Крэг Гарднер - Другой Синдбад
— И снова он угрожает мне? — Вопрос его был прост, но смертельно опасен.
— Но почему вы так реагируете на это теперь? — Кинжал перестал на миг хныкать. — Он угрожал вам некоторое время назад, и мммжжж — нет, это не совсем то, чччттннн хотел сказать. Простите меня, о мудрейший и великодушшшннншшш из магов, если я не лучшим образом вел себя в данннн ситуации! — Становилось трудно понимать многие слова бандита, поскольку Кинжал теперь начал ползти по палубе, будто змея по песку.
— Лишь теперь вы пытаетесь извиниться? — рассмеялся Малабала; в смехе этом вовсе не было веселья. — Вы, должно быть, считаете меня немощным старым дураком, если могли подумать, что я изменю свое мнение о вас после того, как вы так меня оскорбили.
— Мфффммм глбббб снссррррззз! — прорыдал в палубу Кинжал. Или что-то вроде этого.
Маг решительно покачал головой:
— Слишком поздно. Мои уши не слышат ваши мольбы.
Я подумал о том, какая ирония скрыта в его словах, когда он принялся за свои магические слова и жесты.
Перестав ползать, Кинжал поднял глаза.
— Бзззз-бзззззз, — сказал он и в совершенном ужасе прижал обе ладони ко рту.
Малабала остановился на середине заклинания.
— Ты все еще умоляешь меня? Не понимаю. Заклинание уже начато. Слова уже должны быть неподвластны твоим жалким способностям.
— Бззззз-бззз, — вступил теперь уже Шрам. Рот его открылся от изумления, нож вывалился из ослабевших пальцев.
— Ты все еще продолжаешь говорить? Весьма огорчительно, — раздраженно заметил маг. — Надо было мне сделать заклинание посильнее, чтобы вы стали настолько крохотнее мухи, насколько муха крохотнее человека.
Тут Кинжал и Шрам еще больше возбудились, размахивая руками, что, как я вскоре понял, можно было истолковать как первые попытки взлететь. Возможно, мне следовало бы проявить больше сочувствия к их положению, ибо разве не могла такая же участь постичь любого другого? В самом деле, разве не такая же комариная судьба едва не оказалась уготована мне?
Но я слышал от них слишком много угроз — не только в адрес мага, но еще раньше, адресованных моим спутникам и мне самому. В этот миг я мог лишь думать о том, что свершилась высшая справедливость и что эти два головореза, должно быть, столкнулись с тем, что мой тезка-торговец так часто называет судьбой.
Но я слукавил бы, не упомянув про свою вторую мысль, поскольку я также сообразил и то, что, поскольку этих двоих не станет, кто-то должен будет позаботиться о таинственной Фатиме. А кто лучше подойдет для такой задачи, угождая любым ее малейшим прихотям и выполняя любое самое необычное желание, чем опытный носильщик?
— А теперь заклинание, — решительно заявил Малабала. — Прощайтесь со своим человеческим обликом, вы, насекомые по моральным качествам!
Но прежде чем были произнесены новые загадочные слова или сделаны мистические пассы, над головой раздался очередной из ставших столь привычными взрывов, звук, от которого у Кинжала и Шрама случился новый приступ оживленного жужжания.
Оззи теперь появлялся так часто, что мне даже не нужно было смотреть вверх. Но впервые надежда шевельнулась в моем сердце, надежда, которую, видимо, разделяли все вокруг меня, поскольку даже матросы оставались сравнительно спокойными. Пусть мы снова столкнулись с джинном, но теперь среди нас есть маг!
— Что-то подсказало мне, что пора навестить моих любимых Синдбадов, — прогремел над нами голос Оззи.
И все же он не вызвал в нас того страха, как некогда. Разве не Малабала разделался с Рух столь же легко, как кто-нибудь другой мог бы прихлопнуть муху? Так же быстро маг разберется и с Оззи, конечно, когда мы сможем привлечь его внимание к этому вопросу.
— Но я никак не ожидал увидеть Малабалу! — продолжал Оззи. — Прямо-таки можно подумать, что здесь не обошлось без высших сил! — Его сардонический смех обрушился на нас подобно грому.
Джинн и маг уже встречались прежде? Пожалуй, моя надежда была преждевременной. Я нехотя поднял глаза к небу. Елейная улыбка джинна мне решительно не понравилась.
— Малабала был когда-то очень могущественным, пока не повстречался со мной, — сказал Оззи, и в голосе его, не будь он джинном, можно было бы ошибочно услышать некую симпатию. — Не так ли, ты, жалкая древняя пародия на мага?
