Руслан Белов - Тени исчезают в полночь
Мы подумывали о восемнадцатом, когда за мной приехала Милочка, моя законная жена, и стала уговаривать сдаться властям. Нам с Ольгой пришлось скрыться от нее в охотничьем зимовье в верховьях реки Тарги[25]. Через неделю декабрист скоженский подвиг Милки повторила Наташа Ростова, жена Баламута, и последнему пришлось спешно присоединяться к нам, предварительно сдав свои полномочия первому вице-мэру Нельсону фон Кутузову (так, вслед за мною, жители Кирюхинска стали называть ангела Гришу).
* * *В прибранное и украшенное Ольгой зимовье мы Баламута не пустили, однако он не обиделся и, поставив рядом двухместную палатку, начал рубить себе просторную избу-пятистенку.
Еще через неделю к нам явился Альфа. За прошедшие полгода он привык к жизни, по уровню мало отличавшейся от жизненного уровня эпохи неолита, и, что любопытно, стал испытывать к нам дружеские чувства. Понемногу мы стали отвечать ему тем же. Может, из-за того, что когда-то были геологами. В геологии всегда сшивалось много лихого народа с сомнительным прошлым, в том числе и зеков, помногу отсидевших за тяжкие преступления. Поначалу они неизменно вызывали у нас неприятие и даже брезгливость. Поначалу вызывали – потом, когда на первое место выходили повседневно выказываемые ими качества, важные в полевом быту, судили их по этим качествам...
Так и мы с Баламутом первые недели нашего сосуществования сторонились Аль-Фатеха, не в силах простить ему азиатскую жестокость, проявленную в чеченской башне и здесь, в Приморье, Но со временем все плохое забылось. Мы постепенно притерлись-припились. Тем более что не знающий жалости и сомнений богатый восточный сатрап оказался веселым, незлобивым и предупредительным бичом...
– Совсем другой человек, – сказал как-то Баламут, в очередной раз подивившись переменам в Альфином характере. – Наверняка его Шурины клещи перековали... Я как-то зашел к нему в комнату – выпить не с кем было – и на подоконнике целую банку клещей увидел. А он покраснел, шестеркой засуетился, портьеру задвинул как бы ненароком и бросился водку разливать. Но я ушел – я этих клещей терпеть ненавижу... Всю жизнь, сволочи, мне переломали!
* * *...Альфа принес нам вырезку из какого-то популярного медованно-полированного журнала с весьма любопытной статьей-рекламой журналиста Макара Вертинского. Вот ее содержание:
"Вы хотите достичь заоблачных высот в карьере?
А в творчестве? А, может быть, в любви? Приходите к нам немедленно! Гарантия на всю жизнь! Цена договорная".
Прочитав эти любопытные строки, я решил немедленно отправиться по указанному адресу, тем более что в последнее время мой главный редактор и супруга поглядывали на меня с явной озабоченностью, а начатая мною два года назад субгениальная книга прочно застряла на девяносто седьмой странице...
И вот я стою перед тяжелой, обитой кожей дверью, на которой сияет золотая табличка с витиеватой надписью "Леонид Полносоков, маг и экстрасенс". Мне открыла миловидная девушка в очень коротенькой униформе и сразу отвела в сумрачный, полный старинной мебели кабинет.
Через десять минут явился сам хозяин кабинета – невыразительного вида джентльмен, очень похожий на заплечных дел мастера на заслуженном отдыхе. Мне тотчас захотелось уйти, но я не смог – его глаза намертво приковали меня к старинному викторианскому креслу.
– Так, – произнес он, улыбаясь моей беспомощности. – По-моему, у вас бабушкин букет[26], в натуре...
Я удивленно вздернул брови и хотел было уйти, но Полносоков успокоил меня:
– Не волнуйтесь, гражданин! Это такой термин. Означает, что вы больны по всем статьям и пунктам.
Я осел в кресле. От испуга у меня подрагивали колени. А экстрасенс непринужденно продолжал:
– За гениализацию мы возьмем с вас двадцать пять тысяч условных единиц. Вам придется продать бабушкину дачу. Деньги переведете на наш счет – мы сможем их получить лишь после вашего подтверждения. Ждем вас через неделю.
– Жулики! – выругался я, оставшись один на лестничной площадке. – Бабушкину дачу захотели! Да ее сам Иосиф Виссарионович Сталин дедушке пожаловал! И откуда только он о ней знает?
И с такими мыслями побежал в редакцию. Но не успел усесться за свой стол, как меня вызвал главный редактор и, глядя в сторону, посоветовал искать работу. Я побрел домой и там, как вы уже, наверное, догадались, нашел вместо ужина короткую записку: "Ушла к маме. Через два дня чтобы ноги твоей не было в моей квартире".
