Юлий Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
— А вам какое дело? — вновь огрызнулся Перископов. — Я вот, наоборот, хотел бы знать, почему вы не добреете?
— Я первый спросил.
— Эх, убить бы вас обоих, — вместо ответа прошипел злодей. — Но моя госпожа велела только припугнуть вас. Чтоб не суетились по поводу ее музыки и не совали свой нос куда не следует…
— Ага! — сказал Стас. — Значит, не вы главный, а она? Тогда мы должны встретиться с ней.
Перископов немного помолчал, раздумывая, потом отцепил свое левое ухо, поднес его к губам. На его пальце при этом блеснул массивный перстень с крупным сиреневым камнем. Что-то побормотав, он прицепил ухо на место и, словно прислушиваясь, закатил глаза.
— Нас устраивает ваше предложение, — сказал он. — Моя госпожа предлагает вам провести с ней послезавтра совместный концерт в Каире.
— Отлично! — вскричал Перескоков, моментально ожив. — Свести таких звезд вместе! Все-таки я — гениальный продюсер!
— Ты-то тут при чем?! — недобро зыркнул на него Перископов.
— На чем же мы доберемся до Египта в такие сроки? — усомнился Стас. — На самолете мы не полетим, нам уже хватило, а на поезде мы и за месяц не доедем.
Повисло молчание. Его робко прервал губернатор Вольфрам:
— Ну, собственно, у меня есть дирижабль.
Глава восьмая.
Перископов — герой…
— Когда?.. — сдавленно прохрипел Перескоков, поперхнулся и закашлялся. Все уставились на него. Он вытер пот, состроил невозмутимую физиономию и, наконец, сумел спросить: — Когда вылетаем?
Вилка, которую он держал в руке, вдруг стала нервно биться о край миски, он воткнул ее в пельмень и оставил в тарелке, а ладони спрятал на коленях под столом.
— Немедленно, — сказал Перископов и окинул нас жестким взглядом.
— Но позвольте! Я не могу отпустить гостей голодными! — вмешался наш толстенький Понтий Пилат. — Это не по-сибирски! Давайте закончим трапезу.
Перископов насупился, но промолчал.
— И нам еще поспать нужно, — подхватил Стас.
— В дирижабле выспитесь! — зло рявкнул Перископов. — Сколько лету до Каира? — уставился он на Вольфрама.
— А сколько километров до него от Томска? — спросил тот.
— Пять тысяч шестьсот тридцать два, — отчеканил загадочный продюсер Леокадии.
— Ага, ага… — покивал губернатор. — Ну тогда все зависит от ветра. А в сантиметрах не скажете? — сделал он крайне заинтересованную физиономию.
— Полтриллиона шестьдесят три миллиарда двести… — водя пальцем в воздухе, корячился Перископов, высчитывая, и вдруг взорвался: — Дьявол! Вы что, дурака из меня делаете?! На кой черт вам знать, сколько это в сантиметрах?!
— Просто хотелось проверить, как у вас с арифметикой, — признался Вольфрам. — С географией — в порядке.
Перископов зарычал и сжал кулаки, но сдержался и почти спокойно сказал:
— Хватит ваньку валять. Скажите лучше, с какой скоростью летит ваш дирижабль?
— Новейшей конструкции цеппелин «Крюгер», подарок городу от одноименной немецкой воздухоплавательной компании, развивает от ста тридцати до ста семидесяти километров в час, в зависимости от силы и направления ветра, — хвастливо заявил губернатор.
— А за какие заслуги вам его подарили? — поинтересовался Стас.
— За то, что мы местное пиво «Крюгер» назвали.
— А почему вы его так назвали? — не унимался Стас.
— Чтобы нам дирижабль подарили, — не моргнув, объяснил губернатор.
— Значит, лететь нам где-то сутки с половиной, — не слушая их треп, прикинул Перископов. — Приемлемо. Немедленно прикажите приготовить и подать нам вашу воздухоплавательную машину!
— Один момент! — кивнул Вольфрам, подскочил к тумбочке с доисторическим телефоном и, вращая металлический диск, набрал номер. — Алло! Говорит губернатор. Мне с друзьями нужно срочно лететь в Египет. Подгоните, пожалуйста, «Крюгер» к городскому саду. — Он отвлекся: — Надо взять побольше провизии и подарков для египтян, — сказал он нам радостно-заговорщицким тоном и опять приник к трубке. — Да, и загрузите туда, пожалуйста, побольше кедровых шишек, рыжикового масла, только обязательно из грибов, а не из каких-то там злаков, как вы мне в прошлый раз подсунули… Сто берестяных туесков, десять наборов открыток «Томские трущобы» и восемь петард. — Прикрыв рукой трубку, он пояснил: — Это так — крокодилов попугать. — Он подмигнул и продолжил перечисление: — Еще пять спичечных коробков с сибирской землей и две баночки с моей… Нет-нет, этого, пожалуй, не надо. Все! Позвоните, когда нам выходить, ага? Ну, пока.
