Терри Пратчетт - Маленькие Боги
Брута не был экспертом, но даже он должен был признать, что это было правдой. Сейчас, когда их новизна померкла, статуи, украшавшие каждую нишу во дворце, действительно выглядели дурно сделанными. Брута был совершенно уверен, что только что он миновал одну с двумя левыми руками. У другой уши были разной величины. Не то, что бы кто-то намеревался создать уродливых богов. Подразумевалось, что это будут весьма привлекательные статуи. Но скульптор не слишком преуспел в этом. – Кажется, эта женщина держит пингвина. – сказал Ворбис. – Патина, Богиня Мудрости. – автоматически сказал Брута, лишь потом сообразив, что это он сказал. – Я… э… слышал, как кто-то сказал это. – Разумеется. Хороший же должен быть у тебя слух. – сказал Ворбис. Аристократес остановился у внушительных дверей и кивнул делегации. – Джентльмены, сказал он, – Вас сейчас примет Тиран. – Запомнишь все, что скажут. прошептал Ворбис. Брута кивнул. Двери распахнулись. По всему миру существуют правители с титулами вроде «благородный», «Верховный», «Владетельный Лорд Того или Иного». Лишь в одной маленькой стране существует правитель, избранный людьми, и они могут отстранить его, когда только пожелают, – и они называют его Тираном. Эфебцы верили, что каждый человек должен иметь право голоса. (При условии, что он не беден, не чужестранец, или не дисквалифицирован по поводу того, что он сумасшедший, легкомысленный или женщина. ) Раз в пять лет кто-нибудь избирался Тираном, если он ухитрялся доказать, что он честен, умен, здравомыслящ и достоин доверия. Немедленно после избрания, конечно, становилось ясно любому, что он – сумасшедший, уголовник, непроходимый тупица со взглядами среднего философа с улицы, разыскивающего полотенце. И через пять лет они выбирали другого, точно такого же, и действительно удивительно, как разумный народ продолжает делать одни и те же ошибки. Кандидаты на Тиранство выбирались, кладя черные и белые шарики в разные урны, что служит поводом хорошо известному высказыванию о политике. Тиран был маленьким толстым мужчиной с тонкими ногами, производившим на людей впечатление яйца, вылупившегося вверх ногами. Он одиноко сидел на середине мраморного пола на стуле, окруженном свитками и клочками бумаги. Его ноги не доставали до пола, а его лицо было розовым. Аристократес что-то прошептал ему на ухо. Тиран поднял глаза от своих бумаг. – А, омнианская делегация. – сказал он и улыбка промелькнула по его лицу, как ящерка – по камню. – Садитесь, все вы. Он снова посмотрел вниз. – Я – Дьякон Ворбис Квизиции Цитадели. – холодно сказал Ворбис. Тиран взглянул вверх и одарил их еще одной ящерной улыбкой. – Да, я знаю. – сказал он. – Ради выживания вы мучаете людей. Сядь, Дьякон Ворбис. И твой пухлый юный друг, который, кажется, что-то высматривает. И остальные. Сейчас появятся девушки с виноградом и прочим. Так случается всегда. В сущности, этого трудно избежать. Напротив стула Тирана стоял ряд скамей Омнианцы сели. Ворбис продолжал стоять. Тиран кивнул: «Как вам будет угодно.»-сказал он. – Это нестерпимо! – рявкнул Ворбис. – С нами обращались… – Много лучше, чем вы бы обращались бы с нами. – мягко сказал Тирант. – Садитесь, или стойте, милорд, ибо это – Эфеба, и, конечно, вы можете стоять на голове, если пожелаете, но не ожидайте, что я поверю, что если бы я искал мира в вашей Цитадели, мне было бы позволено делать что-то, кроме как лежать ниц на том, что покинуло мой желудок. Сядьте, или продолжайте стоять, милорд, но тихо. Я почти кончил. – Что кончили? – сказал Ворбис. – Мирный договор. – сказал Тиран. – Но это то, что мы здесь будем обсуждать. – сказал Ворбис. – Нет, сказал Тиран. Ящерка мелькнула снова, это то, что вы здесь будете подписывать.
* * *Ом глубоко вдохнул и подтолкнул себя вперед. Это был довольно крутой ряд ступеней. Он почувствовал каждую, падая вниз, но в конце концов он очутился в самом низу. Он заблудился, но потеряться в Эфебе было предпочтительнее, чем заблудиться в Цитадели. По крайней мере, здесь не было явных подвалов. Библиотека, библиотека, библиотека… Брута говорил, что в Цитадели тоже была библиотека. Он описал ее, так что Ом представлял себе, на что это похоже. В ней будет книга.
* * *Обсуждение условий мира шло не слишком успешно. – Вы атаковали нас. – сказал Ворбис. – Я бы назвал это предварительной защитой. – сказал Тирант. – Мы видели, что случилось с Истензией, Витриком и Ашистаном. – Они узрели божественную истину!
