Виктория Угрюмова - Дракон Третьего Рейха
Осмотрев местность, Морунген обнаружил в указанном направлении маячившие на горизонте сиренево-голубые холмы. Он яростно почесал шею под ларингофоном и скомандовал:
— Клаус! Разворачивайся! Едем! Ориентир — холмы на северо-западе!
Не бывает народов исключительно глупых, исключительно трусливых или поголовно смелых и отчаянных. Любой народ состоит из множества отдельных людей, каждый из которых имеет свой собственный характер и умственные способности. Преобладающее большинство, собственно, и определяет уровень цивилизованности целого народа. В этом смысле бруссам до какой-то степени даже повезло.
Нет, талантливых ученых среди них нет и никогда не было, умных и прозорливых правителей, способных объединить под своей рукой разобщенные племена, тоже пока не находилось, хотя появления такого вождя с ужасом ожидал весь цивилизованный мир. Бруссы славились своей глупостью, отсутствием воображения и диким упрямством, сравнимым разве что с упрямством быка-тяжеловеса на его родном пастбище.
Подобный набор качеств мог бы привести к краху и полному истреблению любой народ, если бы все наши недостатки не являлись прямым продолжением наших достоинств. Имелись такие достоинства и у варваров. Они были глупы, зато веками оттачивали коварство и хитрость, и их уловки могли ввести в заблуждение кого угодно; они были лишены воображения, зато их почти невозможно было испугать, ибо тягостные мысли о возможных последствиях своих действий никогда не посещали их умов, равно не терзали их бесплодные сомнения, колебания и угрызения совести. А потому бруссы являлись очень стойкими людьми. Невероятное же упрямство было следствием завидного упорства в достижении намеченных целей. Словом, от варваров было так же сложно избавиться, как от комаров.
Это было довольно многочисленное племя, и потому ватага его воинов и охотников насчитывала более сотни человек. Они уже третий день пробирались лесной чащей, двигаясь по направлению к столице.
Лазутчики, выбравшиеся на край леса, чтобы с холмов осмотреть окрестности и убедиться в том, что со стороны степи их племени не угрожает никакая опасность, сразу заметили стремительно приближающееся чудище. Они не видели ничего подобного, и в их языке не было даже приблизительного понятия, чтобы описать соплеменникам странное существо, однако это никак не повлияло на положение вещей. Имеющий имя или лишенный его, но огромный зверь должен быть пойман и уничтожен. Если он состоит из мяса и костей, то будет съеден, и, судя по его размерам, еды хватит на всех. Если его шкура будет прочной и красивой, то из нее либо сделают одежду, либо обтянут ею щиты. А кости пойдут на изготовление орудий и украшений. Что же касается несуразно больших размеров неизвестного создания, то это была не такая уж и редкость — в Вольхолле водились твари и покрупнее, и любую из них можно было убить. Главное, навалиться всем миром и постараться как следует.
Нана-Булуку Кривоногий Медведь, вождь племени, злорадно усмехаясь, расставлял своих лучших воинов и охотников по обе стороны широкой лесной просеки. Те, что поплоше и понеуклюжей, рубили в этот момент дерево средних размеров, чтобы перегородить упавшим стволом путь. Конечно, со всех сторон выгодней было бы свалить могучий и кряжистый дуб, однако на эту каторжную работу времени уже не оставалось. Вождь был уверен в том, что диковинный зверь обязательно изберет именно эту дорогу, которая, кстати, вела к довольно полноводной и глубокой лесной реке. Видимо, измученный жарой и жаждой, он стремился на водопой.
Тварь приближалась очень быстро. Вскоре острый взгляд вождя мог различить ее странное тело, не похожее ни на что виденное им ранее. А встречный ветер донес до него страшный смрад и жуткие звуки, издаваемые чудищем.
Надо сказать, что на аппетит привычных ко всему бруссов это нисколько не повлияло и они приготовились атаковать свой будущий обед.
Танк довольно быстро пересек равнину и подкатил к невысоким холмам, покрытым густым лесом. При первом же беглом взгляде, брошенном на окрестности, Дитрих понял, что единственно возможный путь — уходящая вверх песчаная дорога, пролегавшая, словно ложбинка между пышными грудями, меж двух холмов. И хотя засаду здесь не устроил бы только ленивый, другого выхода не было. Майор фон Морунген шел на заведомый риск, приказывая Клаусу двигаться вперед.
