Дмитрий Пучков - Возвращение бомжа
— Так, а ну пошел писать рапорт о проделанной работе. Уже полдня как на должности, а денег я еще не видел! Давай, пошел! Приду — проверю!
Карапуз остался сидеть перед захлопнувшейся дверью, недоуменно вращая головой. Придя в себя, он растер намечавшийся на груди синяк и бросился прочь из здания ГУВД.
Защитники крепости, прочно верившие в незыблемость гондурасских крепостных стен, были деморализованы уже одним фактом того, что уркам удалось сокрушить первый ярус обороны, совершенно не говоря о численном превосходстве противника в живой силе. Скорее всего, именно поэтому все потуги Пендальфа по поддержанию высокого боевого духа не находили отклика среди бойцов. Клич, брошенный кем-то в толпе, отбивавшейся от наседавших упырей, вызвал куда более яркий отклик:
— Атас, отходим!
Подхваченный сотнями глоток, этот призыв возымел более чем губительное для города действие.
Слегка прифигевший от разворачивающихся малоприятных событий Пендальф, кажется, пытался подбадривать уже исключительно себя:
— Порвали! Порвали нашу защиту! Я же говорил! Нужно было Онопку в центр ставить. Давайте быстрее, отходим ко вторым воротам на перегруппировку!
Сообразив, что такими средствами добиться хоть мало-мальской самоотдачи от бойцов вряд ли удастся, он поспешил скорректировать свои вопли:
— Всех, кто живой, — перевожу на следующий, уровень! Уходя — мочите всех!
Командурк, наблюдавший со своего командного поста за происходящим в крепости, удовлетворенно хлопнул себя по бедру и бодро скомандовал: — Начинайте погромы! Пленных не брать! В этот самый момент подскочивший к нему адъютант что-то настойчиво принялся втолковывать на ухо своему боссу. Улыбка постепенно сползала с лица урки. Наконец, выхватив из чьих-то услужливых рук мощный армейский бинокль, он принялся изучать обстановку на направлении, которое указал ему гонец.
Картинка, которую транслировали ему на бинокль, похоже, не сулила ничего хорошего:
— Що цэ такэ? Опять отряд Витязь подослали?
Конницу во главе с атаманом Борисом, высыпавшую, словно мухи на навоз, на вершину холма, возвышавшегося в тылу урочьего войска, можно было уже разглядеть и без помощи оптики, но командурк не спешил расставаться с биноклем, скрывая за окулярами собственную досаду. По всему выходило так, что ситуация складывалась совершенно не по-пацански — честь по чести мочились стенка на стенку и на тебе! Похоже было, что «гондурасские» договорились-таки с «рохляндскими» — открытие второго фронта грозило уркам исторически известными неприятностями.
Здоровенный бинокль жалобно похрустывал в руках раздосадованного урки — больше всего бывалого военачальника раздражал придурок в золоченой броне, елозивший с умным видом перед явившейся на разборки бандой. Кажется, этот идиот давал какую-то установку своим бойцам. Погрозив неприятелю кулаком, командурк тоже принялся раздавать указания своим подчиненным.
Рохляндской армии, впрочем, требовалась не просто установка, а скорее целый сеанс психотерапии. Бойцы всю дорогу до Гондураса обещавшие «порвать уркам ж… на еврейский флаг», едва завидев несметные полчища, уткнувшиеся в порядком уже разрушенные стены крепости, мигом растеряли весь свой ратный пыл, и Борису впору было объявлять субботник по борьбе с энурезом, вместо того чтобы вести войска в атаку.
Атаман, к слову, и сам слегка оторопел, разглядывая колыхавшуюся внизу урочью массу: «маленькой победоносной войной» с нехилым банкетом по окончании, мыслями о которых он тешил себя и окружающих, тут и не пахло. Притихшие рохляндцы несмело приглядывали за боссом, ожидая от впавшего в кому командира волевых решений. Из ступора Бориса вывел голос дочери — как всегда, не слишком адекватная особа и сегодня не блеснула рассудительностью:
— Вот, блин, понабежало-то! Кто ж их всех хоронить будет?
Борис сморщился так, будто проглотил лимонку. Оглянувшись на дочурку, впереди которой, вцепившись в гриву лошади, сидел в седле крепко-накрепко зажмурившийся Гек, он покачал головой, стеганул свою кобылу и принялся носиться с фланга на фланг, одаряя своих подчиненных ОЦУКА (особо ценными указаниями командира армии):
— Фурманов, поведешь правый эскадрон! Петька, поведешь левый. Гаврила! Пойдешь посередине, налево и направо не ходи.
