Татьяна Устименко - Хроники Рыжей (Трилогия)
В невольно созданном движенье,
Где слиты плотно – ты и я,
Не вызывая отторженья.
Клинки вонзая не спеша,
Кромсая мышцы, нервы, кости,
Сражались страшно – нет, не гости.
Хозяйки – тело и душа…
Сейчас безликие от злости.
Ведь каждая хотела власти.
Построив царство на крови,
Алкала истинной любви,
Злой совести изгнав напасти
И раны растравив свои.
Весь мир земной у наших ног,
Сумей же им распорядиться,
А жить в сраженье – не годится,
Таких людей осудит бог —
Так в умных книгах говорится.
Усвоить истину несложно,
В согласье тело и душа
Сливаются, свой путь верша.
И обретут любовь… Возможно…
Былых потерь не вороша.
В подземном проходе сгущалась непроглядная темнота. Но так продолжалось всего лишь несколько коротких мгновений, до тех пор, пока в могильной тишине погребального кургана не прозвучало скороговоркой произнесенное заклинание и в воздухе не возник голубовато светящийся магический шар, невесомо парящий над ладонью Марвина. Стены коридора сразу раздвинулись, утрачивая свою мнимую, давящую на психику тяжесть.
– Брр, не люблю закрытых помещений! – с чувством произнес некромант, озираясь настолько испуганно, что это сразу бросилось в глаза всем и шло вразрез с его высоким титулом архимага. – С детства страдаю клаустрофобией!
– Не ожидал услышать подобное признание от погонщика трупов! – Огвур тряс прикованный к стене факел, пытаясь вырвать его из ржавых скоб. – Не вяжется как–то с вашими мрачными обрядами и раскапыванием могил…
– Ага, это у тебя все просто и доступно, – огрызнулся маг, настороженно вглядываясь в глубь коридора, змейкой уходящего куда–то вперед. – Вот посидел бы ты лет десять в наших пещерных архивах – вообще бы заикаться начал!
– Фигня, – с чувством огромного превосходства фыркнул Генрих, – я, почитай, провел в подземелье большую часть жизни – и ничего, на нервы не жалуюсь.
– Генрих, – сладенько проворковал Ланс, – а ты случайно не в курсе, как называется маленькое мохнатенькое существо с тридцатью двумя лапками и серой шкуркой?
– Не знаю, – небрежно отмахнулся сильф. – И не приставай ко мне со своими глупостями, я загадками не увлекаюсь. А что это такое, кстати?
– Так вот и я не знаю, – задумчиво протянул полукровка, – но сейчас попробую это с тебя стряхнуть…
– Да паук–трупоед это как пить дать! – приговором бухнул некромант. – Хана тебе, Генрих…
– А–а–а! – Барон с диким воплем отчаяния безудержно ломанулся по проходу, совершенно не разбирая, куда бежит. Вслед ему летел заливистый смех друзей.
– Да пошутил я, пошутил, – запоздало сознался полуэльф. – Зато Генриху немножко нервы пощекотали!
Де Грей обиженно молчал, украдкой отряхивая испачканный землей и паутиной камзол. По его мнению, Ланс всегда отличался жутко извращенным чувством юмора.
– Ладно, – рассудительно произнес некромант, – уж если мы забрались в это гиблое место, которое, признаюсь честно, мне совсем не нравится, то предлагаю не толочься в узком проходе, а пойти вперед и отыскать подходящий для ночлега уголок. – Он щелкнул пальцами, высекая искру и зажигая факел, отвоеванный орком у стены. Выстроившись вереницей и дыша почти в затылок друг другу, друзья последовали за Огвуром, невозмутимо топающим в авангарде их маленького отряда. Пауков тысячник не боялся, в привидения не верил, а посему был способен запросто, без лишних разговоров проломить череп любому, осмелившемуся встать у него на пути. Цепочку усталых и голодных путников замыкал пасмурный Марвин, перебрасывающий светящийся шарик с ладони на ладонь и что–то неразборчиво бормочущий себе под нос. Уж кто–кто, а молодой некромант отлично разбирался во всяком заупокойном антураже и вполне отдавал себе отчет в том, какие заковыристые неприятности можно огрести на свою пятую точку, неосторожно слоняясь по заброшенному или, что еще хуже, незаброшенному могильнику. Однако он предпочел держать язык за зубами, не решаясь пугать друзей раньше времени. «Надейся на хорошее, – вполголоса бубнил умный маг, – потому что плохое найдет тебя само!» А как известно, беду накликать – плевое дело!
