Леонид Каганов - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову (сборник)
Умрун, размахивая руками, поднимается все выше и выше. За его спиной появляется второй. Пора! Пора, иначе эти твари могут начать бросать камни. Сила у них чудовищная, в этом я уже убедился. Мне вполне хватит половинки кирпича в висок.
Стискиваю зубы – и жму на спусковой крючок РПК. Коридор заполняет упругий грохот, сизые струи порохового дыма бьют в стены. Звон гильз слышится мне волшебной музыкой, но еще милее цокот пуль о метлахскую плитку лестничной площадки.
Умруны оказываются весьма проворны. Едва я начинаю стрелять, как они падают на ступени и отползают. Надо же, а на первый взгляд эти гады кажутся неповоротливыми, точно водолазы в полном снаряжении, вынужденные передвигаться по суше.
Эх, жалко, нет гранат! Сейчас самое время закинуть в лестничный пролет пару «фенек». Ф-1 – страшное порождение человеческого военного гения. В закрытом пространстве осколки этой гранаты посекут все и вся. Но гранат нет. Зато есть три бутылки с бензином. Во время войны их называли «коктейль Молотова». Бензин я нацедил из канистры, обнаруженной в оружейке. Что ж, посмотрим, как умруны относятся к такой вот огненной выпивке.
Достаю из нагрудного кармана рубашки спичечный коробок и замечаю, что пальцы дрожат, словно с перепоя. Ничего, это вполне объяснимо. Это все те же нервы. С ними можно справиться. О них нужно просто забыть. Скоро, уже совсем скоро мне станет не до отвлеченных умствований.
Пододвигаю к себе резко пахнущую бутылку, закупоренную тканевым шишом, чиркаю спичкой о коробок – и слышу резкий голос капитана Пархоменко:
– Сержант! Красников! Ты охренел там, что ли?! Мать твою, в кого стреляешь?!
Губы мои, помимо воли, растягивает глуповатая улыбка. Спасибо, господи! Слава тебе, КПСС! Пронесло! Шаги на лестнице, голоса – это были не умруны. Это капитан Пархоменко возвратился с подмогой.
Я отпихиваю бутылку с бензином, вскакиваю на ноги, выронив спички, и ору сквозь слезы и истерический хохот:
– А хрена ж вы молчите, ур-роды?! Греб вас всех перегреб! Долбозвоны, мать вашу!
– Успокойся, сержант, – примирительно басит Пархоменко, появляясь в коридоре. – Я ж не знал, как ты тут. Может, эти… в общем, тебя уже обглодали. Высунулся посмотреть – и на тебе гостинец. Прямо в хлебало, ха-ха!
– Ха-ха-ха!! – я сгибаюсь от смеха пополам. А чего, смешно же, в самом деле смешно – человек высунулся посмотреть, а ему в лицо очередь из РПК. Ха-ха-ха!
Пархоменко резко бьет меня ладонью по щеке. Рука у капитана тяжелая – я лечу к стене, сползаю по ней на пол. Голова в огне. Мысли перестают путаться.
– Все? – спрашивает Пархоменко.
– Все, – киваю я, а самого бьет крупная дрожь, как будто я заболел.
– На, выпей, – он сует мне початую бутылку коньяка. Не глядя на этикетку, присасываюсь к горлышку. Коньяк хороший, мягкий. Наверняка капитан прихватил его в каком-нибудь магазине.
К нам подходят еще трое. Один в военной форме. Представляется городским военкомом. Двое других – крепкие мужики с испуганными лицами, одетые в спортивные костюмы – демонстрируют красные бабочки удостоверений. Ага, это местные «глубинники», сотрудники Средневолжского отделения КГБ.
Не глядя ставлю бутылку рядом с собой и спрашиваю:
– Это все?
– Все, – кивает Пархоменко. Он опускается на корточки, подхватывает коньяк и делает длинный глоток.
– А остальные?
– Больше никого не осталось, сержант, – говорит военком. Его фамилия Ахметов. По случаю праздника он в парадной офицерской форме, майорские звезды тускло светятся на погонах.
«Больше никого не осталось…» А люди? Тысячи жителей города, вышедших на демонстрацию? А милиция, пожарники, гаишники, учителя, врачи, городские службы? Начальство, в конце концов? Директора предприятий? Шишки из горкома, райисполкома – где они все?
Словно подслушав мои мысли, Пархоменко говорит, утерев мокрый рот ладонью:
– Они окружили площадь с трех сторон. Никто не ушел. Вообще никто.
Вообще никто… Но как же так?! Дрожь проходит. Коньяк окончательно приводит меня в чувство. Я поднимаю глаза на Пархоменко и тихо спрашиваю:
– Кто же они такие? Что вообще… что происходит, товарищ капитан?
– Это еще предстоит выяснить, – бесцветным голосом произносит один из «глубинников». – Пока ясно только, что город подвергся нападению не установленных лиц. Связи нет. Никакой. Они первым делом повалили телеграфные столбы и вывели из строя подстанцию.
