Дуглас Адамс - Путеводитель по Галактике для автостопщиков
Для этого они построили себе гигантский суперкомпьютер, который был настолько удивительно разумен, что еще до того, как были подключены его базы данных, он начал с «Я мыслю, следовательно, я существую», и, прежде чем его успели выключить, дошел до существования рисового пудинга и подоходного налога.
Он был величиной с небольшой город.
Его главный терминал был установлен в специально построенном главном офисе, на огромном главном столе из лучшего ультракрасного дерева с крышкой, обитой лучшей ультракрасной кожей. Пол в офисе был устлан благоразумно роскошными темными коврами, на стенах висели великолепные гравюры и портреты главных программистов и их семей, экзотические растения в кадках обильно украшали комнату, величественные окна смотрели на обсаженную деревьями городскую площадь.
В день Великого Включения два программиста в строгих костюмах и с кейсами прибыли и были допущены в офис. Они понимали, что в этот день они представляют весь свой народ в величайший для него момент, но держались спокойно и сдержанно. Они почтительно сели за стол, открыли свои кейсы и достали из них записные книжки в кожаных переплетах.
Программистов звали Ланквил и Фук.
Несколько секунд они сидели в почтительном молчании, затем, обменявшись взглядом с Фуком, Ланквил протянул руку и прикоснулся к маленькой черной панели.
Неуловимо тихое гудение сообщило им о том, что огромный компьютер включился в рабочий режим. Через несколько секунд он заговорил с ними глубоким, звучным голосом. Он сказал:
— Что это за великая задача, ради которой я, Глубокомысленный, второй по величине компьютер во Вселенной Времени и Пространства, был призван к существованию?
Ланквил и Фук переглянулись в удивлении.
— Твоя задача, о компьютер… — начал Фук.
— Нет, минуточку, это неверно, — обеспокоенно прервал его Ланквил. — Мы однозначно разрабатывали величайший компьютер, а вовсе не второй по величине. Глубокомысленный, — обратился он к компьютеру, — разве ты не таков, каким мы тебя создали: величайший и мощнейший компьютер всех времен?
— Я назвал себя вторым по величине, — изрек Глубокомысленный, — и таковым являюсь.
Еще один встревоженный взгляд между программистами. Ланквил прочистил горло.
— Это, должно быть, какая-то ошибка, — сказал он. — Разве ты не больше Миллиарда Гаргантюмозга, который может за одну миллисекунду сосчитать все атомы в звезде?
— Миллиард Гаргантюмозг? — сказал Глубокомысленный с нескрываемым презрением. — Это простые бухгалтерские счеты; не упоминайте о нем при мне.
— Разве ты, — беспокойно спросил Фук, подаваясь вперед, — не лучший аналитик, чем Звездный Мыслитель Гуголплекс из Седьмой Галактики Света и Созидания, который может рассчитать траекторию каждой пылинки в пятинедельной песчаной буре на Бете Данграбада?
— В пятинедельной песчаной буре? — сказал надменно Глубокомысленный. — И вы спрашиваете об этом меня, который проанализировал векторы всех атомов в Большом Взрыве? Не досаждайте мне разговорами об этом карманном калькуляторе.
Программисты сидели в неловком молчании. Через минуту Ланквил снова спросил:
— А разве ты уступишь в силе убеждения Великому Гиперболическому Нейтронному Аргументатору с Цицероникуса-12, Магическому и Неутомимому?
— Великий Гиперболический Нейтронный Аргументатор, — пророкотал Глубокомысленный, — сможет заговорить арктурского мегаишака настолько, что у того отнимутся ноги. Но только я смогу убедить его после этого пойти погулять.
— Так в чем же проблема? — спросил Фук.
— Проблемы нет, — величественно ответил Глубокомысленный. — Просто я второй по величине компьютер во Вселенной Времени и Пространства.
— Но почему второй? — добивался Ланквил. — Почему ты называешь себя вторым? Ведь ты, конечно же, не имеешь в виду Мультикорковый Перспектрон Титан? Или Мозготрон? Или…
На пульте компьютера презрительно замигали лампочки.
— Я не потратил бы ни единой ячейки мысли на этих кибернетических примитивов! — прогремел он. — Я говорю не о ком ином, как о компьютере, который придет вслед за мной!
Фук начал терять терпение. Он отпихнул свою записную книжку и пробормотал:
— Ну вот, только пророчеств мы еще не слушали.
— Вы ничего не знаете о будущем, — произнес Глубокомысленный, — но я, в изобилии своих схем, могу анализировать бесконечные потоки данных вероятности будущего и предвижу, что однажды должен быть создан компьютер, даже рабочие параметры которого я не достоин рассчитать, но спроектировать который, в конце концов, будет моей судьбою.
