Кир Булычев - Похищение чародея (сборник)
— Я тоже на вас сердитый.
— Странно, — сказал дьявол. — Давайте думать объективно и трезво. Вы подбираете мой бумажник и, вместо того чтобы сдать его в бюро находок, как положено честному человеку, вы начинаете им пользоваться.
— Я хотел как лучше.
— Вы хотели как лучше вам, — сказал дьявол. — Я не говорю о том, как бесцеремонно вы вмешиваетесь в жизнь незнакомых вам людей. А говорю о том, что, отыскав в бумажнике червонец, начали воровать у меня деньги. А это недостойно.
Сашку стало стыдно, потому что одно дело спорить с дьяволом на равных, как противник с противником, а другое — оказаться в положении пойманного вора.
— Возьмите ваши деньги, — сказал Сашок, без всякого сожаления вынимая из кармана толстую пачку. — Здесь на десять рублей больше. Тридцать мне Спикухин дал, из них я на такси тратил.
— Не оправдывайся, Саша, — сказал дьявол. — Давай бумажник.
Сашок отдал бумажник.
— Скажи теперь, — сказал дьявол, вытянув длинные ноги и поблескивая золотым перстнем на безымянном пальце, — есть ли у тебя заветное желание?
— Душами не торгуем, — сказал Сашок.
— Достойный ответ. Но неубедительный, потому что на мой вопрос ты не ответил.
— Я и без тебя начну новую жизнь, — сказал Сашок.
— А с моей помощью куда интереснее.
— Нет.
— А в кино не хочешь сниматься?
— Нет.
— А машину «Волгу» не хочешь?
— Нет, нет, нет!
— Убедительно. Несмелый ты человек, Александр Иванович, без желаний, которые бы захватывали тебя как магнит.
— Все равно — нет.
— Тогда я тебе тоже скажу, — сказал товарищ Д. — Я ведь тоже не дьявол. Какой я, к черту, дьявол?
— А кто? — спросил Сашок.
— Допустим, инопланетянин. Испытываю человечество на прочность. На предмет вторжения.
— Не верю, — сказал Сашок. — У этих, инопланетян, три ноги. И они зеленые.
— Любопытное наблюдение, — сказал товарищ Д. — Видно, у тебя большой опыт общения с нами.
Сашок смутился. Опыта у него не было.
— А может, я фокусник, — сказал дьявол. — И деньги у меня фальшивые. Ты не расстраивайся.
— Я не расстраиваюсь, — сказал Сашок.
Дьявол раскрыл бумажник, поглядел внутрь.
— Тут все расписки? — спросил он.
— Какие не отдал, все.
— Ладно. Тогда прощай.
— Один вопрос, — сказал Сашок. — Можно?
— Валяй.
— Вам все про меня позвонили?
— У кого побывал — все. А что?
— И Тамара тоже?
— Какая Тамара? Я их по именам не помню. Они у меня под номерами проходят.
— Тамара Михайловна Невская. Она тут живет.
— Не звонила, — ответил дьявол. — Когда ей звонить? Мы уже здесь были, тебя поджидали. Тебе мой телефон оставить?
— Не надо.
Дьявол вздохнул и исчез. Может, ушел, может, испарился. Сашок и не смотрел на него. Он нащупал в кармане записку и не хотел, чтобы дьявол о ней вспомнил. Это была расписка Тамары Невской.
Не вынимая руки из кармана, Сашок вышел из рощицы, дошел до автоматов с газированной водой у метро. Налил стакан без сиропа. Потом вынул расписку, порвал в мелкие клочки и сунул в рот. Он жевал бумагу, давился, запивал газировкой. Наконец проглотил. Теперь эта расписка ликвидирована окончательно. Никакому дьяволу не добраться.
А зачем человеку ехать в Омск, если можно начать новую жизнь и в Москве? Может, не сразу, но Тамара должна понять и оценить его человеческие качества. Кстати, и Маринке нужно твердое руководство. Распустился ребенок, избаловался. А если Евгения Осиповна без дьявольской расписки выгонит ее из секции — не страшно. Другую секцию найдем. Был бы у падчерицы талант.
Ваня + Даша = Любовь
1
Вчера вечером Григорий Сергеевич выступал в передаче «Лицом к лицу с будущим». Ее вел академик Велихов по каналу «Культура». Григорий Сергеевич выглядел очень красиво. Он у нас седовласый, подтянутый, даже стройный, несмотря на свои шестьдесят лет. Григорий Сергеевич ежедневно играет в теннис, а по воскресеньям скачет верхом. Именно для этого у нас на внешней территории держат двух коней. Порой Григория Сергеевича сопровождает доктор Блох, а иногда Лена Плошкина.
