Генри Каттнер - Пять рассказов о Гэллегере
— Слушаю…
— Что это такое?
— Машина, — ответил робот, — но ей далеко до моей красоты.
— Надеюсь, она полезнее тебя. Что она, по-твоему, делает?
— Глотает землю.
— Ага. И потому на дворе дырка.
— Двора-то нет, — напомнил ему робот.
— Есть.
— Двор, — заявил робот, не совсем точно цитируя Томаса Вулфа, — это не только двор, но также и отрицание двора. Это встреча в пространстве двора и в пространстве его отсутствия. Двор — это конечное количество грязной земли, это факт, детерминированный отрицанием себя.
— Ты сам-то понял, что намолол? — спросил Гэллегер, желая и сам это узнать.
— Да.
— Отлично. Ну, хватит болтать о грязи. Я хочу знать, зачем я сделал эту машину.
— Вопрос не по адресу. Ты меня выключил на много дней и даже недель.
— Да, помню. Ты торчал перед зеркалом и не давал мне побриться.
— Это был вопрос артистической интегральности. Плоскости моего функционального лица гораздо конкретнее и экспрессивнее твоих.
— Слушай, Нарцисс, — сказал Гэллегер, стараясь держать себя в руках, — я пытаюсь узнать хоть что-нибудь. Могут понять это плоскости твоего хренова функционального мозга?
— Разумеется, — холодно ответил Нарцисс. — Я ничем не могу тебе помочь. Ты включил меня только сегодня утром, перед тем, как заснуть пьяным сном. Машина была уже закончена, но не включена. Я прибрал дом и принес тебе пиво, когда ты проснулся, как всегда, с похмелья.
— Ну так заткнись и принеси мне еще.
— А что с полицейским?
— О-о, совсем забыл. Гмм… Пожалуй, лучше поговорить с этим типом.
Нарцисс тихо вышел, а Гэллегер подошел к окну и еще раз взглянул на невероятную дыру. Почему? Откуда? Он попытался вспомнить, разумеется, без толку. Его подсознание, конечно, знало ответ, но надежно хранило его. Ясно было, что он не сделал бы эту машину без важной причины. Впрочем, так ли? Его подсознание обладало собственной логикой, причем довольно своеобразной и запутанной. Нарцисс, например, был всего лишь консервным ножом.
Робот вернулся. Следом за ним в комнату вошел мускулистый молодой человек в хорошо скроенном мундире.
— Мистер Гэллегер? — спросил он.
— Да.
— Мистер Гэллоуэй Гэллегер?
— И снова я вынужден ответить утвердительно. Чем могу служить?
— Вы можете принять эту повестку в суд, — ответил фараон и вручил Гэллегеру сложенный вдвое листок бумаги.
Запутанная юридическая фразеология мало что сообщила Гэллегеру.
— А кто такой этот Делл Хоппер? — спросил он. — Я никогда о нем не слышал.
— Это уже не мое дело, — буркнул полицейский. — Повестку я доставил, и на этом моя роль кончается.
Он вышел, оставив Гэллегера таращиться на бумагу.
Высмотрел он в ней немного.
Наконец, не придумав ничего лучшего, он переговорил по видеофону с адвокатом, соединился с картотекой юристов и узнал, что юрисконсультом Хоппера является некий Тренч, шишка из Законодательного Собрания. Тренч располагал взводом секретарш для ответов на звонки, но с помощью угроз, уговоров и прямой лжи Гэллегеру удалось связаться с самим шефом.
На экране появился седой, худой и засушенный человечек с коротко подстриженными усами. Голос у него был пронзительный, как полицейская сирена.
— В чем дело, мистер Гэллегер?
— Видите ли, — начал изобретатель, — мне только что принесли повестку…
— Значит, она уже у вас? Прекрасно.
— Что значит «прекрасно»? Я понятия не имею, в чем дело.
— Да-ну? — притворно изумился Тренч. — Попробую освежить вашу память. У моего клиента мягкое сердце, и он решил не обвинять вас в обмане, угрозе применения силы, нападении и избиении. Он просто хочет вернуть свои деньги или получить то, что ему причитается.
Гэллегер закрыл глаза.
— Он х-хочет? А я… гмм… я его оскорбил?
— Вы назвали его, — сказал Тренч, заглянув в толстый блокнот, — тараканом на утиных ногах, вонючим неандертальцем и грязной коровой. Кроме того, вы его пнули.
— Когда это было? — прошептал Гэллегер.
— Три дня назад.
— Гм… вы что-то говорили о деньгах?
— Тысяча кредитов аванса, которые он вам уплатил.
— В счет чего?
— В счет заказа, который вы должны были выполнить. Детали мне не сообщили. Я знаю лишь, что вы не только не выполнили заказ, но и отказались вернуть деньги.
— Ой-ой-ой! А кто такой этот Хоппер?
