Валентин Леженда - Непобедимый эллин
— Кентавры? — задумчиво повторил Геракл смутно знакомое слово. — А кто это такие?
— Ну, Геракл, ты даешь! — с пафосом воскликнул Софоклюс, чуть не выронив историческую дощечку. — Кентавры — это самый мудрый греческий народ.
— А точнее?
— А точнее, это человекообразные конячки!
— Всё, вспомнил! — Сын Зевса радостно хлопнул себя ладонью по лбу. — Знаю я одного копытного мыслителя…
И, резко натянув поводья, великий герой съехал с наезженной дороги, направив дребезжащую колесницу в соседний лесок.
Сокрушенно покачав головой, Софоклюс вернулся к своему бессмертному опусу…
После охоты на быстроногую лань, продолжавшейся чуть больше года, — ловко накропал историк, — Геракл получил от Эврисфея новое поручение, а именно: сын Зевса должен был истребить эриманфскую свиноматку. Эта свиноматка жила на горе Эриманфе и ежедневно плодила прожорливых розовых поросят, которые целыми ордами опустошали сельскохозяйственные окрестности.
Особенно опасными были их предводители Них-Них, Наф-Наф и Нах-Нах. Них-Них был до безобразия жаден и коварен, Наф-Наф необычайно изворотлив и умен, ну а Нах-Нах славился своим невероятным бесстрашием и тем, что всех, кого встречал, тут же далеко посылал. Его даже волки стороной обходили, не желая связываться с этим феноменальным матерщинником.
Пришел Геракл к пресловутой горе и тут же напоролся на поросячью банду Нах-Наха, который, увидав великого героя, послал его в место хоть и не очень отдаленное, но весьма обидное. Понятно, сын Зевса не смог стерпеть такой обиды и ровно через час, разведя костер, уже вовсю закусывал жареной свининой, дегустируя отличное коринфское вино, всегда имеющееся у великого героя в объемистой походной фляге…
— Эх, — грустно вздохнул Софоклюс, — мои винные мысли непроизвольно забрели на страницы эпоса. О Зевс, это просто катастрофа…
— Сейчас-сейчас, — весело погонял лошадей Геракл, — мы всё сейчас исправим…
— В каком смысле? — насторожился историк.
— Нажремся до свинского состояния! — радостно пояснил герой.
— Но это противоречит великому эпосу!
— Хрен с ним, с эпосом, просто о пьянке не упоминай и точка.
Что и говорить, геродотово решение.
* * *К бревенчатому домику кентавра Фола подъехали ближе к полудню.
Геракл и сам не знал, откуда ему знаком четвероногий мыслитель и его скромный аккуратный домик. Софоклюс начал что-то буробить о второй божественной памяти, но сын Зевса на него зло цыкнул, и историк благоразумно заткнулся.
Фол встретил Геракла с некоторым недоумением, однако когда кентавр узнал, КТО перед ним, то искренне обрадовался и пригласил знаменитых гостей в свой дом.
— Вот, решил я, дружище Фол, между пятым и шестым подвигами навестить тебя в этих гостеприимных спокойных лесах, — сообщил сын Зевса, садясь за крепкий опрятный стол. — Дай, думаю, выпью чудесного вина с добрым старым знакомым.
— Ну, вообще-то… — смущенно промямлил кентавр, — мы раньше… м… м… м… не были знакомы.
— А это и не важно, — благодушно улыбнулся великий герой. — Главное, что еще один подвиг — и будет их ровно половина. Я правильно говорю, Софоклюс?
— Да-да, ровно половина! — подтвердил историк, сверяясь со своими записями.
— Чем не отличный повод выпить! — согласился щедрый Фол. — Друзья, я открою для вас кувшин со своим лучшим вином столетней выдержки.
— Ого! — восхищенно выдохнул сын Зевса.
— Для высокого гостя ничего не жалко.
— А вот это ты правильно, — похвалил Геракл. — Знай же, гостеприимный четвероногий друг, что имя твое будет на века занесено в героические скрижали, где… э… э… э… белым по желтому будет записано, что ты, именно ты, щедрый мудрый кентавр Фол, поднес величайшему, изнывающему от жажды герою Греции Гераклу Олимпийскому кувшин своего лучшего вина. Вот видишь этого невзрачного лысоватого мужичка…
Сын Зевса небрежно указал на залившегося краской Софоклюса.
— Ты не обращай внимания на несколько глуповатое выражение его лица, на эти маленькие, постоянно бегающие вороватые глазки и на эти руки, вечно дрожащие, как у алкоголика, да не простого алкоголика, а хроника, так сказать. Под блестящей плешью сего трусливого хлюпика скрывается мощнейший ум настоящего титана исторической мысли!
— Ну всё, с меня хватит! — гневно вскричал Софоклюс, выскакивая из домика кентавра и громко хлопая дверью.
