Сергей Панарин - Барабан на шею!
Солдат подхватил Юберцауберера под микитки, перетащил на стол.
– Кушать подано! – прикололся парень. – Ну, вылитый поросе…
На бледном лице колдуна отразился столь сильный ужас, что Лавочкин не доформулировал гастрономическую остроту.
– Ладно, дедок. Вроде очухиваться начинаешь. Значит, пора. Да не дергайся ты так, ухожу я.
Коля побрел наверх. Навалилась усталость, хотелось упасть и как следует выспаться.
По ошибке он завернул в комнату, а не к выходу. Здешняя обстановочка была сугубо плюшкинской. Невзрачный скарб, тряпье и поломанная мебель громоздились несколькими кучами. В глухо занавешенное окно пробивался луч утреннего солнца, высвечивавший яркую полоску на грязном драном половике. В луче сновала пыль.
Посреди всего этого убожества, в самом центре комнаты стоял покрытый паутиной мольберт. Лавочкин невольно скользнул взглядом по стенам. Наткнулся на единственную картину.
На ней была изображена странная трапеза. Вокруг стола на резных стульях сидели морковь, томат, груша, кабачок и яблоко. Каждому овощу-фрукту художник придал псевдочеловеческие признаки: глазки, ротик, носик, ручонки, подобие ножек и то, чем, собственно, принято сидеть. Герои полотна вели оживленную беседу и кушали.
Кушали они человека, который лежал на огромном подносе, обложенный зеленью. Поза поедаемого, а также румяный почти до коричневого цвет кожи пародировали классического молочного поросенка. «Деликатес» имел самое доброжелательное выражение лица. И ужасно знакомое.
Коля охнул. Он узнал в «блюде» молодого Юберцауберера. Точнее, мысленно представил старика юным, и – сошлось. Лавочкин посмотрел в правый нижний угол картины и прочитал каллиграфическую надпись: «Автопортрет, навеянный ночным кошмаром».
– Похоже, у Сальвадора Дали есть сказочные прототипы… И теперь ясно, чего этот хрыч так испугался, оказавшись на столе. Ну, полный кретин… – прошептал парень, топая к выходу.
Покинув дом старика, солдат вернулся на центральную улицу Хандверкдорфа. Огляделся. Заметил большой постоялый двор. «Надеюсь, Болваныч еще тут, – подумал Коля. – Лишь бы Страхолюдлих не успела его опять охмурить».
Все же Лавочкин был уверен: ведьма замышляла черное дельце. А то, что она оказывала на прапорщика Дубовых особенное влияние, он заметил еще при первой встрече.
Или ему так казалось.
– Рядовой! Ты? – донесся до Колиных ушей хриплый возглас Палваныча.
Командир стоял в дверях трактира, а сзади…
Глава 10.
Чудесное воссоединение, или Троевластие
Прапорщику снилось что-то мутное и неприятное о разлуке и казенном доме.
– Хельгуленочек! – стонал Палваныч. – Хельгулечка… Милая… Черт, черт, черт!.. Верните мне ее… Хельга!..
Аршкопф, ловивший каждую реплику начальника, взял под несуществующий козырек и растворился в темноте. Через мгновение в комнате возникла графиня в походном темно-синем одеянии и с факелом. Бесенок отступил в тень.
Страхолюдлих наклонилась над спящим. Дубовых чмокал пухлыми губами и хмурился.
– Пауль… Пауль… – тихо позвала улыбающаяся колдунья-дворянка.
– Что? Кто?
Палваныч распахнул глаза, увидел склонившуюся над ним фигуру с факелом. Свет ослепил прапорщика. Поморгав, он очумело и радостно уставился на Страхолюдлих:
– Хельга!
– Пауль!
Обниматься, держа факел в руке, дело не самое простое, но графиня справилась. Поцелуй тоже удался.
Первый приступ беззаветной нежности прошел, Страхолюдлих чуть отстранилась, рассматривая лицо любимого и смеясь от счастья.
Прапорщик радовался не меньше Хельги, похихикивал с фирменным всхрюкиванием. Глуповато, конечно, зато от души. Наконец Палваныч произнес неуклюжие слова:
– Чаровница моя, какой смех у тебя заразительный!.. Болеешь, что ли?
Они вновь рассмеялись, потом заговорили отрывисто и бессвязно, как это бывает после долгой разлуки. Правда, прапорщик нес околесицу, скорей, по привычке: он-то прожил без подруги всего несколько дней.
Наконец эмоции потускнели.
– А чего это ты с факелом? – спросил Дубовых.
– Так мы с твоим слугой Николасом в подземелье моего замка были. А тут – Аршкопф.
– Вы с Николасом?! В замке?.. Мы же с ним несколько часов назад разделились…
– Где это случилось, Пауль? И вообще, где мы?
Прапорщик напрягся, вспоминая название королевства.
– А! В Дробенланде!
Графиня удивленно раскрыла рот. Не очень аристократично, зато искренне.
– Хельгуша, ты ничего не путаешь? Это точно был Лавочкин?
