Надежда Первухина - Право Света, право Тьмы
— А саранча и кровь вместо речной воды… В нашем городе… Это тоже вы? — обессиленно спросил Изяслав Радомирович.
— Разумеется, — деловито бросил мэтр Танадель.
— Зачем? Зачем?
— У меня есть здешний осведомитель, из новозавербованных. Он сообщил мне, что поп в день дуэли собирается отказаться от сражения со мной. А я не люблю, когда нарушают мои планы. Вот и покуражился слегка.
«Слегка». Мэра передернуло. Если саранча и кровавые реки — это слегка, нужно срочно пересматривать свои взгляды на агрессивную магию.
— Я сделал это, чтобы ваш поп понял — дуэли ему не избежать. А если не поймет — вы ему об этом скажите прямо. У меня ведь в арсенале не только кровавые потоки да саранча. Имеется серный огонь с небес, затем мухи-убийцы (разных видов), солнечное затмение длительного действия, Кожные болезни: кондиломы, васкулиты, витили-Го, ихтиоз… Даже синдром Лайела, пожалуйста, на выбор.
— Я понял вас, понял, — простонал мэр, подавленный перспективой солнечного затмения и таинственного синдрома Лайела. — Вы хотите поединка со священником. Ладно. Но если вы его убьете…
— Вы хотите сказать, когда я его убью, — с любезной улыбкой поправил мэра старик.
— Да. Когда вы его убьете, вы на этом успокоитесь?
— Полноте. Это только начало. Я выкорчую все поповские сорняки в этом городе. А знаете, почему я выбрал именно ваш город? Здесь вас — колдунов, ведьм, вампиров, оборотней, некромантов — больше, чем во всей России! А вы позволяете жалким церковникам соседствовать с вами, покупать продукты в ваших магазинах, пить вашу воду, дышать вашим воздухом. Они не поклоняются тому, чему верны мы. И за это они должны быть наказаны.
— Но они нам вовсе не мешают… — пробормотал уничтоженный мэр.
— Это вам только кажется, — отрезал грозный Танадель, — Они отнимают у нас, у магов, человеческие души, а значит, отнимают учеников и последователей. Бормочут о каком-то Царстве Небесном, грехопадении, искуплении, страданиях и постах; окуривают мозги ладаном, поют тоскливые непонятные песни в своих церквах, похожих на раззолоченные склепы… Они глупцы и творят глупцов. Нет никакого Небесного Царства. А если б и было, то оно вовсе не нужно. Царство можно вполне создать и на земле…
Изяслав Радомирович зачарованно смотрел на гремящего великими идеями мага и чувствовал себя окончательно раздавленным.
Танадель посотрясал воздух еще пару минут, а потом сказал:
— Довольно. Созиданием царства я займусь чуть позднее. А теперь пускай мне принесут хорошего рому и добрый кусок свежей убоины. Что-то я проголодался.
— Но это же всего-навсего кофейня! — возмутился Торчков.
— Эти детали меня не волнуют, — заявил Танадель и подозвал официанта.
Официант выслушал заказ, побледнел, потом позеленел и ушел в сторону кухни на негнущихся ногах. Танадель проводил его взглядом.
— Да, — буркнул он себе под нос— Ничего не поделаешь — провинция…
В то время как мэр города готовился к встрече с новоявленным чернокнижником Танаделем, отец Емельян медленно сошел с крыльца своего домика и, окутанный теплым душистым воздухом августовского вечера, направился к церкви. Он был задумчив и печален. Днем, когда внезапно налетела на город саранча, он, как мнилось ему, проявил недостойное священнического сана малодушие — потерянно, бесцельно сидел в доме, в обществе супруги и четы Горюшкиных и (совестно сказать) страшился нос на улицу высунуть. А за окнами творилось светопреставление из слюдяных трепещущих крыл, саблевидных лап и поджарых телец. Любовь Николаевна без конца плакала (отец Емельян собственноручно дважды заваривал своей безутешной попадье успокоительный чай со зверобоем и мятой), Ольга ее утешала, а дьякон несколько раз употребил такие слова, за которые в дальнейшем его непременно следовало бы поставить на покаянные поклоны.
Однако посреди этой заполошности и растерянности отца Емельяна наконец посетила здравая и спасительная мысль. Когда наступает година бедствий, каждый, чтобы спастись, спасти других, не впасть в уныние и отчаяние, должен с прежним усердием делать дело, к которому призван. А дело священника — молиться. Потому, едва свечерело, отец Емельян пошел в церковь — служить вечерню. По дороге он решил, что надобно будет во время вечерни прочесть акафист святому покровителю храма — великомученику Димитрию Солунскому.