На протяжении всего этого монолога Перископова потряхивало от злости, и как только трубка легла на аппарат, он взорвался:
— Да на кой черт нам все это нужно?!
— Вы плохо знаете сибиряков! — воскликнул Вольфрам. — Мы на весь мир славимся своим гостеприимством и щедростью. Не могу же я отправляться в Африку с пустыми руками!
— Как же вы полетите с нами? — вмешался Стас. — А кто будет управлять губернией?
— А, — беззаботно махнул рукой тот. — Без меня как-нибудь обойдутся… Не могу же я отпустить своих друзей в опасное путешествие одних. — Он на миг задумался и сказал: — А знаете, я и сам удивляюсь, что это со мной происходит. Раньше я точно никуда не полетел бы, а теперь мне это кажется таким естественным…
— Ну, так вы ведь теперь добр… — начал Перескоков, но, получив от продюсера Леокадии подзатыльник, подпрыгнул от неожиданности и закончил: — …добрых друзей встретили, с ними — хоть на край света.
— Вот и я так думаю, — безмятежно отозвался Вольфрам. — Возьму с собой кое-какие документы — законопроекты, распоряжения — и в свободное время поработаю над ними… — сказав это, он с удвоенным аппетитом принялся за пельмени.
В душных зарослях городского сада толпилось видимо-невидимо зевак, собравшихся посмотреть, как рядом с парком на стадионе «Труд» надувается огромный желтый огурец дирижабля. Освещенный десятком мощных прожекторов, он уже висел над землей, покрывая тенью почти все футбольное поле. Под ним раскачивалась на тросах гондола, похожая на вагон старинного трамвая. Ее окна светились изнутри.
Под непрерывный блеск фотовспышек мы забрались по трапу внутрь и прощально помахали томичам из окон. Салон был совсем небольшим, и, если уж сравнивать с трамваем, то примерно в половину обычного вагона. Дизайн внутри гондолы тоже был довольно скромный. Место пилота даже не было отгорожено от десяти пластиковых пассажирских кресел, на каждом из которых лежали свернутые серые шерстяные одеяла. Проход был завален коробками с подарками для египтян, и, рассаживаясь, мы пробирались через них, выделывая самые немыслимые акробатические номера.
Всего на борту дирижабля находилось семь человек. Мы со Стасом в своих клоунских костюмчиках, Вольфрам с папочкой документов под мышкой, чудовищный Перископов с животиком и, старавшийся теперь быть ниже травы и тише воды, Перескоков. А также пилот дирижабля по прозвищу Кречет и, наконец, наш личный телохранитель с ружьем, в темных очках и с забинтованной, будто ему отдавили уши, головой. Время от времени я, проверяя, все ли у него в порядке, дотрагивался до этой повязки и чувствовал, как она ритмично вибрирует. А если приблизиться к ней ухом, можно было отчетливо услышать мрачные и тягучие аккорды «Пннк Флойда». Повязка была намотана прямо поверх наушников.
Пятнадцать минут спустя мы начали медленно подниматься над стадионом и именно в этот миг услышали снизу душераздирающий крик:
— А меня?! А как же я?!
Мы повысовывались из окон и увидели, что это кричит бедняга Шпулькин, окруженный всей прочей столичной братией.
— А как же мы?! — завопила примадонна, ломая руки. — Ведь это же наш общий, совместный проект!
— Не горюйте! — крикнул им Перескоков. — Мы не забудем, сколько вы для нас сделали! Но стратегия продвижения требует от нас временной разлуки! Временной! Подчеркиваю: временной!
— Хватит врать! — отпихнул его Перископов и заорал: — Да кому вы нужны, чучела попсовые?! Посмотрите на себя в зеркало, только не умрите со страха!
К счастью, дирижабль поднялся уже так высоко, что звезды внизу вряд ли расслышали его оскорбительные откровения.
В салоне потушили верхний свет, включенными остались только матовые бра на стенах, и вскоре город превратился в лужицу электрических точек вдоль извилистой чернильной полосы томской реки. Потом мы неожиданно погрузились во мглу облаков и отвлеклись от окон. Я зевнул и, в который уже раз осознав, как смертельно устал, окинул наш полутемный салон взглядом.
Мерно шумел пропеллер. Посвежело, и все окна салопа были теперь плотно закрыты. Водитель колдовал над приборной доской. Губернатор трепался о чем-то с Перископовым, судя по напряженно-злобному выражению лица последнего, проверял глубину его познаний в самых разнообразных областях. Перескоков тупо уставился в непроглядную мглу за окном, и на лице его явственно проступила печать обреченности. А наш телохранитель, наморщив лоб, сидел возле самого входа так прямо, словно проглотил лом. «Пинк Флойд» — музыка нелегкая, особенно для неподготовленного сознания.
