Странные вещи - Магеррам Зейналов
– Ренат и его команда, – сказал я.
Ренат грустно улыбнулся.
– Сколько нас? – спросил он.
– Четыре!
– А сколько у нас мушкетов?
– Четыре!
Потом мы пошли в другую комнату, где на стенах все еще висели плакаты из старых фильмов, а на книжных полках лежали номера давно не существующих журналов. Я мысленно окрестил это место «исторической консервной банкой».
Ренат полез в стол и достал несколько листков очередной рукописи. В школе я отчаянно завидовал его красивому почерку. Буквы у него были ровные, под нужным углом, как в прописях. Так писать могут только девочки. И Ренат.
– Я про страх говорил, – продолжил Ренат. – Тогда в первый раз подумал, что я не трус. Вот всегда думал, что трус, а оказалось, что нет.
Глава первая
Из Записок Рената.
За несколько месяцев до описываемых событий.
Декабрь 1994 года
Первый раз по-настоящему я испугался за полгода до описываемых событий. И, Боже, каким мелким и нелепым мне показался тот первый случай на фоне последующих ужасов, что мы пережили с Денисом, Крапивой и Аленой.
Все произошло дома у Валеры, богатого парня, приехавшего к нам с Большой земли, то есть из Питера.
Чем отличалась в девяностые богатая квартира? Не Сони Тринитроном против старого Горизонта, не полным набором киндеровских бегемотиков, охранявших на полке собрание сочинений Джека Лондона. И даже не Сегой вместо Денди. Хотя последнее – существенный показатель.
Обои, ребята! Богатая квартира отличалась обоями. Да и вообще мода на обои до сих пор отличает каждое новое десятилетие.
Советский печатный станок заклинило на производстве четырех видов узорных бумажных обоев в псевдо-викторианском стиле.
Эти обои были одинаковы и в вашем доме, и у родительских друзей в Москве, и у родственников на юге. Вы успели изучить их вдоль и поперек годам к семи, мысленно составляя из узоров загадочные, иногда страшные персонажи.
Обои у Валеры были розовые и без узоров. Эти мягкие прямоугольные подушечки превращали каждое прикосновение к ним в тактильный рай. Мы смотрели на видеомагнитофоне "Фредди Крюгера", и я украдкой их гладил.
Квартира Валеры, точнее, его Н-ских родственников, была непростая: от упомянутых обоев до упомянутого Сони Тринитрона, который рекламировали по телевизору. Тринитрон обладал магической особенностью выдавать сочное изображение, даже когда его показывали по совсем другому телевизору. Даже по черно-белому.
Именно к Тринитрону мы подключили приставку. И какая это была приставка! Спорю на пендель, вы о такой не слышали.
Сега тогда в нашем городе была только одна – встроенная в собранный из фанеры игровой автомат в холле местного бассейна. Было в ней всего две игры – "Флинтстоуны" по четным дням и "Соник" – по нечетным. Пять минут игры стоили рубль. Правда. У меня есть свидетели.
Рубль! Это, если кто помнит, 6 сеансов в видеосалоне и еще десять копеек останется.
А тут была другая приставка. Советская. Называлась она "Кворум", и игры в нее загружались через аудиокассеты. Нужно было подключить "Кворум" к магнитофону, включить плэй, ждать полчаса и молиться, чтобы не было перепада напряжения. Иначе надо было отматывать кассету обратно и начинать с начала. Иногда приходилось ждать час или два, чтобы поиграть. Такой же "Кворум" был у Егора, а может, это был тот же самый, уже и не помню.
Валера был мастером правдивых историй и большим охотником привлечь к себе внимание. Ему не нужно было стараться, потому что дома у него было все. Но те два зимних месяца, что он, человек с Большой земли, провел в нашей провинции, Валера отрывался по полной. Едва он переставал быть звездой вечеринки, как немедленно придумывал что-то новое.
В тот вечер, после Крюгера, мы были готовы поверить во что угодно. И Валера это чувствовал.
– Под Ленинградом есть таинственное место, – сказал он, притушив свет дорогой люстры. – Это Пулковские горы, где ученые в тайне ото всех общаются с энлэошниками.
НЛО, Кашпировский и Иисус в те времена были властителями дум. Они всем скопом были той правдой, которую семьдесят лет скрывала от нас советская власть.
Четырнадцатилетний Валера рассказал, как он однажды был в экспедиции в тех местах и ночью с ним вышел на контакт энлэошник.
– Он сказал мне, чтобы я отошел от костра, потому что огонь может его убить. Понимаете, на его планете не бывает огня, – Валера сделал паузу и отпил мажорного напитка Зуко. – И когда я вошел в лес, инопланетчик протянул ко мне свой тонкий светящийся палец и передал Великую Тайну.
– Чего? – спросил Бочкин, маленький круглый десятилетка, чье настоящее имя не вспомнят и летописцы. Бочкин верил решительно во все, что ему говорят старшие. Даже те, кто старше всего на несколько дней. Даже если они просто выше ростом. Или не выше. И младше.
Бочкин верил всем.
– Э, пацан, это такая важная и страшная тайна, что она способна изменить судьбу мира, – ответил Валера. – Но стоит тебе разболтать ее кому-нибудь, и инопланетянин придет за тобой и зажарит твои мозги.
Я быстро представил, как мои мозги жарятся. Ребята побледнели, Бочкин сделал шаг назад и прижался к стене, на которой висел Шварц из "Хищника".
Валера обвел нас торжествующим взглядом.
– А хотите я расскажу вам эту тайну? Прямо здесь и сейчас.
Мы не хотели, но никто не желал прослыть трусом. И потому мы просто молчали.
А потом мы забыли обо всем, потому что сели смотреть четвертого Фредди. Эта серия была самой жуткой. Там Фредди подвешивал детей за вены и использовал в качестве марионеток.
Мы молча смотрели фильм, на нервной почве выпили весь Зуко и перешли на бичовский Юпи. За окном медленно темнело. Стали названивать родители. То один из нас, то другой поодиночке отлучался в соседнюю комнату поговорить с предками.
К концу фильма мы были готовенькие. У меня из головы не выходила история про страшную тайну инопланетянина. Тайну, способную изменить мир и расплавить мозги.
Для пущего страха мы сидели при выключенном свете, и лишь экран телевизора и настенная ночная лампа освещали наши напуганные лица. Лампа, надо сказать, тоже была непростая. Как и все в доме у Валеры.
