Владимир Лещенко - Обреченный рыцарь
А вода озерная, даром что стылая, зато живая. Зачерпнешь ладошкой да выпьешь – словно огонь по жилам потечет. И всякая хворь сама собой из тела выскакивает. Правда, лесным жителям недуги почти неведомы. Вот разве что бывает, когда дедко Вареник за нерадивость в науках высечет кого из своих внучат, тогда стоит в Озере лопух помочить да приложить к больному месту – враз зуд как рукой снимает.
Люди тоже прознали о целебных свойствах той водицы. Но им по Старому лесу бродить вольно не дозволено. Разве что по самому краю, где собирают грибы да ягоды. А в самую чащу ни‑ни. Только с позволения древних хозяев. Да и то не всем, а только посвященным. Волхвам, ведунам, целителям.
Волхвы – самые безвредные из соседей. Сложат какой‑нибудь алтарь в честь лесных или водных жителей и знай себе пляшут с подвываниями, прося древних помочь в каком‑нибудь деле.
Дедко Вареник завсегда выслушает просьбы молча, потом созовет совет старейших на полянке у Озера (это чтоб водяному сподручнее было, он не может долго на вольном воздухе находиться) и там уже решают, прийти на выручку людям или нет. Чаще всего помогаем. Отчего не пособить, ежели это в наших силах? Люди ж все больше о еде молят. Поделиться с голодными лесной снедью немудреной – орехами там, корешками, ягодами – это ж не в тягость. Земля – она для всех родит.
Иное дело, когда о всяких глупостях просят. Наслать мор какой на соседские поля или скот. Или помочь в военных походах. Тогда ответа нет. Еще и проучить можно за зловредность.
Знахари да ведуны – те много хлопот доставляют. За ними глаз да глаз нужен. Чтоб не испортили чего или не взяли лишнего. Им дай волю, так все Озеро б до дна вычерпали, все травы с кореньями повырвали. А зачем жадничать, спрашивается? Ты бери, сколько тебе надобно. А завтра еще возьмешь. И в следующем месяце. И на тот год. Старый лес – он щедрый.
Когда князь Киевский на старые порядки ополчился, то среди прочих священных мест и этому досталось. Явились епископовы дружиннички и стали по лесу рыскать, чтоб, значится, выдворить прежних хозяев куда подальше.
Старый леший на первых порах не велел их трогать. Люди подневольные, служивые, что с них взять. Тем бы и одуматься. Видят же, никого вокруг не наблюдается. Взять бы витязям и уйти восвояси да доложить по начальству, что дело сделано.
Так нет же, рьяные какие‑то попались. Словно и не на этой земле родились. Чем это Кукиш их опоил или прельстил таким, что воины принялись священные деревья рубить да жечь, чтобы нас отсюда повыкурить.
Тут дедко Вареник уже не выдержал. Отослал нас, мальцов, под присмотр старших, а сам дружинникам и показался.
Те обрадовались, как полоумные, и начали за ним по лесу гоняться. Но это ж все одно, что пытаться ветер вольный поймать.
Поводил их князь лесной по своим владениям, покружив преизрядно, и к Озеру‑то и вывел. Здесь воины на ночлег стали, ибо ночь уже подступила, а сил на обратную дорогу не было.
Развели костры, как водится, захотели водицы набрать для каши. А вода озерная от них и убегает. Только ратники к ней потянутся, а она уходит. Потом и вовсе диво‑дивное приключилось. Взялась льдом поверхность Озера. И это посреди лета‑то!
Вот и смекнули тогда дружинники, что совсем худое творят. Повинились, на колени перед водоемом попадав. Молили пощадить их и отпустить с миром. А уж они всем закажут ходить в Старый лес с дурными намерениями.
Ничего им в ответ не было сказано. Однако ж поутру показалась тропа. Узкая да неудобная. Через буреломы и овраги идущая. Но и за то были благодарны воины, что позволено им было уйти.
Больше никто от князя сюда не совался…
Впереди показались первые деревья. Сначала одно‑два, а потом вдруг словно из‑под земли встала гигантская желто‑зеленая стена.
Орландине пришлось запрокинуть голову, чтобы попытаться прикинуть, сколь высоким был этот частокол. Не смогла. Раскидистые кроны колоссальных деревьев, сдавалось, подпирали самое небо.
Ей и раньше случалось бывать в заповедных лесах. Например, в священных рощах аллеманов или артанийцев во время одной из Рейнских войн.
К стыду своему вспомнила, что не раз и не два участвовала в осквернении таких вот мест. Авгуры поучали, что в этом нет ничего плохого. Дескать, изгоняем ложных богов ради торжества истинных. Но больше думали не о сакральной стороне дела, а о том, что подобные действия призваны деморализовать противника, унизить его.
