Юрий Гаврюченков - Черный пролетарий (СИ)
— Правь туда, — указал старый лучник.
Жёлудь вёл лошадь под уздцы, прислушивался к распоряжениям отца. За телегой следовали хмурые ратники. Литвин выделил в сопровождение свободную от нарядов десятку Фомы. Остальных же снимал с патрулирования, собирая по улицам посредством посыльных. Боевую тревогу не объявил, но предпочёл держать войско наготове, если боярин помрёт, а владимирские диссиденты, в сочувствии которым сотник заподозрил Волю Петровича, учинят новую провокацию для привлечения на помощь вооружённых сил Великой Руси.
Утешало одно — с начальником городской стражи договорились быстро. Он заявил, что без разницы, кто заправляет в городе, главное, чтоб порядок был. На верность он присягал лично князю, а ответ должен держать перед воеводой Хватом, своим непосредственным начальником. Личный состав был отозван из отпусков и увольнений, а на улицы высланы дополнительные патрули. Неизвестно, какую подлость могут выкинуть наймиты Орды. Начальник стражи усматривал в отравлении Щавеля их козни. Как-то очень быстро оно случилось после ареста басурманских шпионов. Ситуацию в городе можно было назвать одним словом — напряжённая. Вдобавок, опять задул ветер северный. Все владимирцы, включая иногородних студентов, знали, что он несёт.
Под колёсами трещал сухой мох. Просвет вывел на прогалину, в середине заросшую молодыми берёзками.
— Здесь, — сказал Щавель.
Телега встала.
Ратники бережно усадили командира, взяли под руки и повели к лиственному островку. Подул верхний ветер. Закачались сосновые кроны. Бор зашумел как море.
В центре березнячка было покойно. Деревца давали приятную свежесть, весело шелестели листочками, мох сделался густой и высокий, нога увязала в нём по щиколотку.
— Ложе — лучше не надо, — молвил Щавель, оказавшись между четырьмя берёзками повыше остальных.
Жёлудю они показались столбами роскошной кровати, какие рисуют в эльфийских книгах про древних царей.
— Стой, опускайте, — засуетился он.
Ратники бережно уложили Щавеля. Старый лучник утонул во мху как в роскошной перине. Морщины на челе разгладились, лицо сделалось умиротворённым.
— Оставьте нас, — проговорил Щавель, и ратники удалились.
Жёлудь аккуратно положил колчан по левую руку отца, налуч с луком по правую, сам уселся рядом.
Так они долго оставались в безмолвии и недвижности. Солнце закатилось за край Земли, кануло в вековечную бездну, где каялись грешники и в вечной мерзлоте лютовал аццкий сотона. В аду начался рабочий день, оттуда полезли демоны. Воины, разбившись на тройки, разожгли костры, образовав сакральный треугольник. Условились, в какой очерёдности будут спать, взяли под охрану вождя, чтобы не подкралась во мраке неведомая бесплотная сущность, черти с болот или охотинспекция; чтобы не приключилась норная хворь, ночная лихорадка, а то и похуже. Дружинники не ведали тонкостей ингерманландских ритуалов, но догадывались, что защитное действие сторон равнобедренного треугольника не спадёт, пока на его вершинах бдит хотя бы по одному стражу.
Жёлудь тоже пас округу, едва заметно поводя головой. Стемнело.
— Эх, — вздохнул парень, выпуская наружу томящие его думы. — Вот был бы с нами общепризнанный доктор без диплома Терафлюэль, исцеляющий пилюльками без разбора, он бы тебя вмиг вылечил!
— Кстати, о лекарствах, — подал голос Щавель. — Дай ещё валидола.
Жёлудь поспешно достал алюминиевый пенальчик, в который вместо иголок с нитками вернулись таблетки из укрывища Бандуриной, вытряс одну на ладонь, протянул отцу.
— Помогает?
— Польза есть. Дай-ка две.
Допиндецовое лекарство, триста лет пролежавшее на груди самого прошаренного московского манагера, защищало организм от чужеродного влияния и помогало забороть злую Силу. Стало легче.
В сумерках Жёлудь увидел, что отец улыбается.
— Мы победим, — сказал Щавель. — Нас никому не одолеть! Не кисни, будет и у тебя свой дом с гаремом.
Щавель подмигнул. Жёлудь приободрился, на лице сама собой расплылась счастливая глупая ухмылка до ушей.
— Как у Корня и Ореха? — спросил он.
— Конечно. Ты ничуть не хуже братьев. Будь посмелее, да позлее. Злые люди быстро встают на ноги. Злой человек не проживёт в добре век, подымется. Действуй решительно. Шагай без раздумий. Хоть головой в омут бросайся, только обосновывай свои действия.
— То есть думать всё-таки надо? — нашёлся молодой лучник.