– Да. Вон, спроси у черта, он наверняка заметил Николаса.
– Ефрейтер Аршкопф!
– Я! – бесенок выступил из тени.
– Ты видел Лавочкина, когда доставлял Хельгу?
– Так точно, товарищ прапорщик!
– Что же он там делал?.. – задумался Дубовых.
– Не могу знать!
– Ясное дело. И какого же ты хрена не доставил его сюда?
– Ну… Ведь приказа не было. – Аршкопф заискивающе заглянул в глаза командира.
– Ладно, Хейердалов сын. А почему не доложил о его обнаружении? Молчи-молчи, приказа не было, сам понимаю… – простонал Палваныч и тут же взревел нечеловеческим голосом: – Ну, так бегом за ним!!!
Бес испарился. Вернулся через пять секунд. Один.
– Исчез, окаянный! – пропищал черт. – Нигде его не унюхаю!
– Это что, саботаж? – Прапорщик зло прищурился. – Собаку поймать не способен, босяка деревенского тоже, теперь два раза Лавочкина якобы упустил. Дерзишь, рогоносец. Но я тебя исправлю…
Дубовых распекал Аршкопфа, тот все не мог понять, куда делся Николас. Да и откуда бы узнал бес, что Николас уже спустился в синий зал маленького народца, а стены этого зала обладали непроницаемостью для магического поиска?
Прапорщик замолчал, лишь вдоволь наоравшись и поддавшись ласковым уговорам Хельги. Черт был с позором отпущен отдыхать. Палваныч скомандовал отбой. Страхолюдлих с радостью выполнила приказание.
Неистово светило осеннее солнце. Пасмурный, как английская погода, прапорщик и счастливая графиня позавтракали и вышли на улицу.
Палваныч остолбенел, увидав Колю:
– Рядовой! Ты?!
– Я, товарищ прапорщик. – Лавочкин показал за спину командира. – Это все она! Не верьте ей. Завела меня в туннель и бросила. Она засланная!
«Я так и предполагал! – подумал Коля. – Меня бросила, скорее, перенеслась к Болванычу. Но как ей удалось?» Объяснения насчет Аршкопфа не сразу его успокоили. У солдата возникли подозрения, что графиня и бесенок сговорились и теперь морочат Палванычу голову. Поэтому Лавочкин придержал информацию о сокровищнице Юберцауберера.
Дубовых переполняла энергия.
– Теперь мы сила, ядрен паслен, – заявил он, потирая руки. – Хельгуленок, ты утащишь на метле меня и Лавочкина?
– Боюсь, не справлюсь. Лучше заворожим ковер!
– Ковер-самолет? – спросил Коля.
– Да.
– Лучше бы просто самолет, – пробурчал солдат.
Прапорщик махнул, мол, за мной, и зашагал в глухую подворотню. В затхлом полутемном тупичке он вызвал черта, приказал доставить ковер. Аршкопф не подвел: украл дорогой красочный экземпляр. Правда, плюхнул его прямо в грязь.
– Сойдет? – Палваныч испытующе поглядел на ведьму Страхолюдлих.
– Тяжеловат, конечно… Сойдет. Расступитесь, начинаю читать заклинание.
На ковре из желтых листьевПолетим, куда хотим.Заструимся хитрой рысью,Коршуном лихим.
Говорят, ковер покажет.А ведь верно говорят!Мы обгоним ветер даже,Птиц обгоним всех подряд!
Дух полета, вот дорога!Ты стремителен, хитер.Я тебя сегодня строгоВызываю на ковер!
Края ковра затрепетали, отрываясь от грязи. Жижа захлюпала, не желая отпускать добычу. Наконец новое транспортное средство воспарило в полуметре от скорбной земли. Путешественники расселись в центре волшебного самолета, и Хельга взялась за «штурвал» – передние углы ковра. Натянув их, будто вожжи, она лихо стартовала вверх.
Люди останавливались и показывали на растворяющийся в небе прямоугольник, а хозяин лавки, торгующей коврами, скорбно хлопал себя по щекам:
– Что за ворье нынче?! Увели самый дорогой экземпляр! И как? Посреди бела дня!..
Рядовому Лавочкину понравилось летать. Он вспомнил старую компьютерную игру «Magic Carpet». Эмуляция не выдерживала никакого сравнения с реальностью. Внизу неслись дома, деревья, ручьи, дороги, поля. В лицо бил прохладный ветер. Свобода!
Волосы Хельги растрепались, развеваясь, словно флаг. Глаза ведьмы сверкали от невольных слез и упоения скоростью. Изредка с губ Страхолюдлих срывалось восторженное заклинание непечатного свойства.
Палванычу пришлось тяжело. Он буквально вжался в упругий ворс ковра, зажмурился и старался не думать о своей боязни высоты.
– Куда летим мы с Пятачком? – прокричал Коля.
– Что? – прохрипел Дубовых.
– Куда летим, товарищ прапорщик?
– К замку Лобенрогена. Искать поганца Шлюпфрига.