Геракл удовлетворенно кивнул.
— Как и все великие люди, мой хронист немного вспыльчив. Ничего, это у него пройдет. Даже самый невзрачный эллин имеет неоспоримое право греться в лучах моей непостижимой славы!
— Кхе-кхе… — только и смог выдавить из себя несколько обескураженный витиеватыми речами героя Фол.
Он поставил на стол закуску (козий сыр, фрукты, сушеное мясо со специями) и, громко цокая копытами, спустился в маленький погребок своего бревенчатого домика, откуда появился уже с большим, плотно закупоренным кувшином вина.
Геракл при виде кувшина хлопнул в ладоши и плотоядно облизнулся, предвкушая славную героическую пьянку.
Фол бережно откупорил драгоценный сосуд, стараясь не пролить ни капли великолепного напитка.
— О… — Сын Зевса втянул ноздрями сладостный аромат. — Какой букет… дружище, пожалуй, твоему щедрому жесту в моем эпосе будет уделена целая глава!
Дверь жилища кентавра скрипнула, и в домик заглянул всклокоченный Софоклюс.
— Ага! — довольно произнес он, сладострастно поводя античным носом. — Уже открыли!
— Открыли! — подтвердил Фол. — Давай, борзописец, присоединяйся!
Историк злобно посмотрел на вдыхающего винные пары Геракла, немного для вида поколебался и решительно сел за стол.
— Устроим славный маленький пир на троих! — с улыбкой объявил кентавр, выставляя перед греками изящные золотые кубки.
Себе же скромный Фол взял небольшую глиняную пиалу.
Разлили вино.
Высоко подняли кубки над головами.
— Ну, вздрогнули, — гаркнул сын Зевса, и первая порция напитка была беспощадно поглощена.
— М-да… — крякнул Софоклюс.
— Да-а-а-а… — протянул Геракл, вытирая губы.
— Ну что я вам говорил? — усмехнулся кентавр. — Не стесняйтесь, закусывайте!
— Так… — Сын Зевса в раздумье оглядел нехитрые яства, выбрал красное сочное яблоко и с хрустом оное надкусил. — Ну, что нового в Греции творится? Я-то за своими подвигами совсем отстал от общественной жизни.
— Тебя интересуют сплетни? — уточнил Фол, разливая по второй.
— Ну конечно же! — подтвердил великий герой. — Не исторические же хроники, в конце концов…
Софоклюс презрительно фыркнул.
— Аргонавты вот из похода недавно вернулись, — сообщил кентавр, жуя сушеное мясо, — золотое руно, говорят, пропили…
— Слышал…
— А о том, что Ясон жестокую тиранию в Иолке установил, тоже слышал?
— Нет… интересно-интересно!
— Такие дела. — Фол грустно вздохнул. — Совсем озверел после похода юноша. Отца родного из города изгнал, жреца какого-то старого повесил за гадостные предсказания.
— Да, — кивнул Геракл, — хороший парень был этот Ясон, я его как сейчас помню. Жадноват, труслив, злопамятен, завистлив, но в общем отличный воин и врожденный руководитель.
— Новый тиран в Греции? — спохватился философски созерцавший содержимое своего кубка Софоклюс. — Это нужно непременно записать…
— Ты пиши-пиши, да смотри не переусердствуй, — предупредил сын Зевса, — а то, глядишь, на мои подвиги дощечек не хватит. Кстати, а что ты там накропал про последний? Покажи мне текст, если тебе, конечно, не трудно.
— Обойдешься! — огрызнулся историк, нехорошо сверкая маленькими глазками.
— Эх, слишком многое я тебе прощаю, — вздохнул великий герой. — Кто другой на твоем месте уже давно бы в царстве Аида сидел, грустно глядя в черные воды Стикса.
— Ага, ищи потом второго такого идиота, кто бы твои подвиги на дощечки заносил, — съехидничал Софоклюс. — Не забывай, у меня-то подход исключительно творческий!
— Да я не забываю, — качнул головой Геракл. — Ну что, по второй?
Кентавр кивнул.
Выпили по второй.
— Еще говорят, — снова заговорил Фол, — один греческий царь голяком по лесам бегал, простой люд наготой своей пугал.
— Это, интересно, за каким таким сатиром? — удивился сын Зевса, прислушиваясь к приятному теплу, разливающемуся по его могучему телу.
В ответ кентавр пожал покрытыми рыжей шерстью плечами.
— Во всеуслышанье кричал, что он-де Аполлон.
— Ну и чем всё закончилось?
— Пальнули по нему с Олимпа молнией, — ответил кентавр, — и всех делов. Хотя заодно с царем и несколько греческих поселений сожгли, но это для олимпийцев так, пустяки.
— Совсем иной масштаб восприятия! — Геракл поднял вверх указательный палец. — Вот, скажем, я, самый могучий из ныне живущих смертных, разве это не масштабно?
