Евгений Лукин - КАПУСТА БЕЗ КОЧЕРЫЖКИ
— Любезнейший! — вдруг раздалось у Кеши за спиной. — Вы сюда, между нами говоря, делами серьезными заниматься пришли или так, из праздности одной время убиваете?
Обороты речи были непривычно витиеватыми, да и голос незнакомый, хоть и приятный.
Пальчиков повернулся вместе с удобным офисным кредлом, но решительно никого не увидел в лаборатории, а вот учебный экспонат — скелет человека — стоял теперь почему-то не слева от компьютера, где было удобно рассматривать каждую косточку, а аккурат за спиной, откуда только что и раздалась (или померещилась?) странная реплика. Скелет поднял правую костлявую руку и, зашевелив нижней челюстью, произнес:
— Да-да, это именно к вам я и имею честь обращаться.
— В-в-вы? Ко мне? — еле вымолвил Пальчиков, пугаясь не столько вида говорящего скелета, сколько своего непонятного спокойствия в этой ситуации.
— А к кому же, милейший? Если у вас, допустим на мгновение, возникли серьезные проблемы, так поделитесь. Смелее, молодой человек! Чем черт не шутит, глядишь, и я помочь сумею. Если же так;‘Яодырничать изволите, дома перед телевизором не спится — тогда прошу покорно: освободите дефицитное рабочее место. Мне тоже трудиться надобно. А то, не ровен час, наш общий друг Евдоким Коринфаров заявится.
Речь скелета была удивительно гладкой и какой-то очень уютной, завораживающей. Некогда стало Пальчикову размышлять, спит он или бодрствует, нужно ли ему щипать себя за руки и за щеки, стоит ли, наконец, рыскать по углам в поисках швабры, насаженной на осиновую палку, — хотелось просто поговорить с этим таинственным персонажем.
— А позвольте узнать, — заражаясь манерой собеседника, начал Кеша, — как, собственно говоря, намерены вы трудиться, если вы, простите, не более чем скелет?
— Да очень просто! — улыбнулся тот. (Впрочем, он ведь непрерывно улыбался.) — Головой буду работать и руками. Главное — не мякоть, главное — крепкий костяк. Заметьте: это мой собственный афоризм. А я на свете белом вот уж без малого две сотни лет живу, и то, что сегодня, в силу известных обстоятельств, скелетом подрабатываю, — так это особая история. Между прочим, молодой человек, ничего постыдного в нынешнем своем положении я не усматриваю. Даже напротив, массу преимуществ наблюдать смею…
— Сколько?! Сколько вам лет? — непочтительно перебил Кеша, словно только теперь осознал сказанное.
— Знаю, что трудно поверить, знаю. А ведь я, милостивый государь, первым экспонатом был в этом высокопросвещенном учреждении. Оно же еще при матушке Екатерине Великой создавалось, императрица лично на открытии Мышуйского университета присутствовали, а я в тот самый день и завещал использовать бренное тело свое на благо естественных наук и процветания России. Когда же в тысяча восемьсот тридцатом, уже при Николае, стало быть, Палыче душа моя отлетела — хе, хе! — в виртуальный мир, я и оказался вот в этом непосредственно углу. Много с тех давних пор воды утекло, много хозяев у этой комнаты переменилось…
— И как же, простите, ваша душа обратно из виртуальной реальности к нам вернулась? — Кеша уже сгорал от любопытства.
— Не спешите, мой юный друг. Я же об этом вам и рассказываю. Только всему свой черед. Так вот, самым славным хозяином сего кабинета был доктор Поликарп Ильич Укропов. Пятьдесят шесть годков тому назад принял он в руки свои все это хозяйство и с упорством воистину подвижническим разрабатывал одну феноменальную гипотезу. О том, мой юный друг, что в костях человека веками могут сохраняться так называемые «генетические споры». Ну, то есть ДНК особого типа, хранящие полную информацию о всех живых клетках организма, в том числе и о клетках головного мозга. Доктор Укропов изобрел уникальную методику полного восстановления центральной нервной системы на базе имеющегося костного остова, а через это — нота бене, милейший! — чисто теоретически становилось возможным воскрешение личностей давно погибших индивидуумов. И не хватало Поликарпу Ильичу какой-то малости. Все методы химического воздействия были испытаны от и до, оставалась теперь только лучетерапия, то есть всяческая зловредная радиация. Эксперименты затянулись, доза, полученная стариком Укроповым, накапливалась, и однажды, рискнув увеличить мощность облучения, он пренебрег плотностью отраженного и рассеянного потока. Сердце профессора не выдержало.
