Александр Житинский - Спросите ваши души
Джип дежурил под окном. Полуэктова и попугай соревновались в произнесении фразы «Спасите наши души».
Ночью, услышав пение соседки в кухне, я тихонечно приоткрыл дверь, вооруженный спирометом, и всадил ей в сердце душу одного из двух тараканов, оставленных мне для экспериментов.
Я наградил Полуэктову душой Мани Величко, барменши в кафе «Ласковый гном», которая отдала Богу (а точнее, нам) душу полтора года назад в результате банального дорожного происшествия. Душа же профессора Тимирязева вернулась к моему таракану.
Как только я это сделал, Полуэктова обернулась ко мне и игриво спросила:
– Вам капуччино или эспрессо?
– Эспрессо, – буркнул я, выходя из комнаты.
Полуэктова мгновенно изготовила эспрессо и подала мне в чашечке с блюдечком.
Я понял, что дело сделано. Она больше не будет петь про души, а станет обслуживать квартиру напитками.
Успех окрылил меня. Я решил попробовать решить таким путем и проблему с Сигмой.
У меня имелись в наличии два таракана. Тимирязев и детский писатель. Я усадил их в одну банку и поставил ее на стол. Тараканы внимательно смотрели на меня. Очевидно, недавние зверства произвели глубокое впечатление на бывшего профессора и бывшего детского писателя. Оба, несомненно, были в прошлом гуманистами.
Тимирязев, как известно, занимался растениями, а детский писатель писал про зверьков и птичек, про природу, леса и поля.
Оба были совершенно некровожадны. Я не сомневался, что они меня слышат и понимают.
– Друзья мои! – начал я, глядя в их тараканьи лица. – Я прошу прощения за допущенные ошибки, приведшие к истреблению ваших товарищей и коллег. Но сейчас я прошу помочь нам, причем сделать это совершенно добровольно. Я прошу кого-нибудь из вас дать согласие на обмен души с одним человеком. Человек этот неплохой по сути, с широкой душой (тут я подумал, что широкая душа Мачика может и не поместиться в таракане), он очень богат и обладает могучим здоровьем. Жить в нем будет вполне комфортно. У него есть и определенные недостатки, конкурентная борьба в шоу-бизнесе ожесточила его…
Бывшие профессор и писатель внимательно слушали меня, шевеля усами.
– …и он стал бандитом! – горько заключил я. – Ваша задача – помочь ему встать на правильный путь. Тот из вас, кто возьмет его душу, может сделать неплохую карьеру в вашем обществе. («Которое мы перебили!» – некстати подумал я.) Я сказал вам все, ничего не утаивая. Решайте!
Тараканы принялись обмениваться мнениями, ощупывая друг друга усами. Наконец Тимирязев отполз в сторону, а писатель поднял оба уса вверх, как бы сигнализируя, что он готов на подвиги.
Я зарядил писателем спиромет и отправился на рандеву с Мачиком. Точнее, на его расстрел, поскольку дуэлью это было назвать трудно.
Я позвонил секретарше и сказал, что хочу к шефу на прием. Она доложила, и Мачик немедленно меня вызвал. Очевидно, он предполагал, что я принесу ему какие-то условия сдачи Сигмы.
Я вошел в кабинет с фотоаппаратом «Canon», который болтался у меня на животе. Длинная труба телеобъектива со спрятавшимся внутри детским писателем, была наставлена на Мачика.
– Ты… чего? Фотографировать будешь? Зачем? – недоуменно спросил Мачик.
– Мачик, я не хотел бы делать это тайком, я хочу, чтобы ты знал. Наше дело провалилось, мы занимаемся обманом и в этом обмане покусились на самое святое, что есть в человеке – на его душу!
– Э! Э! – закричал Мачик. – Зачем говоришь, как газета?! Чего пришел?
– Я пришел дать тебе душу, – сказал я с некоторым пафосом, как Стенька Разин, который приходил давать волю крестьянам.
Кстати, волю я ему тоже хотел дать.
Мачик потянулся к кнопке вызова охраны. Видимо, он решил, что я сбрендил.
Мы нажали кнопки одновременно. Я – кнопку спуска, он – вызова охраны. Душа писателя пулей устремилась к Мачику, который едва успел раскрыть рот, выбила оттуда нынешнюю Мачикову душу, которая мигом юркнула в спиромет, – и дело было сделано.
Ворвавшаяся охрана уже крутила мне руки и прижимала носом к ковру Мачикова кабинета.
– Стоп! Отпустите его… – раздался голос Мачика.
Меня подняли и освободили мне руки. Первым делом я заглянул в объектив спиромета и увидел там моего агента-таракана, в котором неистовствала заключенная в нем душа Мачика. Он буквально лез на стенки узкой трубы между двумя линзами, выражение его тараканьего лица, или точнее, морды, было самое зверское.