Урки тем временем успели развернуть часть своей армии навстречу подъехавшим на раздачу «новеньким». Борис привстал на стременах, оглядывая свое войско, и, набрав побольше воздуха в легкие, завопил:
— Граждане незалежной Рохляндии! Рахиты и рахитки! От Чукотки до Финляндии все болеют за Рохляндию! Аллюр три креста!
Рохляндская принцесска наклонилась к Геку и поделилась своими «сокровенными» мыслями:
— Знаешь, за что я батю люблю? За чувство юмора.
Борис и вправду сегодня был в ударе:
— Вашему царю показали фигу! Не простим обиды! Умрем все до последнего!
Первыми, задрав кверху свои клюшки, приняли вызов гвардейцы из сборной Рохляндии по поло, во главе с Борисовым отпрыском, а дальше, словно волна по стадиону, по нестройным рядам пошла цепная реакция, встряхнувшая и остальных бойцов. Конница вмиг ощерилась, словно гигантский еж-мутант, выставивший свои иголки. Борис промчался вдоль первого ряда, колотя по выставленным железякам своим мечом — звук был, что гаечным ключом по батарее, да и смысла в этом было немногим больше, но эти «досадные мелочи» не мешали Борису самозабвенно поднимать боевой дух своего войска:
— Победа!
Кто-то на левом фланге несмело вякнул в ответ:
— Победа!
Борис метнул взгляд в толпу и повторил:
— Победа! Двух мнений быть не может!
В толпе начались едва заметные шевеления, и атаман поспешил укрепиться на занятых позициях:
— Мы победим! Ура!
— Ура! — заголосили бойцы.
— Ура! — вписался Гек. Что-что, а поорать он любил…
Напоследок же опытный оратор припас для полного счастья и собравшихся бойцов самую что ни на есть магическую фразу:
— Мочи козлов!
Конная лавина сдвинулась с места, принявшись скатываться в котлован, посреди которого торчала как флаг из дерьма, гондурасская крепость, окруженная полчищами урок. Видел бы бедолага Эффералган, как ходить в психологические атаки! Буденному на зависть, широкой подковой охватывая все урочье войско, рохляндская конница, поднимая клубы пыли, мчалась навстречу неприятелю.
Командурк, не будучи парнем впечатлительным, не стал разглядывать приближающихся «кентавров Рохляндии». Вместо этого он, не напрягая мозг поиском нестандартных решений, скомандовал просто и незатейливо:
— Огонь!
Первый же залп заметно проредил первые ряды рохляндской армии, второй тоже был хорош — не хуже третьего, вот только по эффективности эта операция могла сравниться разве что с гуманитарной помощью в виде десяти тысяч презервативов для решения демографической проблемы в Китае.
Остановить взбесившихся коне-людей могла разве что маленькая атомная бомба. Собственно, поэтому первые ряды урок были сметены начисто, тем более что стрелять в такой ситуации было сложно, а отбиться прикладом от боевой лошади и вовсе представлялось утопичным.
Урочье войско дрогнуло — конница топтала, рубила, давила и в общем полностью соответствовала основной стратегии Бориса Николаевича, которую он не прекращал двигать в массы:
— Мочи!
Среди урок началась плохо скрываемая паника: те, кого еще не замочили рохляндцы, едва-едва сами не довели себя до громогласно требуемых командиром неприятелей кондиций. Даже командурк, в чьем взгляде уже не было прежней стальной уверенности, аккуратно ретировался вместе с собственным штабом с передовой, спешно отступив к стенам крепости под видом «перегруппировки» сил.
Со стен крепости происходящее внизу выглядело еще более впечатляющим, вот только оценить это было совершенно некому — защитники Гондураса были куда как больше заняты спасением собственных филейных частей — ворвавшиеся в город урки уже прочно обосновались на первом ярусе защиты и методично прорывались на второй уровень. Чук, с превеликим трудом пробивавшийся сквозь лезущую в противоположную сторону толпу, вопил что было дури:
— Пендальф! Пендальф!
Однако найти старого разведчика было сложно: все еще пытаясь сохранить хоть какую-то видимость осмысленности оборонительным действиям гондурасского гарнизона, старикан мотался по всему переднему краю, возникая то тут, то там — Чуку всякий раз сообщали что «только что был тут» или же «пять минут назад его видели неподалеку».
Карапуз в конце концов предпочел влезть на полуразрушенный постамент памятника кому-то теперь уже точно неизвестному и там поджидал вездесущего старика, не переставая орать что было мочи, покуда искомый объект не оказался поблизости, вопрошающе уставившись на чумазого посыльного.!
