Йен Макдональд - Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Холодильник был забит под завязку: запеканка с зеленью и курятиной, горшочек ячменного супа, полдюжины яиц, кусочек масла, козий сыр и три бутылки пива из корнеплодов. Еще там были свежий лук, ржаной хлеб, баночки с домашним абрикосовым желе и консервированные персики. Но на ужин Успех выбрал пирог. Кто-то испек целых два: персиковый и яблочный. Он съел половинку от каждого и запил пивом. А почему нет? Рядом не было никого, кто осудил бы его, а он слишком устал, чтобы греть суп или запеканку. А вот поедание пирогов не требовало никаких усилий. Кроме того, он уже целую вечность не пробовал ни кусочка — с тех самых пор, как уехал из Литтлтона. На полевых кухнях пожарных отрядов понятия не имели о кулинарных изысках.
Потом он налил себе сидра и уселся за кухонным столом, пытаясь решить, кто же принес все это богатство. Ячменный суп был, похоже, от крепкой Миры Тоба. Рада Гэнди знала о его тайной слабости к пиву из корнеплодов, и это несмотря на то, что он вырос в хозяйстве, помешанном на яблоках и сидре. У Миллисапов было самое большое в деревне стадо коз. Он не знал точно, кто же испек запеканку, но мог поспорить, что это уж наверняка не сестры Велез. Слишком уж серьезно для них. Обеим было чуть за двадцать, обе одинокие и немного диковатые — по крайней мере, по меркам Литтлтона. Впрочем, последнее было неизбежным, ведь девушки жаждали романтики в деревне, чье население чуть превышало шести сотен душ. Поговаривали, что однажды они уедут в Лонгвок или даже в Стену Сердец и это приведет в отчаяние их родителей. Должно быть, стряпали на их кухне. Чудесный пирог столь же хорош, как и любовное послание. Но выяснили ли сестры Велез, что они с Утехой собрались в конце концов развестись? Должно быть, жена решила все сама и поделилась этой новостью с соседями. Потом Успех вспомнил, что Хитрец говорил нечто подобное. А если уж знал Хитрец, тогда знали и все остальные. В их поселении обожали совать нос в чужие дела. И потому в такой деревеньке, как Литтлтон, если ребенок поцарапает коленку, играя в бейсбол, по крайней мере три мамы слезут с деревьев, размахивая повязками.
Когда Успех убрал еду и вымыл тарелки, причин оставаться на кухне не осталось. Но он все еще медлил, стараясь избежать воспоминаний, связанных с остальными комнатами Коттеджа. Он помнил, как тот стоял заколоченный после смерти ГиГо, помнил разваливавшуюся мебель и потертый ковер, едва заметный в темноте. А потом они с Утехой отодрали доски и открыли свой новый дом. Новые обитатели вынесли почти все вещи ГиГо и ГиГа в сарай, где они пылились и по сей день. Успех и Утеха отскребли, отмыли, отчистили и выкрасили все в пустом домике. Он помнил, как сидел на полу, прислонившись спиной к стене гостиной, и смотрел на кресло — единственную их собственность. Утеха, словно котенок, устроилась рядом. Сказала, что раз уж в кресле нет места для обоих, значит, они вообще не будут в нем сидеть. В ответ он поцеловал ее. Тогда поцелуев было много. Собственно говоря, Утеха наполнила любовью к нему все комнаты. Это был ее метод провозгласить свое право на собственность и изгнать не одобряющий их дух стариков.
Теперь, когда жена собиралась уйти из его жизни, Успех думал, что, возможно, она была для него слишком необузданной любовницей. Иногда только это могло удержать их в одной постели. Время от времени ее страстность тревожила его, хотя он никогда не признался бы в этом, когда они жили вместе. Это было не по-мужски. Но как раз перед его уходом в Корпус положение начало ухудшаться. Успех чувствовал, что между ними будто всегда стоял еще один мужчина. Стоял и смотрел. Не настоящий, скорее, представление Утехи о том, каким должен быть ее любовник. И Люнг понял, что совсем не соответствует этому образу. Он просто занимал место, пока она ждала кого-то другого.
В конце концов он ушел из кухни. Женщины, открывшие Коттедж Прилежания, сделали все, что могли, но в душную июньскую ночь там все равно не хватало воздуха. Комнаты стояли затхлые и душные. Успех сидел на крыльце, пока его не загнали внутрь полчища игольчатых жуков. Он включил вентилятор в окне спальни и бросил рюкзак на кровать. Что из одежды найдется у него для такой жары? Люнг вытащил футболку, но та все еще пахла дымом. Швырнул ее на кровать и грустно засмеялся. Он же теперь дома. Может надеть свою собственную одежду. Успех открыл шкаф и достал шорты, которые Утеха купила ему на день рождения, и тонкую голубую рубашку. Штаны оказались свободными и соскользнули к бедрам. Он похудел, сражаясь с огнем и даже лежа в госпитале. Слишком много горя. Одним пирогом тут не обойтись.
