Мадемуазель травница (СИ) - Алексина Наталья

— Простите, мадемуазель Морель, — не очень искренне говорил паренек, пока я открывала лавку. — Я уезжаю на два дня с мамой к бабушке, и мне нужно сегодня получить деньги за работу. Тут совсем короткий список, причем заметьте, от нового целителя. Это я порекомендовал вас.

— Ты свои пирожки и мелочь за это уже получил.

С утра всегда было жуткое настроение. В таком состоянии на меня не действовали ни честные карие глаза, ни толстые намеки «бедного» ребенка, желавшего подзаработать.

— Так я же ничего. Вот в списке, смотрите, все можно собрать сразу. Никаких составов. Вы соберете, а я быстренько отнесу. — Он показал бумажку и, как в прошлый раз, бегом начал зачитывать.

Я сложила руки на груди.

И шага не сделаю к своим полочкам, пусть еще поговорит.

С утра Жак уже минут двадцать ждал, пока я встану, потом еще двадцать пока причешусь, десять пока вытряхну камешек из башмака. Но этого мало!

Он то и дело что-то болтал под дверью. Теперь настала моя очередь быть искренней злодейкой.

— Знаешь, а подорожника у меня нет. — Что было правдой, но сказать ее оказалось очень приятно. — Приходи, когда вернешься, я как раз его соберу, высушу…

— Ну мадемуазель Морель, ну, пожалуйста, — заканючил парень. — Ну хоть остальное соберите. Вы меня простите, что рано пришел, но очень надо. Высушенный подорожник, так, для веса приписан. Этот целитель все болезни лечит рвотным, а присыпки на раны ему не нужны.

Парень вдруг схватил меня за руку и по-щенячьи посмотрел в глаза. Хотя нет, такого грустного и пронзительного взгляда я не видела даже у щенков.

— Жак, ты наглеешь.

— Мадемуазель Морель, давайте я вам помогу собрать. И еще за мной останется одна услуга, а еще…, — он, не выпуская моей руки, полез в карман и что-то вынул. — Вот. Это вам.

Уши Жака порозовели, а в руке у меня оказался браслет из бусин цвета темного дерева. Не то чтобы я не получала подарков. Но вот так в четыре-пять утра…от мальчишки. Впервые. Я совсем не знала, как реагировать. А он ждал.

— Ладно, читай список. — Я еще раз взглянула на браслет и положила его на стол.

Парень читал очень быстро. Торопился и проглатывал окончания. Но не понять чабрец, зверобой и полынь было сложно.

Все уместилось в одном мешочке, который я плотно завязала. Жак почти вырвал его из рук, а потом вдруг замер. Сначала я не поняла, из-за чего у парня такое несчастное лицо и окаменевшая фигура, но он сам ответил на мой вопрос:

— Не будете надевать?

Жак боялся поднять глаза и прятал покрасневшие щеки, но ответа упрямо ждал.

И бывают же такие мальчики.

Я взяла браслет нацепила на руку и чуть крутанула. Бусины влажно блеснули и красиво заиграли на свету.

Хороший подарок. Эх, жалко не от друида. Хотя, чего это я вдруг.

Красный как рак и довольный Жак убежал, а я еще какое-то время смотрела на браслет.

Такой простой и милый сюрприз от которого и грустно, и хорошо одновременно. Сказать по правде, до этого дня мужчины дарили мне что-то лишь дважды. Первый раз, когда мне было десять, и трем воспитанницам мадам Тома меценат купил по кожаной сумке. И второй раз, когда исполнилось шестнадцать. Я получила огромную праздничную булку с изюмом от сына пекаря. Тот конопатый мальчишка был единственным другом, парнем и первым человек, с которым я до одури целовалась. Но потом он уехал. Не помню, чтобы я сильно грустила, но вдруг поняла, что мальчишкам нравятся другие девчонки.

У меня была та же проблема, что у Жака Робена — я знала руническую вязь. Такие задаваки, — а я, конечно, была задавакой, потому что опять-таки знала не хухры-мухры, а руническую вязь! — но такие задаваки мальчикам неинтересны. Разве рядом с такой получится быть рыцарем? Особенно если у нее еще крепкие руки.

Я снова покрутила браслет и улыбнулась. Чего печалиться, подарок все же.