— Делл Хоппер, владелец «Хоппер Энтерпрайсиз». Но вам, конечно, все это известно. Встретимся в суде, мистер Гэллегер. А сейчас извините, я занят. Я сегодня выступаю обвинителем по некоему делу и, надеюсь, что подсудимый получит изрядный срок.
— А что он натворил? — слабым голосом спросил Гэллегер.
— Обычное дело о нападении и побоях, — ответил Тренч. — До свидания.
Когда лицо адвоката исчезло с экрана, Гэллегер схватился за голову и потребовал пива. Потягивая пиво из пластиколбы со встроенным охладителем, он просмотрел корреспонденцию. Ничего. Никаких следов.
Тысяча кредитов… он не помнил, как получал их. Может, что-то найдется в приходной книге…
И верно, нашлось. Под разными датами двухнедельной давности значилось:
Получ. Д. Х. — зак. — ав. — 1000 к.
Получ. Дж. У. — зак. — ав. — 1500 к.
Получ. Толстячок — зак. — ав. — 800 к.
Три тысячи триста кредитов! А на счету — ни следа этой суммы. Там нашлась только запись о выплате семисот кредитов, после чего на счету осталось еще всего пятнадцать. Гэллегер застонал и вновь обыскал стол. Под пресс-папье оказался конверт, а в нем — акции, как обычные, так и привилегированные, какой-то фирмы под названием «Любые Задания». Сопроводительное письмо подтверждало получение четырех тысяч кредитов, на каковую сумму мистеру Гэллоуэю Гэллегеру и были отправлены акции, согласно заявке…
— Проклятье, — пробормотал Гэллегер.
Он продолжал сосать пиво. В голове был полный кавардак. Неприятности надвигались сразу с трех сторон. Делл Хоппер заплатил ему тысячу кредитов, чтобы он что-то там сделал. Кто-то с инициалами Дж. У. заплатил за то же самое полторы тысячи. А скряга Толстячок дал всего восемьсот кредитов аванса.
За что?
Только безумное подсознание Гэллегера могло ответить на этот вопрос. Это оно, проклятое, заключило договоры, собрало деньги, опустошило банковский счет Гэллегера, практически ликвидировав его, и на кой-то черт купило акции фирмы «Любые Задания». Ха-ха!
Гэллегер вновь уселся перед видеофоном и связался, со своим маклером.
— Эрни?
— Привет, Гэллегер, — сказал Эрни, глядя в камеру над столом. — Что случилось?
— Слушай, я в последнее время покупал какие-то акции?
— Конечно. «Любые Задания».
— Ну, так я хочу их продать. Мне нужны деньги, причем быстро.
— Подожди минутку. — Эрни нажал несколько кнопок. На стене-экране высветился текущий курс акций.
— Ну и как?
— Ничего не выйдет. Падают, как в бездонный колодец. Просят четыре, а дают вообще нисколько.
— А я за сколько купил?
— За двадцать.
Гэллегер взвыл, как подстреленный волк.
— Двадцать?! И ты мне позволил?
— Я пытался тебя переубедить, — устало произнес Эрни. — Говорил, что эти акции падают. Есть у них какая-то закорючина в строительном контракте, не знаю точно, какая. Но ты сказал, что у тебя точные сведения. Что мне было делать?
— Бить меня по голове, пока не поумнею, — сказал Гэллегер. — Ну да ладно, итак уж слишком поздно. Есть у меня еще какие-нибудь акции?
— Сто штук «Марсианской Бонанзы».
— Сколько дают?
— За все кредитов двадцать пять.
— Ясненько. Ну, пока, старина. — И Гэллегер отключился.
Почему, за каким чертом он купил эти акции?
Что он наобещал Деллу Хопперу, владельцу «Хоппер Энтерпрайсиз»?
Кто такие Дж. У. (тысяча пятьсот кредитов) и Толстячок (восемьсот кредитов)?
Почему вместо двора на дворе дыра?
Что это за машину построило его подсознание и зачем?
Он нажал кнопку информации на видеофоне и крутил диск до тех пор, пока не нашел номер «Хоппер Энтерпрайсиз». Гэллегер набрал его.
— Я хочу поговорить с мистером Хоппером.
— Ваша фамилия?
— Гэллегер.
— Пожалуйста, обратитесь к нашему юрисконсульту, мистеру Тренчу.
— Я уже говорил с ним, — сказал Гэллегер. — Послушайте…
— Мистер Хоппер занят.
— Передайте ему, — поспешно бросил Гэллегер, — что я выполнил заказ.
Это подействовало. На экране появился Хоппер — настоящий буйвол с гривой седых волос, черными как уголь глазами и носом, похожим на птичий клюв. Нацелясь выступающим подбородком в экран, он рявкнул:
— Гэллегер?! Еще бы немного и я… — Он вдруг сменил тон. — Ты говорил с Тренчем, да? Я знал, что это поможет. Знаешь, что я за пару пустяков могу тебя посадить?
— Ну, может быть…
