Терри Пратчетт - Ноги из глины
— Сотни? — переспросил Ваймз. — А сейчас они встречаются секретно и плетут заговоры? Боже мой! Хорошо. Нам надо многих из них уничтожить.
— Почему?
— Тебе нравится, что у них есть секреты? Я имею в виду, боже мой, тролли и гномы... хорошо, даже нежить живет определенным образом, даже если это чертов ужасный образ можно назвать жизнью, — Ваймз натолкнулся на взгляд Ангуа, и продолжил. — Но эти штуковины? Они просто рабочие инструменты. Это все равно, как если бы группа лопат собралась для беседы!
— Э... сэр, там было еще кое-что, — медленно сказала Ангуа.
— В подвале?
— Да. Э... но это трудно объяснить. Это как... чувство.
Ваймз пожал плечами. Он знал, что нельзя насмехаться над тем, что чувствовала Ангуа. Например, она всегда знала, где Кэррот. Если она была в полицейском участке, можно было понять что он подходит, видя, что она повернулась к двери.
— Да?
— Похоже на... глубокое горе. Ужасное, ужасное сожаление. Э...
Ваймз кивнул, и потер переносицу. День был долгим и тяжелым, и кажется, ему не будет конца.
Ему очень, очень надо выпить. Весь мир сместился. Когда смотришь на него через дно стакана, то все опять приобретает фокус.
— Вы сегодня кушали, сэр? — спросила Ангуа.
— Чуть перекусил на завтрак, — промямлил Ваймз.
— Вы помните то слово, которое так любит употреблять сержант Кишка?
— Какое? «Галимо»?
— Да, именно. Вот так вы сейчас и выглядите. Если уж вы здесь давайте хоть выпьем кофе и пошлем кого-нибудь за булочками.
Ваймз колебался. Он всегда представлял, что «галимо» — это то, что делается у тебя во рту после трех дней беспробудного пьянства. Ужасно думать, что ты так выглядишь.
Ангуа взяла старую кофейную банку, в которой хранились деньги для чая.
К удивлению, она была очень легкой.
— Эй? Здесь должно быть двадцать пять долларов, — сказала она. — Нобби только вчера их собрал.
Она перевернула жестянку. Оттуда высыпалось немного мусора.
— Даже нет отчета о расходах? — спросил Кэррот без всякой надежды.
— Отчет о расходах? Мы же говорим о Нобби.
— А, ну конечно.
В «Штопаном барабане» было очень тихо. Час счастья прошел со всего с одной небольшой дракой. Теперь все смотрели час несчастья.
Перед Нобби стоял лес из пустых кружек.
— Я думаю, какая польза после всего что сделано и сказано? — спросил он.
— Ты можешь его загнать, — сказал Рон.
— Хорошо замечено, — добавил сержант Кишка. — Есть полно богатых ребят, которые дадут мешок бабок за титул. Я имею в виду ребят, у которых уже есть большие дома и все такое. Они все что угодно отдадут, чтобы быть такими же аристократами как ты, Нобби.
Девятая кружка застряла на пол-пути ко рту Нобби.
— Это может стоить тысячи долларов, — ободряюще сказал Рон.
— По самой меньшей мере, — сказал Кишка. — Они будут драться за это. Если правильно сыграешь, можешь выйти на пенсию, или что-то вроде того.
Кружка неподвижно висела в воздухе. Было заметно, что в его мозге самые различные выражения вели упорную борьбу за честь быть изображенным на лице Нобби.
— О, они, правда, будут? — наконец сказал он.
Сержант Кишка неуверенно отошел на шаг. В голосе у Нобби появилась нотка, которую он никогда от него не слышал.
— Тогда ты сможешь быть богатым и обыкновенным, прямо как ты сказал, — сказал Рон, который не замечал тонкие переходы настроений. — Богачи выстроятся в очередь за твоим титулом.
— Продать м'ё первородство за сраную бумажку, ты этого хочешь? — сказал Нобби.
— За целый сундук бумажек, — сказал сержант Кишка.
— За сраный сундук бумажек, — сказали за соседним столиком, желая поскорее уже начать заварушку.
— Ха! Ну, я скажу тебе, — покачиваясь сказал Нобби, — есть кое-что что нельзя продать. Ха-ха! Кто свогует мой приз, тот получит дерьмо, понял?
— Самый дерьмовый приз на свете, — сказал кто-то.
— А все равно, что за сраный сундук?
— Потому что... что хорошего даст мне куча дене..не.. денег, а?
Клиенты бара были озадачены. Это был вопрос типа: «Спиртное — это хорошо?» или «Тяжелая работа, кто хочет этим заняться?»
— ... а в чем проблема?
— Ну, эта... — неуверенно сказал самый храбрый, — ты можешь купить большой дом, полно жрачки и... выпивки и... женщин и все такое.