— Думать надо, тормозить нельзя. Сила без разума дурная сила и ум без силы — слабый ум. Одно другое обязано дополнять. Если твой ум подкреплён физической силой, это будет мощный ум, людьми уважаемый. Его редко понадобится дополнять физическим воздействием, но, чтобы тебя считали человеком сильного ума, всегда должна быть готовность отстоять свои слова на деле. Так что пользуйся случаем, сынок. Для того и взял тебя в поход, чтобы ты стал учёным.
— Батя, почему «учёный» у шведов означает «образованный», а у нас «пуганый»?
— Потому, сынок, что Русь исторически славна духовной ширью своего великого народа, проистекающей от её великих пространств. Это европейская нелюдь привыкла жить в тесноте и корпеть над книжками как наши эльфы на своих шести сотках. Им и удержу не надо. У них душа мышиная, книжная. Не такой русский народ! Вот и приходится учить его по-другому, чтоб от великой духовной воли не разгулялся и не учинил снова БП. Только плеть! Только хардкор! Дай-ка ещё валидолу.
Жёлудь вытряс на ладонь отцу последнюю таблетку.
— И запить дай, — Щавель сел, принял флягу.
Манагерское снадобье действовало на старого лучника тонизирующе.
— Какой нажористый валидол у Бандуриной! — воскликнул он. — Пойдём-ка проверим караул.
Щавель повесил колчан на бедро, закинул за плечо налуч, попрыгал как молодой, проверяя, где что болтается. Одёрнул одежду. Жёлудь глазам не верил: неужели лесная благодать снизошла?
Впереди пронзительно заржала лошадь, как обычно визжат они, когда пугаются.
— Лес указывает дорогу, — Щавель, казалось, не удивился, а ринулся на звук, раздёргивая за спиной завязки налуча.
Старый командир легко просквозил через березняк, не натыкаясь на берёзки, а поспевавший за ним Жёлудь чуть лоб не расшиб. За деревьями развиднелся огонь и послышались злые голоса.
«Кого сюда занесло? — подумал молодой лучник. — На разбойников не похоже».
У костра происходило и в самом деле нечто странное. На тройку Первуши нахально наезжала троица служивых людей, обряженных в незнакомую форму свинцово-серого цвета — кепи с кокардой, рубаха с большими карманами на груди, заправленная в портки, берцы. На поясе у каждого висели короткие дубинки, а с правой стороны самые настоящие кабуры для огнестрела, только не разглядеть, пустые или нет.
— Повторяю, документики показываем! — хамским тоном требовал самый рослый служака с тремя звёздочками на мягком погоне.
— Я тебе сейчас покажу документики! — пробовал достойно отвечать Первуша, но было заметно, что сливает спор.
Братья-витязи без кольчуг и наручей выглядели заночевавшими в лесу мужиками, не по чину нацепившими перевязь с мечом. Привязанная к дереву лошадь храпела и билась.
— Чего ты мне указываешь? — кипятился Вторяк, распуская пальцы веером.
— Морду сделай попроще, — рычал на него стоящий напротив пришелец с толстой жёлтой полосой на погоне. — Распальцовку не надо тут устраивать.
Перепалка была в самом разгаре и чуть не дошло до драки, когда гвалт был прерван командирским голосом.
— Кто такие? — выступил к костру Щавель, при виде его все разом смолкли. — Какие претензии?
— Откуда вы в нашем лесу берётесь… — с деланным огорчением изрёк старшой. — Так… Быстренько документики предъявляем и разрешение на холодняк, уважаемый! Оно у вас есть?
— Я боярин Щавель из Тихвина. По какому праву ты смеешь требовать у меня документы?
На лесной патруль это не произвело никакого впечатления.
— Обалдеть… Боярин… — с тоской и разочарованием молвил старшой, вытянул из чехольчика на поясе лёгкие, скованные короткой цепью браслеты. — Руки вперёд протягиваем.
Это наглое предложение не могло вызвать у Щавеля ничего, кроме приказа:
— Бей!
Братья кинулись разом, каждый заранее выбрав свою цель, однако чужаки тоже были готовы к бою и схватились за оружие.
Но куда там тянуть из кобуры волыну, когда на тебя прёт обученный боец с расстояния четырёх шагов.
Приземистый и, казалось бы, неповоротливый Третьяк преодолел дистанцию одним рывком, сшиб плечом противника и вместе с ним грянулся наземь. Вторяк подскочил к своему, который достал ПМ, но применить не успел. Сцепившись, они покатились по лесной подстилке, борясь за пистолет. Хуже всего пришлось Первуше. Между ним и старшим был костёр, и ратник замешкался, огибая огненное препятствие. Старшой оказался опытным, отскочил назад, выдернул из кобуры «макаров» и проворно снял с предохранителя.