– Создание хорошей гистологической лаборатории, — говорил Григорий Сергеевич, — обойдется Академии наук в пятьдесят миллионов долларов, но у академии нет таких денег.
– Но ведь такая лаборатория относительно быстро окупится, — возразил академик Велихов. — Перспективы выращивания органов Для трансплантации могут быть финансово оправданными.
– У нас немало наработок в этом направлении, можно сказать, что мы обогнали практически все лаборатории мира, но мы до сих пор ощущаем острую нехватку материала для трансплантации. Сколько страждущих больных погибает, не получив помощи и спасения из-за недофинансирования наших исследований!
– Я надеюсь, что в будущем положение изменится к лучшему. — улыбнулся похожий на Ленина академик Велихов. — Мы еще увидим небо в алмазах.
Вашими бы устами… — ответил наш шеф.
Когда Григорий Сергеевич завершил беседу, мы, сидевшие в гостиной, не удержались от аплодисментов. И это было искренней оценкой нашего общего труда.
Мы не успели поужинать, как Григорий Сергеевич приехал со студии. Честно говоря, я даже не надеялся на это. Ведь позади остался большой трудовой день, потребовавший от Григория Сергеевича немалого напряжения.
Первым его приближение ощутил Лешенька.
– Господа, — произнес он. — Ребята! Старики! Надвигается шеф!
Тут и мы услышали шаги в коридоре и вскочили, чтобы приветствовать его.
– Я не мог уехать домой, — сказал Григорий Сергеевич, — не сказав вам спокойной ночи.
– Жаль, что кухня закрыта, — заметил Феденька. — Чайку бы попили.
– Вот такие, как вы, и нарушают дисциплину, — засмеялся Григорий Сергеевич. — Сначала чай не вовремя, а потом?
– А потом приют ограбили, — сказал я.
– Ох, умничаешь ты, Ванюша, — укорил меня Григорий Сергеевич. — Даже слово такое уже не употребляется. Где ты, прости, выкопал такое уродливое слово?
– В «Двенадцати стульях», — признался я. — Там голубые воришки растащили приют.
– Помню, помню. — Григорий Сергеевич положил мне на плечо свою сухую, жесткую и в то же время безмерно добрую ладонь. — Прости старика, запамятовал.
Он поднялся было, чтобы уйти, но спохватился и остановился в дверях. Именно так делает американский актер в бесконечном сериале про лейтенанта Коломбо. Он всегда делает вид, что уходит, удовлетворенный ложью убийцы, но в дверях обязательно замрет и обернется. И спросит: «А кстати, не ответите ли вы мне на один маленький вопрос: где вы были вчера в восемь утра и почему на вашей пижаме пятна крови?»
Григорий Сергеевич задержался в дверях и посмотрел на нас. Взгляд его был строг и печален. Взгляд отца.
Мне стало холодно внизу живота.
– Дети мои, — сказал Григорий Сергеевич, — завтра с утра плановые анализы. Потом привезут нового больного.
Дверь за профессором медленно и беззвучно затворилась.
Свет сразу потускнел, заиграла колыбельная. Щелкнул и погас экран телевизора. Пашенька, который не успел досмотреть передачу «Ольга Павлова и ее мужчины», выругался одними губами.
Мы потянулись в туалетную комнату.
Я люблю нашу туалетную комнату: это совершенство гигиены. Восемнадцать умывальников, над каждым полочка с зубной щеткой, рядом — два полотенца. Шампунь на вкус (впрочем, вкус у нас одинаковый) и мужской одеколон «Арамис».
Я подошел к моему умывальнику.
На зеркале сидела муха. Я согнал ее. Мухе не место в нашей туалетной комнате.
Я стал смотреть в зеркало.
Я люблю смотреть в зеркало, потому что, простите за искренность, мне приятен мой внешний облик. Мое лицо слегка, в меру загорело потому что мы проводим много времени на свежем воздухе, занимаясь физическими упражнениями и трудясь на маленьком приусадебном участке. Кожа моего лица чистая, без прыщиков, глаза карие, большие, в темных ресницах, губы в меру полные, зубы — ни одной дырочки! Послезавтра будем стричься, так что волосы чуть длиннее обычного. Я отпустил небольшие усы, Григорий Сергеевич не возражает против этого. Он сторонник индивидуального выражения. Нам даже не возбраняется читать и писать стихи. Я сам в прошлом году написал стихотворение, в котором отразил свое отношение к погоде:
Вот и осень наступила,
Очень грустная пора.
Как кроссовкой наступила.
Я той осени не рад.
Доктор Блох, он еще молодой хирург, прочел мое стихотворение и выразил удовлетворение. Он сказал, что из меня может получиться настоящий поэт. «Вы не шутите?» — спросил я доктора. И тогда доктор Блох ответил, что шутит. «У нас с тобой, — сказал он, — другой смысл в жизни».
