Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Модель событий
Остановился Виталик только в приёмной — посмотрел по сторонам, увидел милую, добрую Наташу, уже через секунду протягивавшую ему чашку горячего ароматного кофе, аптечку первой помощи и шкатулку с рукоделием (одежду Техника надо было слегка подреставрировать), и плюхнулся на диван.
— Только что я спас жизнь вот этого лохматого бездельника, и он теперь мой должник, — потирая руки, заявил Цианид и плотно прикрыл за собой дверь в коридор.
— Неужели они не шутили, когда говорили, что хотят вырезать ему сердце? — в ужасе воскликнула Наташа.
— Шутили, — мрачно ответил Виталик. — На самом деле они просто решили меня удавить, хотя я объяснял им, что они сами должны следить за такими вещами, это их рабочий инструмент, они ещё пусть меня ножи свои точить приставят в таком случае! Ладно, вечный кредитор, запиши на мой счёт и этот долг тоже. Тебе же не привыкать.
— Ты, я надеюсь, не забыл об условии своего счастливого освобождения? — мрачно поинтересовался Цианид, уже давно поставивший крест на деньгах, в разное время одолженных этому мерзавцу.
— Не забыл. Надо пригласить на романтический ужин дочку Бабы-яги и постараться самому не стать её романтическим ужином. Рассказывай, как выглядит повелительница моих ночных кошмаров?
— Довольно высокая, с тебя, наверное, ростом. Волосы светлые. Брови тёмные. И глаза... — Константин Петрович поёжился, вспоминая взгляд этих ледяных глаз.
— А, я понял, о ком ты. Можешь не рассказывать дальше, я видел, как Кастор её изображает, — быстро сориентировался Виталик. — Значит, обаяние врубаю на максимум!
Он уже был готов покинуть пыльные объятия старого дивана и даже почти рывком встал на ноги и сделал несколько решительных шагов в сторону вешалок с одеждой, но тут в приёмную очень некстати заглянули Денис и Шурик.
— О, вот и ты, как раз вовремя, — непонятно кому обрадовался Виталик, снова откинулся на спинку дивана и, привычно ударив пальцем о палец, установил защиту.
Константин Петрович взглянул на него с нескрываемым превосходством: кто бы мог подумать, что этот разгильдяй учил ставить защиту его, самого Цианида, признанного мастера своего дела?! Бедняга до сих пор не научился даже обходиться без этой детсадовской распальцовки, не говоря уже о том, чтобы освоить более сложные приёмы.
— Здравствуй, Виталик, мы сегодня, кажется, ещё не виделись, — проговорил Денис.
— О, и ты здесь. Ну, привет. А у меня вот к нему дело .
— Ко мне? — удивился Шурик и замер с кружкой наперевес.
— Да, да, к тебе, — кивнул Виталик. — Ты вчера у меня на столе оставил и датчик, и распечатку информации по Вундеркинду. Это тонкий и элегантный намёк на то, что я должен взяться за дело сам? Все отказались, а Виталик у нас безотказный, конечно! У меня ведь всё не как у людей — сорок восемь часов в сутках, и спать мне совсем не надо, это понятно!
— Ты знаешь, а я без всякой ориентировки нашёл этого Вундеркинда, — смущённо признался Шурик
— Вот и продолжай работать, — вмешался Константин Петрович. — А ты, Виталик, не рассиживайся — Вероника ждёт. Координаты я тебе выдал, так что путь свободен.
— Вероника? — переспросил Денис. — Та самая, от которой зависят судьбы всей планеты?
— Да не судьбы, а так, погода, то-сё, — успокоил его Виталик. — Поглядим, что тут можно сделать.
— Я бы не стал доверять такое ответственное дело Виталику, — тихо, но твёрдо сказал Денис.
— Опа! — Техник моментально повернулся в его сторону. — Я — слабое звено? Расскажи скорее, чем тебе я не хорош?
— Ты безответственный, — припечатал Денис.
— Эй, ты чего? — дёрнул его за рукав Шурик, но Денис только отмахнулся.
— Слушай, а может быть, ты сам хочешь попробовать охму... поработать с этим делом? Так я тебе с удовольствием уступлю, — предложил Техник.
— Нет, я не справлюсь, — помотал головой Денис.
— А как у тебя, кстати, с девушками? Ты начал уже с ними встречаться? — полюбопытствовал Виталик.
— Это к делу не относится.
— Ещё как относится. В твоём возрасте я уже...
— В моём возрасте — каком? В том, который указан в паспорте? Или в том, который знает только Даниил Юрьевич? Ты оперируешь недостоверной информацией, это отметает все возможности для дальнейшей дискуссии. А жить в одной квартире с девушкой я не готов. Ещё свежи воспоминания о тех временах, когда я просыпался с мыслью о том, какой сюрприз мне сегодня готовит сестрица Алиса и как я из этого выпутаюсь.
