Александр Попов - Безумная практика
— Так, я сейчас иду на работу выпрашивать отпуск, а вы тут ведите себя тихо, особенно ты (я строго посмотрел на Тимошку), и ни при каких обстоятельствах не пользуйтесь магией, — начал я отдавать распоряжения.
На этом они, распоряжения, и закончились. Пока я обращался к девочкам, «мыльная волшебница» еще раз икнула и, схватив закипающий чайник, начала пить прямо из носика. Я рванулся к ней, вспоминая о своих вчерашних ожогах, но Тимошка уже поставила чайник, вытерла мохнатой ручкой рот и повернулась. Увидев меня в непосредственной близости, она взвизгнула и снова оказалась на антресоли, по пути свалив еще и сахарницу.
Я опустился на диван. Все, мне уже нет дела ни до сохранности квартиры, ни до сохранности дома, района или города. Делайте, что хотите, мне надо отдохнуть, и самым подходящим местом для этого будет мое рабочее место. Я встал, потянулся к оставшемуся бутерброду, но Тимошка снова взвизгнула, что-то мелькнуло, и вот уже она ест с двух рук, раз за разом откусывая огромные куски. Все! Только бежать, и чем быстрее, тем лучше, все равно позавтракать мне не удастся, бутерброды уже начали перевариваться в бездонном чреве экспериментальной нечисти, а чайник покрыт ее слюной и волосами. Поем в кафетерии, и это будет как нельзя кстати. Оглядев троицу, я выразительно вздохнул, помолчал и вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Пока я обувался, в квартире стояла чуть ли не абсолютная тишина, и это означало, что в данный момент мои пришельцы не занимались разрушениями, крушениями и разорениями.
Когда я выходил на лестничную клетку, близняшки вдруг оказались сзади меня, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. У обеих были такие несчастные глаза, что я уже решил, будто они не хотят, чтобы я их оставлял даже на несколько часов ввиду того, что очень привязались ко мне и не мыслят без меня своей дальнейшей жизни. Даша, заглядывая мне в глаза, спросила:
— Александр Игнатьевич, вы ведь вернетесь, правда?
Это было так трогательно, что, если бы не влезла ее сестра, я бы даже прослезился. Варя сразу поставила все на место:
— А то, если ты нас бросишь, домой-то нас вернут, а кто же нас научит пузыри выдувать?
«Тьфу!» — только и подумал я, махнул рукой и пошел пешком по лестнице, чтобы в ожидании лифта не чувствовать спиной взгляды испорченных детей, которых волнуют только внешние эффекты и уж никак не тонкая душевная организация их замечательного куратора.
Несколько минут спустя я уже вышел на улицу. Похоже, мироздание решило немного компенсировать страдания, причиненные мне юными практикантками: бабуль не было видно, в сразу подошедшей маршрутке имелись свободные места, и сидящая напротив меня обворожительная девушка мне улыбнулась. Это я уже в офисе понял, что за ухом осталось немного высохшей пены для бритья, но тогда чувствовал, будто вышел на свободу после долгого заключения. Я как-то провел в отделении милиции в качестве подозреваемого всего-то два часа, но и этого хватило, чтобы словосочетание «выйти на свободу» наполнилось настоящим смыслом.
Когда загружался компьютер, я успел удивиться тому, насколько легко и просто попасть из пункта «А» в пункт «Б», если тебя не сопровождает парочка недоученных волшебниц. Странным выглядел и будничный рабочий распорядок. Необычным казались все, считавшиеся до этого банальными, операции. Кулер безотказно налил чашку горячей воды, банка с растворимым кофе не рассыпала свое содержимое по столу, компьютер выдал на монитор исправное изображение рабочего стола. И от LCD-монитора, исходя из проведенных мною исследований, ждать сюрпризов не приходилось. Постепенно выработанный за годы распорядок дня так захватил меня, что я на целый час забыл о цели своего визита, занимаясь проверкой почты, пролистыванием сайта новостей и настраиванием себя на трудовой лад.
Когда же я закончил утренний ритуал и привычно, как всегда в это время, открыл оболочку рабочей программы, меня посетила такая же привычная мысль об отпуске. И тут я наконец, как герой Шварценеггера, вспомнил все. И это «все» вдруг показалось настолько сложным и запутанным, что захотелось смалодушничать и не возвращаться домой до окончания рабочего дня. Но беспокойство за девочек, оставшихся без надлежащего руководства (при упоминании о моей значимости в глазах сестер я поморщился), заставило набраться мужества и постараться выхлопотать три (а лучше четыре) недели заслуженного отпуска. Поэтому я закрыл программу, навел на столе некое подобие порядка, стараясь убедить себя, что вернусь теперь не скоро, и храбро направился к кабинету шефа.