Доставшийся им курган, столь легкомысленно выбранный Лансом для экстремальной ночевки, безусловно, насчитывал не одну сотню лет, став последним приютом для целой династии или правящего рода. Коридор, уводящий друзей вперед, начал заметно опускаться вниз, уходя намного ниже поверхности земли. Невзирая на это, воздух в подземелье продолжал оставаться теплым и чистым, видимо каким–то хитроумным образом обновляясь через выходящие наружу отдушины. Запаха разложения не чувствовалось совсем, что казалось по меньшей мере странным. Стены прохода, выложенные ровными каменными плитками, правда местами отвалившимися и затянутыми плесенью, не производили впечатления неухоженных. Бесспорно, за состоянием кургана следили, поддерживая его в чистоте и относительном порядке.
– Не нравится мне все это, – признался Марвин, прищуривая глаза и рассматривая витиеватый орнамент, сплошь покрывающий стены коридора. – Судя по всему, в этих местах обитает неведомая нам сила – могучая, темная и очень древняя. В подобных курганах часто проводят ритуальные обряды, и мне не хотелось бы столкнуться со жрецами, поклоняющимися местным богам…
– А как же Аола, Смерть и их братья? – искренне изумился Генрих. – Дарующая жизнь – официальная покровительница Силя. Мы воздвигли для нее роскошный храм…
– Есть многое на свете, друг мой Генрих, что и не снилось нашим мудрецам! – передернул плечами некромант. – Увы, Дикие земли живут по своим законам и совсем не почитают наших творцов и богов. Здесь до сих пор в ходу человеческие жертвоприношения, призванные обеспечить местному народу милость великого черного короля Брана – бога войны…
– Кто бранится? – Ланс, как всегда, что–то услышал, но ничегошеньки не понял.
– Ты не так уж и неправ, – довольно кивнул некромант. – Старинное слово «браниться» обозначает не ругань, а «рубиться на мечах» – отсюда же произошло понятие «бранное поле»…
– Целое поле для ругани? – не поверил засыпающий на ходу полукровка, сладко зевая. – Да ну?
Марвин махнул на него рукой – дескать, чего с красавца взять?
– Говорите–говорите, я всегда зеваю, когда мне интересно! – поддразнил полуэльфа Генрих, торопясь рассчитаться за «мохнатенькое существо» у себя на спине. К счастью, этих ехидных слов не расслышал орк, монотонно вышагивающий чуть впереди всех.
Коридор оборвался внезапно, закончившись высокой полукруглой аркой, вырубленной из светлого камня и отсвечивающей потусторонним, переливчато мерцающим светом. За аркой начинался огромный зал, скупо подсвеченный квадратными фонарями из дымчатого стекла, за гранями которых ровно билось густое, багровое, будто кровь, пламя. В центре зала возвышалась исполинская медная статуя, изображающая зрелого мужчину, вооруженного двумя мечами. Обнаженный воин стоял в готовой к нападению позе, чуть согнув напружиненные ноги и приподняв обоюдоострые клинки. Из одежды на нем имелись лишь кованые щитки, прикрывающие ноги до колен и руки от запястий до локтей. Мощный торс обхватывал воинский пояс доблести, с привешенными к нему отрубленными человеческими головами. Головы оказались настоящими, свежими, еще практически не затронутыми разложением.
Генрих восхищенно обошел вокруг варварски прекрасной статуи, всеми фибрами тела ощущая исходящую от нее энергетику – дикую, буйную и первозданную. Он разглядывал схематично обозначенные черты мужского лика, почти неразличимые, но вместе с тем таящие какую–то страшную притягательность. Высокие скулы, узкие глаза, хищно оскаленные зубы… Все это внушало отвращение, но с другой стороны – влекло и очаровывало. Не сдержавшись, барон протянул руку и кончиками пальцев коснулся бедра статуи, заляпанной потеками какой–то темной маслянистой жидкости. Ему показалось – прикосновение длилось одно мгновение, но в ушах у него вдруг зашумело, причем гул накатывал волнами, неся с собой предсмертное ржание поднятых на копья коней, лязг сшибающихся в сече клинков и гортанные вскрики погибающих в бою воинов… Генрих мучительно застонал и непроизвольно схватился за рукоять рапиры, порываясь окунуться в затягивающий водоворот схватки…
– Вот так это и происходит. – Марвин ухватил друга за рукав и сильно дернул на себя, оттаскивая от статуи. – Воины проходят посвящение и становятся одержимыми жаждой истребления берсерками! [43]