– А военная связь?
– Она в порядке, но, чтобы задействовать ее, нам нужно запустить военкоматовский дизель-генератор.
– Беда в том, – подхватывает Ахметов, – что здание военкомата захвачено этими… некробами.
– Кем?
– Некробами, – вступает в разговор второй «глубинник». – Некробиологическими существами.
– Некро… Что это значит? И вы… Раз есть название… Вы с ними уже того… встречались?
– Слишком много вопросов, сержант! – обрывает меня «глубинник». – Наша задача – запустить генератор. Он находится в подвале под военкоматом. Сейчас некробы расползаются с центральной площади по городу. Жизни всех людей, не пошедших на демонстрацию, под угрозой. Чем скорее мы сообщим о ситуации, тем больше шансов, что они уцелеют.
– Это подполковник КГБ Боровиков, – поясняет мне Пархоменко. – Формально он – старший.
– Не формально, а официально, капитан, – с неприязнью говорит Боровиков. – С этого момента я беру на себя командование группой и руководство операцией. Старший лейтенант Галиуллин будет моим заместителем, – он кивает на второго «глубинника».
– Товарищ подполковник, по званию я… – начинает военком, но Боровиков прерывает его:
– Отставить, майор! Времени у нас мало. Сержант! Встать! Выдать оружие.
В голосе «глубинника» отчетливо звучит металл. Поднимаюсь, вытаскиваю из кармана ключи и бреду к двери в оружейку…
5
Мы идем через город. Город вымер. Вымер в буквальном смысле этого слова. Над крышами двухэтажек в небо поднимется густой столб дыма. До нас доносится отчаянный женский крик, звон разбитого стекла. Пархоменко дергается, но подполковник хватает его за плечо:
– Успокойся. Единственное, чем ты сейчас можешь помочь людям, – это как можно скорее запустить генератор.
Продолжаем движение. Шелестят деревья, звуки наших шагов отражаются от стен домов. На перекрестке поперек проезжей части стоит Газ-53 с желтой цистерной, украшенной надписью «Молоко». Боровиков приказывает мне осмотреть машину. Перехватываю пулемет на изготовку и бегу к «газону». Лобовое стекло выбито. В кабине пусто. На дверце – брызги крови, как будто рядом зарезали свинью. Я ставлю ногу на подножку, заглядываю внутрь.
– Товарищ подполковник, ключ в замке зажигания.
– К машине! – командует Боровиков, и вся группа, лязгая оружием, бежит к молоковозу.
Оружия мы взяли от души. У каждого – пистолет, автомат АКСУ-74, или в просторечии «сучок», вдоволь патронов. Плюс мой пулемет. В сущности, наших сил достаточно, чтобы подавить сопротивление какой-нибудь банды. Но наш противник – не бандиты, а умруны. Некробы. У меня ум за разум заходит, когда пытаюсь понять, что они такое.
Пархоменко садится за руль. Боровиков рядом. Военком и старлей Галиуллин втискиваются в кабину. Дверца захлопывается. Мне остается только вскарабкаться на бочку и пристроить пулемет на люке.
«Газон» трогается с места, разворачивается. Нам предстоит проехать через самый центр города. Что нас там ждет – можно только гадать.
Первого некроба встречаем за два квартала до площади. По центру дороги, аккуратно обходя брошенные машины, вышагивает мужчина в светлом костюме и при галстуке. На первый взгляд он выглядит как нормальный, обыкновенный человек; у него открытое, располагающее лицо, за пуговицу привязан красный воздушный шарик – наверняка подарок сыну или дочке. Но землистая кожа, остановившийся взгляд и неестественная, ходульная походка заставляют меня снять РПК с предохранителя.
Машина останавливается. Пархоменко опускает стекло и командует из кабины:
– Сержант! Огонь!
Я прицеливаюсь – и медлю. Мужчина приближается. Его коричневые начищенные туфли громко шаркают, полы расстегнутого пиджака болтаются. Такой походкой ходят парализованные и пьяные. Парализованные, пьяные – люди!
– Стреляй! – рычит Пархоменко. – Ты что, уснул, греб твою мать?!
– Греби свою, дешевле встанет, – цежу я сквозь зубы – и не стреляю.
Не могу.
Я впервые вижу некроба так близко. Те, в квартире Терентихи – не в счет. Там все было очень быстро и очень страшно. Сейчас никакого страха у меня нет. Есть чувство досады, горечь какая-то. Обида.
Вот передо мной человек. У него есть работа, семья, любимая и любящая жена, дети. По выходным он ходил с ними в парк культуры и отдыха, покупал мороженое, потом пил пиво с друзьями. На рыбалку ездил, газеты читал вечером, футбол смотрел, «Пахтакор» – «Спартак».
А теперь он – бывший человек. Бычел. Некроб. Умрун. И я должен его убить. Убить уже мертвого? Или еще живого?