– Что за самодеятельность, друзья? – обратился Мачик к охране. – Я лишь хотел, чтобы нам принесли чаю… И яблочного соку, – добавил он.
Я подумал, что душа писателя давно не наслаждалась яблочным соком.
Охранники, пятясь, покинули кабинет.
– Так на чем мы остановились? – спросил Мачик, поеживаясь.
Новая душа обживала его грузное тело.
– На нашей программе «Спросите ваши души», – сказал я.
– Да-да… – задумчиво сказал Мачик. – Надо ее улучшать, надо. Народ просит… Что, если мы будем исследовать души зайчиков, лисичек, слоников?.. Вообще сделаем передачу детской! Это мысль, Жека!
– Ну-у… можно… – протянул я, не ожидая таких оперативных действий души.
– Зови ко мне Леву, – приказал Мачик. – Будем думать.
– Мачик, ты бы снял пост у нашего дома, – попросил я. – Сигма нервничает.
– Нет вопросов, – сказал Мачик и поднял трубку.
Он дал распоряжение охране, потом повесил трубку и спросил:
– А Симка не захочет работать с птичками? Выясни у нее.
– Она уже работала… немного… – сказал я, вспомнив Мамалюка.
– Вот и чудесно. А то, понимаешь, всякие олигархи-графоманы претензии нам предъявляют. Зайчики будут молчать.
Вот эта фраза – «Зайчики будут молчать» – меня несколько насторожила. Я подумал, что писатель, всю жизнь писавший о зверьках, относится к ним свысока, покровительственно.
Оставив Мачика и Леву Цейтлина думать о новом облике передачи, я поспешил к Сигме. Джипа у нашего дома уже не было. Я взбежал на наш этаж, быстро прошел по коридору и вошел в комнату.
Сигмы я не увидел. Неужели она куда-то ушла? Я взял банку с сидевшим там одиноко Тимирязевым и выпустил таракана с душою Мачика туда. Затем я заглянул за шкаф и увидел там сидящую на тахте Сигму в какой-то безжизненной позе.
Я подошел к ней и заглянул в глаза. Они были полны печали.
– Что случилось, Си? – спросил я.
– Звонила твоя сестра… – сказала она.
Глава 16. Сердолик
Мамину незнаменитую душу отпевали в том же Владимирском соборе, что и тетку Сталин. Неожиданно для меня на отпевание пришло множество ее воспитанников, среди которых я увидел известных сейчас и в прошлом чемпионов фигурного катания. Не было только прессы, и слава Богу. Мама осталась верна себе и тут. Свою скромную, наполненную трудами и думами жизнь она завершила столь же достойно и несуетливо.
Быть как все внешне и сохранять при этом оригинальность души – это великое искусство, потому что оригинальность души стремятся побыстрее продать и при этом ее теряют.
Мамина душа улетела искать себе новое место, и мы с Сигмой ни разу не обмолвились даже о том, чтобы взглянуть на нее нашими приборами, не говоря о принципиальной возможности пристроить душу в теплое местечко.
Мы понимали, что это неуместно.
На девятый день мы пришли к отцу – сестра и я, чтобы помянуть маму. Сестра была с мужем и детьми, я же попросил разрешения привести с собою Сигму.
Отец разрешил.
И вот когда за столом мы принялись вспоминать разные случаи из нашей семейной жизни уже здесь, на родине, – рождение моей сестры, ее школьные годы, мои попытки устроиться в новых обстоятельствах, все мельчайшие и понятные только нам ниточки бытия, из которых сплелась наша жизнь, в центре которой всегда была мама, – я впервые увидел на глазах Сигмы слезы.
Девочка-подкидыш была лишена всего этого.
Она смотрела прямо, не мигая, глаза полны были слез, она боялась их расплескать. Потом она встала и вышла из комнаты.
Сестра шепнула мне:
– Годится. Молодец.
– Да я ее не на смотрины привел! – возмутился я.
– Тебе кажется, – сказала сестра.
Перед тем как разойтись, отец повел нас с сестрой в комнату мамы и предложил взять на память о ней что мы захотим из ее вещей.
Сестра взяла мамин крестик, а я выбрал камешек, который я помнил с тех пор, как осознал себя. Это был сердолик неправильной формы величиною с фасоль, он всегда лежал в специальной коробочке на бархате. Иногда мама открывала ее и любовалась, рассказывая нам с сестрой о том, как она его нашла и как этот камешек спас им с отцом жизнь.
Это было в Америке, в штате Монтана, куда мама с отцом поехали в свадебное путешествие. Она нашла его на прогулке в горах, а на следующее утро потеряла в гостинице. Он куда-то запропастился. И мать с отцом искали его, пропустив автобус, на котором должны были уехать. Сердолик нашелся, едва автобус ушел.
Этот автобус, на котором они должны были уехать, упал в пропасть, все пассажиры погибли. С тех пор сердолик стал маминым амулетом, или оберегом, если по-русски.