За окном разгоралось солнце и впереди ждал еще один жаркий день. Последнее время в обед невозможно было ходить по улице. Пекло нещадно. А вот ранним утром прогулка до леса казалась невозможно приятной. Правда, в пять часов я еще туда не ходила. Мой обычный день начинался с шести — семи. Завтракала, тем что оставила или принесла мадам Бернар, и шла за травами.

В кутерьме последних дней выбраться в лес не удавалось. И у меня быстро закончились самые продаваемые травы. Ромашка, мелисса, шалфей и розмарин. Если не думать о зиме, не так страшно. Пошел да собрал, никаких проблем. Но лето закончится. Неизвестно буду ли я все еще здесь в Ансули… про себя я решила бежать, если капитан стражи обвинит меня в убийствах или бальзамировании, жизни здесь все равно не будет. Но… Давно следовало бы собрать трав с запасом и оставить до холодов, в конце концов, их я всегда смогу взять с собой. Нужно это было сделать еще в первую неделю, а я тянула. Мадам Тома за такое бы не похвалила.

С большой корзиной я вышла из дома через заднюю дверь. И уже предвкушала ласковые солнечные лучи и приятный ветерок. Уют утреннего леса — это что-то невозможное. Но стоило поравняться с деревьями, стало ясно, сегодня никакого уюта.

Подул вдруг холодный и нервный ветер. После десятка шагов в такт порывам заскрипели деревья. Но я шла. Чем громче слышался скрип, тем быстрее я переставляла ноги. Стали попадаться корни, выскочившие будто из ниоткуда.

«Друид гневается?» — подумалось мне.

Хотя это вряд ли. Во-первых, не за что на меня гневаться. Я даже не к путейке сейчас иду. А, во-вторых, не мог он. Наставница говорила, что их сила незаметна и неосязаема (другие считали, что ее просто нет).

Я посмотрела на небо.

Ни облачка.

Но этот ветер мог принести дождь. Я ускорила шаг. Дерево за дерево, быстрее и быстрее. Даже дыхание сбилось. И чуть медленнее я добрела до меловых скал. Вроде бы и не собиралась забираться так далеко, но вот как-то пришла.

Я стояла, а дыхание все не восстанавливалось. Стало жечь в груди, появился кашель.

Ветер налетал с разбега и теперь тревожно кружил.

— Что за… — прохрипела я, хватаясь за горло. Оно будто распухло! И вдыхала я через раз.

Меня повело. Да что это?

И схватиться не за что!

Качнулась к обрыву и, в попытке вдохнуть еще сильнее наклонилась.

Вниз полетела каменная крошка, а вслед за ней повалилась и я. Больно проехала по острым камням и подкатилась к кромке обрыва. Секунда и ноги повисли над пропастью. Я вцепилась в какой-то нелепый корень куста, и он захрустел. В руку впились шипы. По хрупкой древесине шли трещины. И в моих пальцах корень сминался, как бумага.

В глазах темнело, воздух не желал проходить через нос и горло. Меня будто душили и в то же время зажимали рот.

Как так? Почему?

Я рванула из последних сил и подтянулась к корню. Вцепилась в него другой рукой, кое-как ногами уперлась в крошащийся мел. Еще немного и я бы выбралась, но меня уже поджидала темнота.

Сознание ушло не сразу, оно мелькало искрами. Я чувствовала, как съезжает окровавленная рука с корня, потом ощутила сильный порыв ветра и поняла, что меня приподняло и бросило.

Вот тогда из легких вышел последний воздух. И травницы Ан-Мари Морель просто не стало…

Я увидела огромную крону Великого древа. И была песчинкой рядом с ней. Теплая зелень притягивала к себе. Тихо что-то шептала, словно баюкала. Я отлетела, покружила и услышала снизу уже другой шепот. Дерзкий, веселый и манящий. «Она наша, наша!» — смеялись бесы. «Проклята, проклята» — вторили листья. И вдруг меня нестерпимо повлекло вниз, в темноту, к тем смешливым, но страшным голосам…

Неизвестно как и откуда, но прибавился еще один голос… Где-то за гранью кто-то со вкусом матерился.

Я постаралась открыть глаза. Раз, другой, на третий увидела небо над собой, солнце.

Меня кто-то бил по щекам.

Потом затрещала моя одежда. Платье в сторону, нижняя рубаха пополам, башмаки улетели в кусты. А я только моргаю и дышу еле-еле.

Хлоп! Воздух взорвал легкие. Вдохнула, закашлялась и перевернулась на живот, отплевывая какую-то слизь.