Олег Шелонин - Ангелы Миллениума. Игрушка наудачу
— Понимаю… — Охранник уважительно кивнул. — Куртку распахните.
Валентин распахнул полы джинсовки, позволив обозреть свою майку, обтягивающую его широкую грудь.
— Проходите.
Юноша повертел головой.
— Слушай, друг, подскажи. Я тут в первый раз. Как бы мне с Караваевым повидаться? С Василием Петровичем?
— Трудно будет. Он очень занятой человек. Вон к той стойке подойдите, — указал охранник на стойку администратора, — она вас запишет на прием.
— Спасибо, — Валентин приветливо махнул рукой и направился к указанной стойке.
— Слушаю вас… — Суровая дама бальзаковского возраста уставилась на стажера сквозь роговые очки, всем своим видом давая понять, что посетитель пришел в очень серьезную организацию и по мелочам здесь беспокоить не принято.
— Я к Василию Петровичу Караваеву.
— От какой организации?
— Ни от какой.
— Вам назначено?
— Нет.
— По какому вопросу?
— По личному.
— Ваша фамилия, имя, отчество?
— Святых Валентин Сергеевич.
Администратор вынула из стола журнал, раскрыла его и записала данные стажера.
— Пятое октября, девять тридцать. Просьба не опаздывать. У Нестора Алексеевича очень плотный график.
— Во-первых, вы забыли уточнить год. Две тысячи девятый или две тысячи двадцатый? — усмехнулся Валентин. — Во-вторых, мне нужен не Нестор Алексеевич, а Василий Петрович, и в-третьих, я не могу ждать столько времени. Мне нужно встретиться с Караваевым сейчас и немедленно, — твердо сказал Валентин.
— Личными вопросами клиентов, — снисходительно улыбнулась администраторша, — у нас занимается именно Нестор Алексеевич. Оставьте свой телефон. Если в его расписании появится окно, мы вам позвоним. Остальное не в моих полномочиях.
— Вот что, уважаемая… — Голос Валентина стал еще строже. — Я иду не брать кредит и не просить об отсрочке кредита. Я иду к отцу моего друга. По очень важному для него лично делу! Свяжитесь с ним и назовите мое имя. Надеюсь, на это у вас полномочий хватит? — подковырнул он администраторшу.
— Ну… я не знаю, — неуверенно пробормотала администраторша.
Очень Валентину этого делать не хотелось, но пришлось. Он извлек из кармана удостоверение.
— ФСБ? — сразу собралась администраторша. — Я попытаюсь что-нибудь сделать.
Она сняла трубку и нажала кнопку селектора.
— Нестор Алексеевич, тут некто Валентин Сергеевич Святых настаивает на срочной встрече с Василием Петровичем. Утверждает, что знает его лично…
— Алевтина Семеновна, — послышался из динамика раздраженный голос, — сколько раз вам объяснять: у нас одни правила для всех. Между прочим, у Василия Петровича сейчас совещание с управляющими филиалов банка. А личные дела ваш Валентин Святых может решить в ресторане или на дому, и…
Алевтина Семеновна торопливо отключила кнопку громкой связи и стремительно залилась краской, проклиная себя за оплошность.
— В принципе, справедливо, — кивнул Валентин. — Одна беда: мне нужно видеть Василия Петровича очень срочно.
Память у юноши была превосходная. Домашний телефон Женьки он знал наизусть. Выудив из кармана мобильник, стажер набрал номер.
— Лера Владимировна, здравствуйте.
— Кто это?
— Не узнали? Это я, Валентин Святых, ну помните, мы с Женькой…
— Ой, Валечка, это ты? Ты где, в Рамодановске?
— Да. Вот из армии недавно вернулся.
— Ой, Валечка, а ты о Жене слышал?
— Слышал, потому и хочу с вами встретиться.
— Такое горе… — Лepa Владимировна захлюпала носом с другой стороны трубки, — …а ты ведь даже на поминках не был!
— Я только вчера об этом узнал.
— Валечка, приезжай, адрес, надеюсь, помнишь. Женечку нашего помянем…
— Лера Владимировна, обязательно, только мне сначала с дядей Васей встретиться надо, ряд вопросов утрясти, а это до вечера, пока он не освободится. У него совещание вроде, да и вообще меня к нему пускать не хотят. Так что придется по улицам бродить, пока у него рабочий день не кончится. Отловлю на выходе.
— Так ты в банке?
— Да. В головном офисе.
— Валечка, никуда не уходи, я все улажу. Он тебя сейчас примет. Да, а ты к нему по какому делу?
— Вообще-то по личному, но оно напрямую касается Жени. Неудобно, правда, совещание…
— Какое совещание, если пришел друг Жени, да еще и по делу, связанному с ним! Жди, не отключайся. Сейчас, я ему позвоню.