Квартира, вообще-то, была моя... И редактор был не прав, просто доверял всяким продажным проходимцам, которых я и на дух не переносил...
Но что делать? И он, и жена всегда были для меня неподвластными стихиями. Ну, допил я, что было в холодильнике, послонялся по комнатам, как тень отца Гамлета, и пошел к другу поплакаться, но он, сославшись на занятость, быстренько выпроводил меня. И, в конце концов, я оказался у риелторов и продал бабушкину дачу за двадцать пять с половиной тысяч долларов, положил затребованную жуликом сумму на его счет, а на остаток загулял, извините, до назначенного им дня включительно.
Пришел я к экстрасенсу, извините, на автопилоте. Он встретил меня весьма доброжелательно, предложил чашечку кофе, а когда я отказался, предложил немедленно приступить к сеансу. Я сел в кресло и, взглянув в его мгновенно окременевшие глаза, заснул.
...Никаких чудес потом не было. Я просто переселился в каморку к своему старинному приятелю-неудачнику и за месяц написал книгу, не ту, субгениальную, а коммерческую, которую сразу же приобрел "Шпрингер". Получив деньги, я пошел в Петровский пассаж, купил себе костюм за 500 долларов и запросто познакомился с длинноногой красавицей из хорошей семьи (раньше я все деньги приносил домой, а ввиду понравившихся женщин немел или, в лучшем случае, блеял). Через неделю мой главный редактор предложил мне заместительство и только потому, что у меня по определенным причинам просто не стало недоброжелателей. Сейчас у меня нет никаких проблем, кроме, конечно, проблем выбора".
– Ну как вам все это нравится? – закончив читать, спросил Альфа. – По-моему, кто-то начал земной шар завоевывать.
– Да, ты прав... Очень похоже на историю Евгения Евгеньевича, – пробормотал я, всей кожей предчувствуя дальнюю дорогу. – После обработки Шуриными клещами я тоже стал "человеком".
Перестал комплексовать, рефлексировать, стыдиться. Врагов стал уничтожать, женщин – трахать... Похоже, именно Худосоков обокрал нас на Шилинке, потом переехал с нашими материалами в Москву и нашел там людей, усовершенствовавших микстурку Ирины Ивановны...
– А что в этом плохого? – удивился Альфа. – Я имею в виду улучшение людей?
– Не знаю, – сказал я задумчиво. – Понимаешь, это не лишение человека недостатков, это – лишение возможности быть несчастным, лишение возможности делать ошибки, глупости, мелкие, ненужные, смешные пакости, лишение человека его неуверенности в себе, то есть всего того, что делает его человеком. Несчастье нужно человеку так же, как и уродство и несправедливость.
Без них, мне кажется, не станет счастья. Люди перестанут в него верить.
– Ты думаешь, Худосоков все человечество собирается обработать? – спросил Коля задумчиво.
– Рано или поздно эта химия войдет в жизнь всех, как анальгин и слабительное...Представь, когда у тебя болит голова, ты принимаешь анальгин, а когда несчастлив, принимаешь микстурку... Понимаешь, голова либо болит, либо ты ее не чувствуешь. Почти так же и с этим – или ты несчастлив, или счастья нет вообще...
– Драматизируешь как всегда! – махнул рукой Баламут. – И очень путано драматизируешь. Но, признаюсь, когда после энцефалита я пить совсем перестал, я как бы чего-то лишился, как будто, что-то у меня внутри ампутировали... Короче, надо дуть всем вместе в Москву и разбираться. Поехали?
– Да нас с тобой первый же мент повяжет! Мы же во всероссийском розыске! А этого, якобы пропавшего без вести международного преступника, – ткнул я пальцем в Аль-Фатеха, – бенладеновские агенты опознают и шлепнут вместе с нами.
– А мы рванем по речке, – предложил Баламут, давно мечтавший о полном впечатлений путешествии на плоту. – Мне тут сказали, что на севере, за хребтом, Большая Уссурка начинается.
Сделаем плот и доплывем до Дальнереченска, там сядем на поезд и покатим до Москвы. Поплыли, а? Заскочим за Бельмондо и поплывем?
И мы поплыли.
13. Река, плоти смысл жизни
Перевалив через хребтик, мы оказались в долине Большой Уссурки. Продравшись к реке сквозь оплетенный лианами густой кустарник, мы увидели, что по ней вполне можно сплавлять плоты, но разве только сбитые из десятка-другого спичек.
– До большой воды километров двадцать надо по течению топать, не меньше, – проговорил я, расхаживая взад-вперед по речке в подвернутых резиновых сапогах.
