до шепота:
— Вы слышали сегодня оркестр?
— Естественно, слышала, — раздраженно ответила дама Изабель.
— И вы не заметили никакой разницы?
— Никакой.
— А вот я заметил. Это довольно тривиально, но чем больше я об этом думаю, тем более странным мне это кажется.
— Если ты мне, наконец, расскажешь, что тебя тревожит, то, возможно, я смогу рассеять твои сомнения.
— Вы когда-нибудь присматривались к Кальвину Мартине, первому гобоисту? — спросил Роджер.
— Без особого внимания, — ответила дама Изабель, явно недовольная этим разговором.
— За ним всегда весело наблюдать. Он расстегивает свои манжеты, надувает щеки и делает очень смешную физиономию.
— Мистер Мартине — великолепный музыкант, — " сказала дама Изабель. — Гобой, если ты этого не знаешь, очень трудный инструмент.
— Полагаю, что так оно и есть. Но сегодня, могу сказать, я не уверен, человек, игравший на гобое, был вовсе не Кальвином Мартине.
Дама Изабель укоризненно покачала головой.
— Пожалуйста, Роджер, оставь свои глупости, я, действительно, очень устала.
— Но это же очень важно! — воскликнул Роджер. — Если первый гобой не мистер Мартине, то тогда кто же он такой?
— Ты думаешь, сэр Генри не заметил бы такого странного явления?
Роджер упрямо покачал головой.
— Да, он очень похож на мистера Мартине. Но у него не такие большие уши. У мистера Мартине очень примечательные уши…
— Именно на этой чуши и базируется вся твоя тревога? — в голосе дамы Изабель стали проскакивать нотки возмущения.
— О нет. Я внимательно наблюдал за его игрой. Он сидел неподвижно, он не корчил никаких рож, не расстегнул своих манжет. Он сидел как вкопанный вместо того, чтобы качаться из стороны в сторону, как ранее делал это всегда. А потом я заметил его уши.
— Роджер, все это абсолютная ерунда. Я не желаю ничего больше слушать и отправляюсь спать. Утром, если тебя все еще будут беспокоить уши мистера Мартине, поделись своими подозрениями с сэром Генри, возможно, ему удастся тебя успокоить. А сейчас я полагаю, тебе лучше пойти хорошенько отдохнуть, так как завтра утром ровно в девять часов мы улетаем.
Дверь в тетушкину каюту закрылась, Роджер медленно побрел в сторону салона. В салоне он присел за столик и задумался над свой проблемой. Стоит ли ему сейчас идти к сэру Генри? Или на свой страх и риск самому разобраться с поддельным гобоистом? Что за дурацкая ситуация! Роджер недовольно потряс головой, размышляя про себя: "Должен же быть какой-то простой способ разрешить это дело!" Он напряженно думал минут десять, потом тихо стукнул по столу кулаком. У него в голове созрел план.