– Да. – сказал Тирант. – Мы верим, что так оно и было, в конце концов. – И теперь онисчастливые члены Империи. – Да. – сказал Тирант. – Мы верим, что это так. Но нам нравится вспоминать их такими, какими они были. Перед тем, как вы послали им свои письма, заковавшие разум людей в кандалы. – Это направило их стопы на верный путь. – сказал Ворбис. – Письма-оковы. – сказал Тирант. – Письма-кандалы для Эфебы. Забудьте ваших Богов. Покоритесь, научитесь бояться. Не разбивайте кандалов – последний народ, которому суждено однажды утром проснуться и увидеть 50 тысяч вооруженных людей на своей лужайке. Ворбис откинулся назад. – Чего вы боитесь? – сказал он, – В своей пустыне, со своими… богами?. Уж не знаете ли вы в глубине ваших душ, что боги ваши столь же изменчивы, как песок?
– О, да, сказал Тирант. – мы знаем. Это всегда было очком в их пользу. Мы знаем толк в песке. А ваш Бог – скала. А мы разбираемся в скалах.
* * *Ом ковылял по мощеной булыжником аллее, стараясь держаться по возможности в тени. Оказалось, что внутренних дворов здесь множество. Он остановился на углу, где аллея выходила еще к одному. Тут были голоса. В основном, это был один голос, раздраженный и пронзительный. Это и был философ Дидактилос. Несмотря на то, что он являлся одним из самых популярных и цитируемых философов всех времен, Дидактилос из Эфебы никогда не пользовался уважением своих коллег. Им казалось, что по натуре он – не философ. Он мылся не достаточно часто, или, иначе говоря, вообще не мылся. И рассуждал он не о тех вещах. И интересовался «не теми» вещами. Опасными. Другие философы задавались вопросами вроде: «Прекрасна ли Истина и Истинно ли Прекрасное», или «Создал ли вселенную Наблюдатель?» А Дидактилос загадал знаменитую философскую загадку: «Да, Но В Чем В Действительности Вся Суть, Когда До Нее Уже Докапываешься, В Смысле, В Натуре»!
Его философия была смесью трех знаменитых школ – Циников, Стоиков и Эпикурейцев, и он обобщил все три в своей знаменитой фразе: «Ни одной сволочи ты не можешь доверять сильнее, чем можешь надавать ему по шеям, и ничего не можешь с этим поделать, так что пойдем выпить. Мне двойной, если ты платишь. Спасибо. И пакетик орешков. Ее левая грудь почти открыта, да? Тогда еще два пакета!» Многие цитировали из его знаменитых «Медитаций: «Это старый добрый мир, прекрасно. Но вам смешно, верно? Nil illegition carbonarum, вот что я скажу. Эксперты не знают всего. И где бы мы все были, если бы мы все были одинаковы?
Ом подполз поближе на голос, втащил себя за угол стены и заглянул в маленький дворик. У противоположной стены стояла очень большая бочка. Разнообразный мусор вокруг – разбитая винная амфора, разгрызенные кости, пара навесов, сделанный из грубых досок – предполагали, что это чей-то дом. И это впечатление усиливалось надписью, сделанной мелом на доске и приклеенной к стене над бочкой. Она гласила: Дидактилос и Племянник Практические философы Ни один проект не слишком грандиозен «Мы можем думать за Вас!» Специальные расценки после 6 ч. вечера Свежие аксиомы каждый день. Возле бочки низенький человечек в тоге, которая некогда была белой, подобно тому, как некогда все континенты были единым целым, пинал другого, который лежащего на земле. – Ты, ленивая скотина!
Тот, что помоложе, сел. – Чесслово, Дядя. – Стоило мне на полчаса отвернуться, как ты заснул на работе!
– На какой работе? У нас нет никакой работы с тех пор как на прошлой неделе м-р Пайлокси, фермер… – Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь? Пока ты храпишь, мимо могла пройти дюжина людей, нуждающихся в личной философии!
– …и тот заплатил оливами!
– Возможно, я получу за эти оливы хорошие деньги!
– Но они гнилые, Дядя. – Нонсенс! Ты сказал, что они были зеленые!
– Да, но они склонны чернеть. В тени, голова черепахи поворачивалась туда – сюда, как у зрителя теннисного матча. Молодой встал. – Миссис Билаксис приходила сегодня утром. – сказал он. – Она сказала, что поговорка, которую ты сделал ей на прошлой неделе, перестала работать. Дидактилос почесал затылок. – Которая? – сказал он. – Вы дали ей: «темнее всего перед рассветом» – Все верно. Чертовски хороший образчик. – Она сказала, что не чувствует никакого улучшения. В любом случае, она сказала, что всю ночь не ложилась спать из-за своей больной ноги, и перед рассветом было достаточно светло, так что это не правда. И ее нога по-прежнему не действует. Потому я частично компенсировал ей: «И все же, легче жить смеясь» Дидактилос немного просветлел. – Поменял на эту, да?