— И в эт'м — человеческое щастье??? — со стеклянными глазами спросил Нобби.
Его собутыльники уставились на него. Этот вопрос уводил в метафизический лабиринт.
— Хорошо, я скажу вам, — сказал Нобби. Он раскачивался с таким постоянством что все больше походил на метроном. — Все это — ничто, ничто! Я скажу вам, по сравнению с гордостью за своевою родододо... сословную.
— Рододосословную? — переспросил сержант Кишка.
— Ну, предки и все такое, — сказал Нобби. — Это знач'т, что у меня на много больше предков и всего такого, чем у всех вас вместе взятых.
Сержант Кишка подавился пивом.
— У всех есть предки, — холодно сказал бармен. — Иначе их не было бы здесь.
Нобби уставился на него стеклянными глазами, попытался сфокусироваться, но у него ничего не вышло.
— Правильно! — наконец сказал он. — Правильно! Только... только у меня их больше, вишь? В этих венах течет кровь кровавых королей, я прав?
— Пока еще течет, — выкрикнул кто-то.
Все засмеялись, но это было предупредительным звонком, к которому сержант Кишка научился прислушиваться.
Он напомнил ему о двух вещах: 1) ему осталось только шесть недель до пенсии и 2) ему уже давно надо пойти в туалет.
Нобби сунул руку в карман и вытащил свиток.
— Вишь это? — сказал он, с трудом раскручивая его на стойке бара. — Вишь это? У меня есть право гербовать себя. Видишь здесь? Здесь написано «граф», прально? Это — я. У тебя бы могла, у тебя бы могла, у тебя бы могла над дверью висеть моя голова.
— Могла бы, — сказал бармен, следя за толпой.
— Я имею в виду, ты можь п'менять название, назвать его граф Анка, а я буду п'стьянно приходить и пить, чоб ты скажешь? — сказал Нобби. — Все будут говорить, что здесь пьет граф, у тебя пойдет бизнес. А я н' н' н' н' не буду с тебя ничего за это брать. Чоскажь? Люди скажут, это первоклассный бар, это, лорд де Ноббес пьет здесь, в этом что-то есть...
Кто-то схватил Нобби за горло. Кишка не узнал драчуна. Он был простым страшным, плохо выбритым завсегдатаем этого бара, который в это время вечера обычно уже начинал открывать бутылки зубами, а если вечер действительно удавался, то открывать бутылки чужими зубами.
— То есть мы недостаточно хороши для тебя, ты это хочешь сказать? — заорал мужик.
Нобби махал свитком. Он открывал рот, чтобы что-то сказать, и сержант Кишка знал что:
— Руки прочь, ты, безродная мразь!!!
Каким-то диким всплеском разума и полным отсутствием здравого смысла, сержант Кишка сказал:
— Его превосходительство угощает всех!
По сравнению со «Штопаным барабаном», «Корзина» на Глем-стрит была оазисом холодного спокойствия. Полиция почти полностью захватила ее, как тихую крепость искусства выпивки. Здесь не подавали очень хорошего пива, здесь оно не водилось. Но обслуживали быстро и тихо, и подавали в долг. Это было место, где полицейские не занимались делом и не любили когда их беспокоили. Никто не может пить в такой тишине как полицейский, вернувшийся с восьмичасового дежурства на улице. Это место было такой же защитой для полицейских как их шлемы и нагрудники. Мир не доставлял столько боли.
А владелец, мистер Сырок, был хорошим слушателем. Он внимательно прислушивался к фразам типа «Двойной, пожалуйста» или «Следи, чтобы мой бокал не был пустым». Также он говорил правильные вещи, типа «В долг? Конечно, офицер». Полицейские оплачивали счета, или выслушивали лекцию от капитана Кэррота.
Ваймз угрюмо сидел со стаканом лимонада. Он хотел стопочку чего-нибудь покрепче, но знал, что не закажет ее. Одна стопочка закончится дюжиной стаканов. Но от знания этого легче не становилось.
Здесь собралась почти вся дневная смена, да еще парочка, у которых был выходной.
Хоть здесь и не было очень чисто, ему здесь нравилось. Жужжание разговоров других посетителей не давали ему вернуться к своим мыслям.
Одна из причин, по которой мистер Сырок позволил превратить свой бар в пятый полицейский участок, была защищенность. Полицейские были тихими клиентами. Они переходили из вертикального в горизонтальное положение с минимальным шумом, без завязывания больших драк и не ломая много мебели. И никто не пытался ограбить его. Полицейские действительно не любили когда им мешали пить.
Поэтому он удивился, когда дверь распахнулась, и в комнату ворвались трое с арбалетами наперевес.
— Всем оставаться на местах! Одно движение и мы стреляем!
Грабители остановились у стойки бара. К их удивлению, не было видно практически никого беспокойства.
— О, черт побери, кто-нибудь там, закройте дверь! — прорычал Ваймз.