— Что? — Малабала все еще разговаривал с Кинжалом и Шрамом, совершенно не обращая внимания на опасность сверху. — Только теперь ты начинаешь жужжать? Да что же такое с моим заклинанием? Может, я ошибся с поправкой на морской воздух?
— Ах, — со смешком добавил джинн, — Малабала еще не может меня слышать. Очевидно, в течение какого-то времени он не слышит ничего из того, что ему говорят.
Похоже, Оззи рассуждал об этой неестественной ситуации с пугающим знанием дела. Неужели этот джинн повинен в проклятии мага? Я чувствовал, что надежда во мне иссякает, как дожди в конце весны. Спасению моего рушащегося душевного спокойствия совсем не способствовало и то, что я слышал, как матросы позади меня выражают такое же беспокойство.
Малабала нахмурился, глядя на Шрама:
— Теперь и ты жужжишь? Наверное, из-за покачивания палубы под ногами мои мистические пассы изменились.
— Ну, хватит, маг! — Довольное лицо Оззи нахмурилось. — Когда ты уже сможешь ответить? Даже меня это начинает раздражать.
Малабала снова умолк с еще более, если только это было возможно, ошарашенным видом, чем прежде.
— А? Тут есть кто-то еще?
— Я жертва собственного заклинания! — раздраженно воскликнул джинн. — Отлично. Отменим его на время. — Пониже гигантской головы в небе появились две руки и отрывисто хлопнули в ладоши. — Этим я отменяю всю магию!
— Я снова могу говорить! — вскричал Кинжал и зашелся в кашле. — От этого жужжания ужасно болит горло!
— Что? — Малабала глянул в небо, лишь теперь заметив нашего демонического гостя. — Оззи? Разве я еще не изгнал тебя?
Джинн хихикнул:
— Это было бы смешно, если бы не было столь грустно. И может, вы все там, внизу, перестанете на минутку вопить и бегать туда-сюда? Меня это отвлекает, и могу гарантировать, что, если вы будете продолжать, я сотворю с вами что-нибудь ужасное.
Потом Оззи перевел взгляд, так что теперь он, казалось, смотрит прямо на меня, и его следующие слова убедили меня, что если я не умру быстро, то лишь потому, что удача от меня отвернулась.
— Сначала, однако, я должен избавиться от одной мелкой неприятности, — сказал он все тем же чертовски радостным тоном. — Пора вывести из нашей драмы фальшивого Синдбада.
Глава одиннадцатая,
в которой сама сущность силы становится поводом для некоторого беспокойства
Итак, я должен был умереть. Снова. Как тут будешь реагировать, когда оказываешься перед лицом гибели столь часто, что это становится привычным? Конечно, я уже не паниковал так, как в первые полдюжины раз, когда жизни моей грозила опасность, и на самом деле едва ли мог даже сказать, впала ли команда за моей спиной в свою обычную коллективную истерику. Вместо этого я, похоже, встречал каждую новую напасть со все большей невозмутимостью и, разглядывая очередную угрозу, перебирал в голове всякие мысли, подобно тому как в бытность простым носильщиком любил перебирать мелкие монетки.
На самом деле то, что тебя назвали неприятностью, можно считать повышением в ранге. Это уже не просто носильщик.
Далее, этот джинн так любит слушать себя, что, возможно, мне удастся втянуть его в разговор, чтобы отсрочить мою предполагаемую смерть.
Возможен и более подходящий вариант: когда гигантская голова посетила нас в прошлый раз, джинну пришлось убраться под воздействием каких-то загадочных обстоятельств. Сдается мне также, что этот джинн, хоть он огромен и на вид всемогущ, кое в чем все-таки не слишком-то силен — во всем, что касается ума.
Таким образом, возможно, мне удастся в разговоре выяснить сущность загадочной проблемы джинна или, если это не получится, по крайней мере запутать существо до такой степени, что я смогу отыскать другие способы спастись. Чтобы добиться этого, мне нужно всецело завладеть вниманием джинна. Но это просто детская забава для человека, который, чтобы получить работу, должен перекричать всех остальных на базарной площади.
— О величественный Оззи, способный раздавить меня, как человек давит докучливую блоху! — начал я.
— Да, это меньшее, что можно про меня сказать, — охотно согласился джинн.
— О великолепный Оззи, чья голова заполняет небо, будто второе солнце! — распинался я дальше.
— Ну, на мой взгляд, это уж чересчур, — хихикнул джинн в ответ. — Но с другой стороны, когда речь идет о таком чудесном создании, как джинн, вряд ли что-нибудь может быть чересчур.
— О бесподобный Оззи, — продолжал я, уверенный теперь, что по крайней мере первая часть моего плана будет успешной, — чей голос подобен грому, а истинная сила столь велика, что ее не сравнить с такими банальными вещами, как солнце или буря.