— Да зачем же сразу жить вместе? Для начала надо потренироваться... А потом, может быть, войдёшь во вкус и не захочешь останавливать выбор на одной какой-нибудь кандидатуре, — решил поделиться опытом Виталик.
— Это неуважение к женщине. Это безответственно. И низко. Я же сказал, что ему нельзя доверять, — отрезал Денис.
— Если кому-то из нас и стоит относиться к Виталику с недоверием, так это мне, девушке, — вступила в разговор Наташа, о которой все как-то даже и позабыли, — но я, как видите, не шарахаюсь от него, не жду каждую минуту подвоха. А во всём, что касается работы, он вообще-то никого ещё ни разу не подводил.
— Если не считать сегодняшнего инцидента с гражданками Гусевыми, — кивнул Константин Петрович. — Кстати, Наташа, помнишь, я велел не оплачивать один грабительский счет? Придётся оплатить. Бухгалтерию нам действительно отрубили, и даже Виталик не смог ничего исправить. Марина с Галиной его за это чуть не порешили даже.
— Исправить? — вскочил с дивана Виталик. — Платить надо было вовремя, а не швырять меня в логово к тиграм! Когда-нибудь из-за твоей жадности нас всех здесь порубят в мелкую капусту!
— Кто не рискует быть порубленным в мелкую капусту — никогда не стрижет крупную, — философски заметил Константин Петрович. — Ступай уже, гладиатор. И вы трое тоже не отлынивайте от работы!
Эрикссон отпустил своего безответного раба на волю с одним условием: тот не будет предпринимать попыток к бегству, поселится у старого друга Джорджа, приведёт себя в порядок, чтобы не привлекать внимания, и будет дожидаться указаний учителя, смиренно сидя в кафе. Желательно при этом ничего постороннего не делать: книг не читать, кофе не пить, пасьянсы не раскладывать, — потому что в любое мгновение он должен быть готов вскочить и побежать в неизвестном направлении.
Выслушивая эти наставления, Дмитрий Олегович только мысленно посмеивался: ага, как же, сяду и буду сидеть! Однако, к своему немалому удивлению, он, словно робот, выполнял все указания учителя: освободил Джорджа от необходимости держать в гардеробе несколько безликих предметов одежды, неизвестно как туда затесавшихся, спустился вниз, занял одноместный столик и замер.
Пожалуй, это было одно из самых тягостных испытаний. Даже сидя взаперти, он никогда не оставался без дела: Эрикссон всегда ставил перед учеником чуть больше задач, чем тот в состоянии был выполнить. Теперь же, прозябая в полушаге от свободы, он только и мог глядеть на часы, тоже позаимствованные у Джорджа (стрелки как будто совсем замерли и не желали двигаться), менять позу, откидываться на спинку стула, закидывать ногу на ногу или ставить локти на стол. Джордж, к счастью, не приставал с расспросами и занимался своими делами где-то в другом зале: был самый разгар рабочего дня, люди заходили в кафе пообедать и поболтать.
Дмитрий Олегович окончательно решил, что просидит в «Фее-кофее» весь день, до самого закрытия, но тут как раз учитель соизволил явиться в этот мир во всём своём великолепии. Таким он был в день их первой встречи, когда судьба подающего надежды молодого психолога решила, что судьбой подающего надежды молодого шемобора ей быть куда интереснее.
— Какой послушный мальчик! — одобрительно усмехнулся Ингвар Эрикссон. — Всегда бы таким был, так бегал бы сейчас на свободе. Вижу, ты времени зря не терял.
— Как раз терял, — буркнул ученик. — Только и делал, что терял время, драгоценное время, свободное, вольное.
— Вот размечтался-то! Свободное время — у свободных людей, а твоя рабская доля такова: сидеть тут и делать, что я говорю. И скажи спасибо, что не требую называть меня господином.
— Спасибо, господин.
— Ай, какой молодец, как быстро учится! Надо бы продлить тебе обучение ещё годков на пятьдесят, уж больно мы хорошо сработались. Я вот, кстати, пока ты тут время зря терял, вызнал кое-что интересное про двух хорошо знакомых тебе мунговских Бойцов.
Дмитрий Олегович почувствовал, что его слегка мутит: нет, не от страха, разумеется, а от какой-то свинцовой тоски. Как всё просто, как глупо и просто, — и стоило ли мариновать его несколько месяцев в плену, рассказывать о том, как здорово он может искупить свою вину, если будет работать на совесть, когда всё шло к тому, чтобы притупить его нюх, отвлечь и раскоординировать, а затем отдать на растерзание кошмарным старухам, вооружённым ножами, стилетами, скальпелями, топорами и свёрлами?