Когда я вошел в приемную, Галочка, секретарша шефа, оказала мне честь, оторвавшись от трех важных занятий, которые она выполняла со способностями Юлия Цезаря: болтовни по телефону, полирования ногтей и просмотра изображений разноцветных пузырьков и флакончиков загадочного назначения на глянцевых страницах какого-то рекламного каталога. Судя по дымящейся чашке и остаткам пирожного, список дел можно было увеличить еще на две позиции. Заметив меня, она положила трубку, пообещав кому-то через минутку перезвонить, аккуратно положила пилку на стол, поправила светлые локоны, махнула тюбиком помады по губам, посмотрела в маленькое зеркало, вытянув губы, словно для поцелуя, и наконец повернула голову ко мне, захлопав длинными ресницами, что, готов поклясться, вызвало легкий бриз. Затем в мой адрес последовала предельно соблазняющая улыбка. Если бы я не знал о том, что таким образом она встречает каждого посетителя мужского пола, я бы решил, что наша длинноногая куколка Галочка готова отдаться прямо на своем рабочем месте, что, к сожалению всей мужской половины офиса, не соответствовало действительности. Но почти все посетители, не знающие особенностей Галочкиного поведения, выходя из кабинета директора, располагающе улыбались и непременно оставляли на ее столе визитки самого вычурного вида с обязательным указанием всех своих регалий. Некоторые, особо доверчивые, уже в дверях посылали воздушный поцелуй, на что Галочка всегда с выражением истинного недоумения на лице пожимала плечами, пополняла стопку визиток еще одним экземпляром и возвращалась к прерванным занятиям.
— Здравствуйте, Галя, — сказал я, подходя к столу. Странно, но, выступая в роли просителя, я ощутил жгучее желание снять и теребить в руках несуществующую шапку. — Евгений Алексеевич у себя?
— А вы по какому вопросу? — не ответила мне Галя, выполняя функции хранителя бесценного покоя начальства.
«По процедурному», — вертелось на языке, хотя я до сих пор не представляю, что кроется в этом ответе, скорее всего, позаимствованном у юмористов. Но вместо этого я горестно вздохнул, как бы намекая на сомнения в удачном исходе дела, и произнес:
— Отпуск иду просить.
При слове «отпуск» Галочка блаженно закатила глаза. Еще бы, для нее слово отпуск ассоциируется с лазурным морем, золотыми песками, да еще небось с неприлично богатым кавалером, исполняющим, как добрый джинн, в течение по крайней мере двух недель каждую ее прихоть. Глядя на ее мечтательный вид, я снова вздохнул — мои возможный отпуск будет протекать не так радужно. Мой вздох оторвал ее от приятных мыслей, и она вернулась в реальность:
— Да зря вы так волнуетесь, Евгений Алексеевич вроде бы в приятном расположении, даст он кам недельку-другую отдохнуть, к тому же лето только начинается, сотрудники на месте, — решила она меня успокоить, неправильно истолковав мое состояние.
Затем вытянула перед собой ладони, полюбовалась на ногти, пошевелила пальцами, присмотрелась к одному из них, наверное выявив какой-нибудь недостаток, стряхнула какую-то пылинку с блузки, но все-таки встала из-за стола и одернула юбку, подол которой находился на максимально возможном расстоянии от пола, тем не менее подтверждающем, что данный предмет является все-таки юбкой, а не поясом. Звонко цокая высокими каблуками, она подошла к двери, ведущей в святая святых — кабинет начальника, изящно прогнулась, обернулась из-за плеча (Господи, где их только этому учат?), заставив мой взгляд оторваться от некоторых особенно выдающихся округлостей ее организма, заговорщически подмигнула и постучала. Шеф, отрицающий возможность общения с секретаршей только по телефону (не могу его в этом винить), что-то ответил. Галочка приоткрыла дверь и заглянула внутрь, чуть наклонившись, чего оказалось достаточно, чтобы мне понадобились все усилия воли, дабы прямо в приемной не наделать каких-нибудь глупостей.
Обменявшись парой фраз с шефом, Галя выпрямилась, прикрыла дверь, обернулась, разрешила мне войти, а сама продефилировала на свое рабочее место. Когда я постучал, то, несмотря на то что за спиной остался упоительно длинный коридор, пришла твердая уверенность, что отступать совершенно некуда. Как там говорила Даша об отказниках? Лучше и не вспоминать и не думать. Итак, вперед к отпуску и продолжению безумств. Не услышав никакой реакции на стук, я немного приоткрыл дверь и почему-то протиснулся в проем, хотя мог открыть ее пошире и просто зашагать по направлению к начальству. Но просьба о месяце отпуска была настолько дерзкой, что, оказавшись в кабинете, я остановился, аккуратно прикрыв за собой дверь.