А вот на меня эта самая радиация подействовала наконец-то благотворно — я проснулся. Точнее, проснулись во мне пресловутые генетические споры, процесс пошел с каждым днем все активнее, ДНК-то оказалась саморазвивающейся… Да вы же медик, любезнейший. Слыхали, наверно, о подобных вещах, — но говорят-то сейчас все больше о динозаврах да о мамонтах. И кому они, эти чудища, прости Господи, надобны? Куда важнее бессмертную человеческую душу к жизни вернуть. И вот, любуйтесь, пожалуйста: я стою здесь, перед вами, и мы беседуем, как Герцен с Огаревым.
Кто из них Герцен, а кто Огарев, Кеша решил не уточнять и, прогнав в очередной раз назойливую мысль: «Дозанимался, приятель, со скелетами разговариваешь!» — щипать себя опять-таки не стал, а задал очередной вопрос, точнее, сразу два. Первый — очевидный:
— Неужели вы никому до меня ничего о себе не рассказывали?
И второй — не дожидаясь ответа, с надеждой («Значит, не случайно все, значит, что-то роднит нас — этого загадочного скелета и меня, Кешу Пальчикова»):
— А над чем вы, собственно, работаете, уважаемый?
— Э-э, милейший! Отвечаю по порядку. Никому я о себе не рассказывал. Да и зачем? Помощь мне никакая не нужна. А сам — кому я могу быть полезен? Умникам высоколобым? Так ведь нагонят сюда, окаянные, всяческих экспертов, замучат тестами, сделают из меня подопытную свинку, а в душу бессмертную наплюют… Вы же человек хоть и молодой, но с пониманием. Я это чувствую, а главное, интересы у нас с вами общие. Неужто не догадались? Я же большой знаток и ценитель Ее Величества Истории. Люблю, знаете ли, заглянуть в глубь веков, опуститься вниз по корням собственного генеалогического древа. Дабы ощутить в полной мере аромат ушедших эпох и вместе с легендарными…
Кеша уже не слушал, в голове его все смешалось, и стучала там неустанно лишь одна радостная мысль: «Свершилось! Свершилось!»
— …или вот, к примеру, назовите мне вашу фамилию! — услыхал он вдруг. — Назовите. Я в тот же миг введу ее в компьютер. У меня, между прочим, есть в этой славной машине своя собственная блуждающая и жестко запароленная директория, в которую я и заношу все сведения о дальних и близких родственниках своих. Все, какие удалось разыскать за эти годы. Если вы, скажем, сами из этих мест происходите, то я почти наверняка сумею рассказать очень многое об истории соответствующего рода. Так как же-с фамилия ваша, милейший?
Кеша и не заметил, что уже уступил свое место за дисплеем скелету, а сам встал рядом, держась за спинку стула и пристально следя, как длинные костлявые пальцы с легкостью необыкновенной летают над клавиатурой, запуская специальные программы и вызывая скрытые файлы из глубины компьютерных мозгов.
— Пальчиков я, Иннокентий Дмитриевич.
— Пальчиков, Пальчиков, — зашептал скелет, а потом воскликнул: — Ба! Да вы откуда родом-то?
— Из Питера, на Литейном жил до пятнадцати лет, а потом… Батя у меня военный, сюда как раз и направили…
— Сия информация, милейший, как раз не очень важна, — перебил скелет. — Пращуры ваши откуда? Не знаете случаем?
— Наверняка не скажу, но батя как раз уверяет, что отсюда, из Мышуйска.
— О! — скелет торжественно поднял вверх самый длинный и самый костлявый палец. — Тогда ошибки быть не может. Слушайте. Неподалеку отсюда в восемнадцатом веке знатное имение было, так и называлось — Пальчиково. Ваши наипрямейшие предки этими землями и лесами владели. А моя-то фамилия, кстати, Юсупов — извините, что сразу не представился. Так вот, дочь моя любимая, Аглая, аккурат накануне осенней кампании восемьсот пятого года — помните, мы тогда под Аустерлицем французов-то разбили с австрияками в союзе, генерал Вейротер блистательный был командир… О чем это я? Да! Аккурат в то самое лето Аглая моя и выскочила замуж за вашего прапрапрапрадеда Пальчикова. Он, кстати, там, в Австро-Венгрии и погиб, но род продолжить успел, и очень достойный, между нами говоря, дворянский род. Вы не смотрите на то, что фамилия такая смешная — Пальчиковы. Пальчиковы, они еще со времен Ивана Калиты на Руси известны были… Впрочем, давайте-ка проверим мою память. Глядите сюда!
Кеша попытался глянуть, но изображение перед его глазами плыло и колыхалось. И где ж это он очки оставил? Ведь сидел теперь позади скелета на стуле. А спать хотелось невыносимо, и не было даже сил встать и поискать проклятые стекла. Неожиданно для себя самого он напряг зрение и сумел разглядеть время в нижнем правом уголке на панели задач — 23.55.