Деревья, росшие по обе стороны широкой просеки, поразили немцев. Нет, они, конечно, не были совсем уж невеждами — видели и вековые дубы Булонского леса, и мощные рыжие сосны, росшие в норвежских холодных фьордах, и даже древние пальмы, нашедшие себе приют в африканских оазисах. Но такой красоты, как здесь, в России, никто из них еще не встречал. Деревья-гиганты, более всего похожие на американские секвойи и многоярусные ливанские кедры, гордо возносились кронами к небесам. Казалось, что они насквозь пронзают прозрачный голубой свод и поднимаются выше облаков. Крупные сизые шишки в изобилии валялись повсюду, а рыжевато-зеленый настил украшали пышные шапки розового и голубого мха.
У Дитриха по биологии всегда были отличные оценки, да и ботаникой он не пренебрегал настолько, чтобы перестать узнавать обыкновенные растения, но здесь, в этой удивительной стране, все поражало его воображение. Даже обычный лес средней полосы казался незнакомым и напоминал о легендах и преданиях, читанных в далеком детстве. Внезапно майору фон Морунгену неудержимо захотелось взять в руки тяжелый топор, свалить несколько десятков стройных деревьев и построить из них крутобокое быстроходное судно, способное выдержать любой шторм. Танк как раз выбрался на участок, где рос исключительно мачтовый лес. Кора у этих деревьев с идеально ровными, прямыми стволами была непривычного желтоватого оттенка.
Эмоции настолько переполняли Дитриха, что он счел возможным поделиться ими со странной русской фрау:
— Да! Корошо сдес у фас! Болшой крепкий дерефья мнохо! — Он постучал ребром ладони по руке. — Нато тук-тук…
Женщина никак не отреагировала.
«Не чувствует она радости тяжелого мужского труда», — печально подумал немец, но все-таки решил попытаться еще раз. Сделав суровое и напряженное лицо, он принялся двигать рукой взад-вперед, имитируя работу пилы.
— Шик-шик… Понимайт?
Фрау загадочно улыбнулась и томно помахала платком над плечами:
— Будет тебе и тук-тук, и шик-шик… Ща, тока до леса доедем.
— Я ест лубьить арбайтен в лесу, — поделился Дитрих свеженькой мыслью. — Тук-тук, шик-шик, кфрр-шух!
Женщина повела себя непонятно. Она даже не взглянула на него, а как-то уж вовсе рассеянно ответила:
— Да? А я не очень. Все на поле, в огороде. В лесу комаров много.
Это были последние слова, которые удалось услышать майору фон Морунгену в спокойной и дружественной обстановке.
Сразу после них началось форменное светопреставление: во-первых, совершенно неожиданно поперек дороги свалилось дерево средних размеров, пролетев буквально в нескольких сантиметрах от ствола орудия. Дитрих подпрыгнул и вытаращил глаза.
Во-вторых, вопреки всем законам логики и здравого смысла над головой засвистели камни, пущенные явно из какого-то метательного оружия — чуть ли не пращи, а, кроме того, в броню машины с глухим стуком стали биться дротики. Ощутив себя Квинтиллием Варром, утратившим свои легионы за здорово живешь вот в таком же дремучем, диком лесу, Морунген рефлекторно нырнул в люк, спасаясь от обстрела. Правда, история до сих пор не располагает точными сведениями о том, прятался ли Квинтиллий Варр в своем головном танке или все-таки нет, но Дитриху в этот момент было не до исторических соответствий.
Отдельно необходимо упомянуть, что загадочную русскую фрау как ветром сдуло если не до того, как упавшее дерево коснулось земли, то в тот же самый миг.
Кульминацией этого короткого эпизода стал тот факт, что следом за Дитрихом в люк сверзилось что-то мягкое, теплое и пушистое, нечувствительно наступив майору на голову, и тут же прыснуло куда-то вбок.
— Партизаны!!! — заорал майор, ощутив это мягкое и теплое у себя на макушке. — Ганс, огонь! Огонь!! Огонь!!!
— Не могу, господин майор! — взвизгнул Ганс незнакомым голосом. — Мне что-то в ру-у-ку вцепилось… А-ай!!!
— Отставить руку! — в ужасе рявкнул Дитрих. — Выполнять приказ командира — немедленно огонь!!!
Раздались глухие удары, словно домовитая хозяйка выбивала пышную пуховую подушку. Ганс колотил свободной рукой по чему-то отчаянно сопротивляющемуся, иногда попадая и по себе. В столь тесном пространстве было невозможно развернуться как следует и уж вовсе невозможно рассмотреть детали. Зато слышно было более чем хорошо. Нечто визжало, рычало, брыкалось-кусалось, судя по всему, и причем чувствительно, царапалось и пиналось.
— М-их! — взвизгивал Ганс, отбивая агрессора, как котлету.