Потом, против воли, Успех подошел к шкафу Утехи и открыл его. Никогда не понимал, почему она оставила все вещи, когда ушла от него. Может, планировала вернуться? Или просто полностью отвергла их жизнь вместе? Он ничего не тронул, просто посмотрел на ее нижнее белье, черное, голубое и серое — для нее пастельных тонов или рисунков не существовало. Свернутые носки, блузки без рукавов, аккуратно сложенные рубашки, тяжелые рабочие брюки, легкие свитеры. А на дне шкафа — зеленые пижамы из материи с «черного» рынка, такой легкой, что они сами спадали с Утехи, стоило ему только подумать об этом.
— Не совсем то, что носит жена фермера, — произнес Успех, просто чтобы слышать голос. Гнетущая тишина домика подавляла его. — По крайней мере эта жена.
Теперь, теряя Утеху, Успех вдруг понял, что единственной его семьей был отец. Ему пришло в голову, что в Коттедже нет воспоминаний об отце. Он представил себе Дара в гостиной большого дома, библиотеке или дремлющим перед видеофоном. Одного, всегда одного.
Успеху стало нехорошо. Он зашел в ванную, ополоснул лицо холодной водой. Ему стоит снова жениться, иначе он закончит так же, как отец. Попытался представить, как целует Колокольчика Велез, проникает рукой под ее блузку, но не смог.
— Тук-тук, — раздался из гостиной женский голос. — Твой отец сказал, что ты вернулся.
Рада Гэнди.
— Подожди минутку.
Успех вытерся полотенцем. Когда он выбрался из спальни, на его лице расцвела улыбка. Он был благодарен Раде Гэнди за спасение от тишины и собственного мрачного настроения.
Она была маленькой, немного полноватой, с разлетающейся копной волос восьми разных оттенков серого цвета. С крупными ровными зубами и открытой улыбкой. Зеленое летнее платье открывало морщинистую кожу широких плеч и рук. Несмотря на тяжелый фермерский труд, она до сих пор была свежа, как спелое яблоко. Многие женщины в Литтлтоне заменяли Успеху мать, когда он был ребенком, но Рада Гэнди значила для него больше всех. Ему пришлось немного наклониться, чтобы обнять ее.
— Преуспевающий. — Она чуть не задушила его в объятиях. — Мой дорогой мальчик, ты вернулся.
— Спасибо, что открыла дом, — сказал Успех. — Но как ты все нашла?
Она пахла лилиями, и он вдруг понял, что она надушилась только для него.
— Маленький дом. — Рада отступила, пропуская его. — Совсем немного места.
Успех изучал ее. За десять месяцев, с тех пор как они виделись в последний раз, она постарела лет на пять.
— Достаточно просторный, особенно для одного.
— Мне очень жаль, Преуспевающий.
Увидев печаль на ее лице, Успех понял: она что-то слышала. В конце концов, она была фактографом деревни. Наверное, ему должно быть легче, раз Утеха всем дала понять, что хочет развода, ведь он хотел того же. Но вместо этого почувствовал лишь пустоту.
— Что она сказала тебе?
Рада Гэнди лишь покачала головой:
— Вам двоим нужно поговорить.
Он хотел было настоять, но потом раздумал.
— Садись, Гэнди. Принести тебе чего-нибудь? Есть сидр. — Он потянул ее к дивану. — И пиво из корнеплодов.
— Нет, спасибо. — Рада кивнула на свою украшенную деревянными бусинами сумочку, которую он теперь заметил на валике дивана. — Я с причастием.
— Правда? — Успех почувствовал укол разочарования. — Тогда ты здесь только по делу?
— Я здесь по многим причинам, всех ты не знаешь. — Она игриво хлопнула его по руке. — И поддерживать души в единении — это зов сердца, а не долг, мой дорогой мальчик.
Она уселась на диван рядом со своей сумочкой, а он устроился в дубовом кресле напротив. Том самом, что когда-то было его единственной мебелью во всем доме.
— Надолго к нам? — Рада вытащила три курильницы и поставила на стол из вишневого дерева, который Утеха заказала из Провиденса.
— На неделю. — Успех видел коллекцию курильниц Рады Гэнди, но не слышал, чтобы три использовались для двух человек. — Присоединюсь к отряду в лесу Клойса. Это будет легкая работа — просто наблюдать за ростом деревьев.
Нет, все-таки три — это слишком. В конце концов, он принимал причастие довольно часто с другими пожарными.
— Мы не ждали тебя так скоро. — Она вытащила из сумочки алюминиевую коробку с печатью Совершенного Государства. — Ты приехал не в поезде.