Фук тяжело вздохнул и искоса глянул на Ланквила:
— Может, мы все же зададим вопрос?
Ланквил сделал ему знак подождать.
— Что это за компьютер, о котором ты говоришь? — спросил он.
— В этот раз я больше ничего о нем не скажу, — сказал Глубокомысленный. — Теперь спрашивайте у меня то, что хотели. Говорите.
Они посмотрели друг на друга и пожали плечами. Фук успокоился и собрался.
— О Глубокомысленный Компьютер, — сказал он, — задача, для выполнения которой ты создан, такова. Мы хотим, чтобы ты сказал нам… — он замолк на секунду, — …Ответ!
— Ответ? — удивился Глубокомысленный. — Какой ответ?
— Жизни! — с жаром воскликнул Фук.
— Вселенной! — произнес Ланквил.
— Всего на свете! — сказали они хором.
Глубокомысленный замолк, размышляя.
— Мудрено, — сказал он, наконец.
— Но ты сможешь?
Компьютер снова задумался.
— Да, — сказал он, — смогу.
— Значит, ответ есть? — прошептал Фук, у которого от волнения перехватило дыхание.
— Простой ответ? — уточнил Ланквил.
— Да, — ответил Глубокомысленный. — Жизни, Вселенной и Всего на Свете. Но, — добавил он, — мне нужно над этим подумать.
Внезапно раздался шум и крики. Двери распахнулись, и два сердитых человека в выцветших синих балахонах и поясах Круксванского университета ворвались в комнату, растолкав стоявших у дверей лакеев, тщетно пытавшихся преградить им путь.
— Мы требуем, чтобы нас впустили! — крикнул младший из двоих и двинул молодого аккуратного секретаря локтем в кадык.
— Прочь! — кричал старший. — Не смейте стоять у нас на пути! — и он выпихнул за дверь младшего программиста.
— Мы требуем, чтобы вы не смели стоять у нас на пути! — завопил младший, хотя он уже уверенно стоял посреди комнаты, и никто больше не предпринимал попыток его остановить.
— Кто вы такие? — гневно спросил Ланквил, поднимаясь с кресла. — Что вам нужно?
— Я — Мэджиктайс! — заявил старший.
— А я настаиваю на том, что я Врумфондель! — выкрикнул младший.
Мэджиктайс повернулся к Врумфонделю.
— Эй, все уже в порядке, — одернул он его сердито, — на этом не нужно настаивать.
— Отлично! — закричал Врумфондель и ударил кулаком по ближайшему столу. — Я Врумфондель, и это не требование, а непреложный факт! Мы требуем непреложных фактов!
— Нет! — раздраженно воскликнул Мэджиктайс. — Как раз этого мы и не требуем!
Почти не переводя дыхания, Врумфондель заорал:
— Мы не требуем непреложных фактов! Мы требуем полного отсутствия непреложных фактов! Я настаиваю на том, что я, может быть, Врумфондель, а может и нет!
— Да кто же вы, черт возьми, такие? — воскликнул в отчаянии Фук.
— Мы — философы, — ответил Мэджиктайс.
— А может быть, и нет, — сказал Врумфондель, строго грозя программистам пальцем.
— Мы философы, — твердо повторил Мэджиктайс. — И мы пришли сюда как представители Объединенного Союза Философов, Мудрецов, Светил и прочих Мыслителей, и мы хотим, чтобы эту машину выключили, и выключили сейчас же!
— А в чем, собственно, проблема? — спросил Ланквил.
— Я скажу вам, в чем проблема, любезный, — сказал Мэджиктайс. — Проблема в демаркации сфер деятельности.
— Мы настаиваем на том, — снова завопил Врумфондель, — чтобы проблема была в демаркации или не была в демаркации.
— Пусть машины складывают и вычитают, — угрожающе сказал Мэджиктайс, — а вечными истинами будем заниматься мы. Мы прекрасно знаем свои права, дружище. По закону поиски Высшей Истины являются неотъемлемой прерогативой работников мыслительного труда. Если какая-нибудь треклятая машина найдет ее, мы все тут же окажемся без работы. Что толку нам сидеть всю ночь и спорить, есть Бог на свете или нет, если наутро этот аппарат может просто взять и выдать нам номер его телефона?
— Верно! — закричал Врумфондель. — Мы требуем жестких границ сомнения и неопределенности!
Неожиданно комнату заполнил громоподобный голос.
— Могу я высказать замечание по этому поводу? — осведомился Глубокомысленный.
— Мы устроим забастовку! — взвизгнул Врумфондель.