Судя по всему, Лера Владимировна уже связывалась с мужем по мобильнику. До Валентина донесся ее взволнованный голос.
— Вася, ты должен срочно принять… какое совещание? Друг нашего Жени приехал, сидит там у тебя как бедный родственник, а ты его принять не можешь?! Что значит какой друг? Валечка! Ты что, забыл, как они… — Лера Владимировна, по-видимому, что-то вспомнив, внезапно разрыдалась: — Они же… они… да, что ты меня успокаиваешь? Я спокойна!!! Где? Не знаю, в приемной или еще где. Прими его немедленно! Он о Женечке нашем с тобой поговорить хочет. И вообще сворачивай там у себя все — и приезжайте. Я сейчас на стол соберу… Вот и умница…
Голос в трубке зазвучал громче:
— Валечка, ты еще не ушел?
— Нет, тетя Лера.
— Сейчас тебя к нему проведут. Не волнуйся. Только вы потом сразу сюда, к нам домой.
— Как только дела утрясу, — пообещал Валентин, с ужасом понимая, что про этику, этикет и этнос всяких там сверхъестественных существ на сегодня можно забыть. — Дашка меня убьет…
— Что?
— Нет, нет, ничего. Это я о своем. Обязательно приеду. Не знаю, как дядя Вася, а я точно приеду. Так, это, кажется, за мной. Все, тетя Лера, целую, ждите.
Валентин отключил телефон. Из лифта напротив стойки администратора вышла пара накачанных молодцев в фирменных одеждах охраны банка. Только одно в них Валентину не понравилось. У каждого на бейджике красовалась надпись: ЧОП «Страж»…
— Валентин Святых кто здесь будет?
6
— Ну, здравствуй, Валентин, здравствуй… — Василий Петрович вышел в приемную, чтобы лично встретить друга своего покойного сына, окинул его оценивающим взглядом. — Экий ты вымахал, крепыш! Извините, — повернулся он к выходящим из его кабинета членам сорванного Валентином собрания, — основные вопросы мы уже обсудили, а остальное в рабочем порядке.
— Ну разумеется!
— О чем речь!
Управляющие поспешили откланяться, бросая украдкой любопытные взгляды на Валентина. Всем было интересно, ради кого шеф так поспешно свернул собрание. Как только приемная освободилась, Василий Петрович распорядился:
— Анечка, на сегодня все встречи отмени, и никого ко мне не пускать.
— Хорошо, — откликнулась секретарша, — вам что-нибудь принести? Чай, кофе?
— Пока не надо. Лучше держи оборону. Ну проходи, Валентин, потолкуем.
Василий Петрович провел юношу в кабинет, усадил в кресло, извлек из мини-бара-холодильника, встроенного в стену, бутылку коньяка, пластиковый поддончик с нарезкой сервелата, поставил все это на стол, выудил из ящика стола две рюмки — и только после этого сел рядом. Валентин с легкой грустью смотрел на отца Женьки. За эти два года Василий Петрович резко сдал. В некогда иссиня-черных волосах еще нестарого, чуть-чуть за сорок, мужчины пробилась седина, на лице появились первые морщины.
— Давай, Валя, помянем моего сына. — Василий Петрович откупорил бутылку, наполнил стопки. — А уж потом о твоих делах поговорим.
— Дядя Вася, я за рулем, — робко сказал Валентин.
— Об этом не беспокойся, — отмахнулся Василий Петрович, — мои архаровцы тебя до места довезут и тачку твою доставят.
— Ну, если только так, — юноша поднял рюмку, — помянем Женю, дядя Вася.
— Помянем.
— За упокой души.
— За упокой.
Они выпили не чокаясь.
— Вот ведь как судьба-то распорядилась. Ты — единственный из класса, кто даже не стал поступать в институт, а пошел в армию, и вот ты жив…
— Да кто бы меня в институт взял, — поспешил увести разговор в другое русло Валентин.
— Это да. Всегда заводилой был. Все шкоды от тебя исходили. Где служил-то?
— В спецназе.
— Не удивил. А сейчас где?
Валентин выудил из кармана удостоверение и показал его Василию Петровичу.
— Ого! Растешь. А вот моему Женьке теперь… — Валентин Петрович скрипнул зубами, налил себе и Валентину еще по одной. — …Некуда расти. Что ж такое творится-то? Не успели школу кончить — и уже четверых из вашего класса нет.
— Ошибаетесь, Василий Петрович, уже шестерых.
— Как шестерых? Паша, Валя, Сашка, я знаю, мой Женька…
— После Женьки еще двоих не стало. Я вчера на поминках был. Сорок дней. Лешка Черныш на машине разбился. А еще раньше Мишка Селиванов. Самосожжение, говорят. Только я в это не верю. Он же на религии повернут был. Верующий, а для них самоубийство — страшный грех.