«Велика обрете в бедах тя поборника Вселенная, страстотерпче, языки по беждающа», —мысленно пел отец Емельян тропарь святому угоднику, покуда шагал к храму. Пелось неуверенно, на душе стояло взбаламученной водой беспокойство. Смущал помысл: не оттого ли налетела на город саранча да воскровавилась вода, что решил он, протоиерей Емельян Тишин, отказаться от поединка с колдуном? Не вынуждает ли его колдун тем самым идти и сражаться? До дуэли еще сутки. Что за эти сутки натворит чернокнижник? Неужели погубит весь город?
— Опомнись, Емельян, — самому себе строго сказал отец-настоятель. — Где твоя вера? Чтоб какой-то колдун целый город погубил?.. Разве нет у нашего города истинного незримого защитника?
…В давние, легендарные времена был прекрасный город и носил он название Солунь. Однажды наместником этого города сделали благородного и воинственного мужа именем Димитрий. Город был языческий, а новый наместник исповедовал христианство. Но несмотря на эту вопиющую разницу в религиях, Димитрий всегда защищал вверенный его попечению город от внешних и внутренних врагов. Защищал и в жизни, и даже после своей мученической смерти. Однажды, когда Димитрий уже был мертв и святые мощи его почивали в солунской церкви, город осадили неприятели. Жителей Солуни охватила паника, ибо враг был силен, многочислен и безжалостен. И вот некий человек пришел в церковь великомученика Димитрия, чтоб помолиться этому святому об избавлении города от врагов. И было ему странное видение.
Входят в церковь два светлоликих юноши, видом подобные величественным царям древности, в сверкающих неземным светом облачениях. И говорят:
— Где находится господин, живущий здесь?
Свидетель этого дивного видения понял, что говорят они о мощах почивающего в храме великомученика Димитрия, и напал на него благоговейный страх, так что не мог он вымолвить ни слова.
Тогда в церкви явился другой юноша, видом подобный слуге, но тоже бесплотный и ангельским светом сияющий, и вопрошает:
— Для чего он нужен вам?
— Господь послал нас к нему, дабы сказать нечто важное.
Юноша-слуга указал на гробницу с мощами святого Димитрия и сказал:
— Вот он, господин мой!
— Возвести же ему о нас, — сказали небесные посланцы.
Юноша поднял пригробничную завесу, и из гробницы, словно из затемненной комнаты, навстречу пришедшим вышел святой Димитрий. Его лицо было ярче солнечного света, облачен он был в сверкающие доспехи, и в руке его, словно луч чистого пламени, сияло копье воина и защитника.
— Что побудило вас посетить меня? —. спросил святой Димитрий у таинственных гостей.
Они же ответили величаво:
— Бог послал нас сказать тебе, что отныне ты должен оставить город Солунь без своего покровительства, ибо жители его нечестивы, и Он хочет предать город в руки врагов.
Услышал это святой воин и заплакал, склонив сверкающую голову. А потом заговорил:
— Ступайте, братья, так скажите Владыке моему: «Я знаю щедрость Твою, Владыка, все беззакония мира не могут превзойти милосердия Твоего! Прояви же ныне милость Свою на этом городе и не повелевай мне оставлять его. Ты Сам поставил меня стражем этого города, и если суждено погибнуть ему, то пусть и я погибну с душами здешних жителей. Я не покину их. Они согрешали Тебе, но все-таки не забывали о Тебе, помилуй их, ведь Ты — Бог кающихся».
Сказал это святой Димитрий и вошел в свою гробницу, а пришедшие к нему ангелы стали невидимы.
А утром враги отступили от стен Солуни, хранимой таким великим защитником…
Но как были защищены незримым покровительством святых древние города, так и сейчас есть эта защита. Она словно нитка, латающая прорехи в общей человеческой судьбе и не дающая бытию расползтись, как старой заплате…
Погруженный в эти мысли-воспоминания, отец Емельян и не заметил, что стоит уже в притворе церкви. Кругом тишина. Священник обернулся — дверь в храм была заперта.
— Как же я вошел? — тихо поразился отец Емельян. — Где сторож церковный? Он мне отпер двери, да и отпирал ли?.. И почему никого нет в храме, ни служки, ни молящихся, ни певчих? Разве не пора служить вечерню?
У старого священника слегка закружилась голова. Он перекрестился и прошел через весь храм в ризницу — облачаться к службе. А храм действительно был тих и безлюден, с купола — на колонны, иконы, подсвечники, аналои — спускались мягкие, цвета некрепкого чая сумерки.
Отец Емельян привычно начал облачаться, надел епитрахиль и фелонь, повязал поручи, вдруг глянул в приоткрытое окошко ризницы и ахнул. Показалось ему, что видит он не привычные очам избы да многоэтажки нелепой, разномастной щедровской застройки, а белоколонные башни, древние амфитеатры, роскошные дворцы среди оливковых рощ, пальм, розовых кустов и шумящих ароматными водами фонтанов.