Чаще выходило наоборот. Озлобленные святотатством варвары дрались, как бешеные, мстя за поруганную веру…
И все же таких деревьев‑великанов Орландине видеть еще не доводилось. На их фоне казалась она сама себе малюсеньким муравьишкой.
Кусты тоже мало в чем уступали исполинам‑соседям. Каждый из них напоминал доброе дерево. Даже колючки на терновнике и те размером были с мужскую руку.
Высокая, уже начавшая по‑осеннему желтеть трава доходила почти до самого подбрюшья коней, хватая всадников за ноги и норовя стащить наземь.
С чего бы такое буйство жизни, удивлялась амазонка. Попробовала спросить у своего спутника.
– Старики сказывают, что это все от Озера, – нехотя ответил Бублик. – Мол, оно своими живыми водами питает корни древ и травы…
Что‑то сильно беспокоило сатиренка.
Он тревожным флюгером вертелся в седле, пристально всматриваясь в окрестные заросли. На его круглощекой потешной рожице мелькало одно чувство за другим. И не нужно было быть опытным физиономистом, чтобы прочитать все заботы, одолевшие лешачка. Удивление сменялось настороженностью, та в свою очередь уступала разочарованию, за которым следовало уныние.
– Что случилось? – всполошилась Орландина. – Что‑то не так?
Бублик отмахнулся. Не до тебя, дескать.
Спешившись, пацаненок потрусил в сторону ближайших кустиков.
А, приспичило, с облегчением догадалась амазонка. Однако ж ошиблась.
Вместо того чтобы справить нужду, сатирчик стал осматривать да обнюхивать березку и искать что‑то в росшей вокруг нее траве.
– Да где же она? – озадаченно почесал вихрящийся между рожек чубчик.
– Кто? – не поняла девушка.
– Тетка! – топнул ногой паренек. – Куда она могла запропаститься, ума не приложу! И сестренки вместе с нею…
В кустах орешника послышался подозрительный шорох.
– А! – расплылся в довольной ухмылке юный леший. – Схоронились! В прятки играть удумали. Вот озорницы! Вижу, вижу!
Метнулся к зарослям, раздвинул гибкие ветви лещины и разочарованно хмыкнул. Прямо под ноги ему выкатился… заяц. Да какой огромный, почти что с маленького кабанчика ростом. Видно, что, приобретя в размерах, зверек потерял отличительную черту своих длинноухих сородичей – непомерную пугливость. Потому как, нимало не дичась, стал по‑кошачьи тереться о ногу Бублика. Еще и довольно урча при этом.
Девушка подумала, что за удивительное место этот Чернобыль. Если тут зайцы величиной с поросенка, то каковы должны быть сами секачи. Не говоря уже о медведях.
Сатиренок между тем тоже что‑то наворковывал в длинное серое ухо. Косой, казалось, внимательно его слушал, знай себе кивая. Словно соглашался с тем, что ему втолковывали. Когда же маленький леший закончил, заяц тяжело вздохнул, совсем как человек, и понурил голову. Орландина готова была поклясться, что из его глаз… капнули слезы.
Святой Симаргл! Плачущий заяц?! Ну ладно бы еще крокодил. Слыхала она о таком диве, хоть самой и не привелось видать.
Бублик отшатнулся от ушастого и всплеснул руками.
– А остальные?! – раздался крик боли.
Заяц покачал головой. Потом развернулся к людям спиной и быстренько так юркнул назад, в орешник.
– Что он тебе сказал? – зачала тормошить мальца за плечи амазонка.
А у того слезы в три ручья из глаз катятся. Силится что‑то сказать, но только рот лягушкой открывает.
– Ну, перестань! – пыталась унять его девушка, но лешачок, уткнувшись носом ей в жилетку, заходился еще пуще.
– Ты же не маленький! Сто сорок лет как‑никак на белом свете прожил!
– Их нет, понимаешь?! – уставились на нее заплаканные глазенки. – Не‑ет!
– Ну, ушли куда‑нибудь, – совершенно не представляя, о ком идет речь, пожала плечами Орландина. – Вернутся. Или мы их найдем! Давай искать! Ведь мы, наверное, еще и половины леса не прошли. Ты мне Озеро обещал показать.
Слезинки мигом просохли.
– А ведь верно! Озеро!
После долгих блужданий по лесу они наконец вышли к таинственному водоему.
Почему «таинственному»?
Орландина и сама не могла бы толком объяснить то чувство, которое она испытала при первом взгляде на лесное Озеро.
Вроде бы и ничего особенного в нем не было, а вот же…
Форма Озера была идеально круглой. Как будто кто‑то специально подровнял. Но кому по силам подобное? Разве что всемогущим богам.
Немного странным выглядело то, что у самой кромки воды ничего не росло. Абсолютно. А ведь можно было представить, что коль скоро животворящая озерная влага произвела такие разительные перемены в окружающей природе, то уж в непосредственной близи от нее должны твориться такие чудеса, что о‑го‑го.
