Терри Пратчетт - Последний континент
— А вот это было здорово, — похвалил Чудакулли. — И кто наш герой?
Волшебники переглянулись.
— Это не мы, — ответил декан. — Мы в основном по старинке — шары там, молнии…
Чудакулли подтолкнул Думминга под локоть.
— Что ж, теперь твоя очередь. Давай, изучай.
— М-м-м… — Думминг оглядел существо, ошалело распластавшееся на песке. — Гм-м… Объект, по-видимому, превратился в большую курицу.
— Ну и ладненько. Вот и чудно, — произнес Чудакулли, словно бы подводя под дискуссией жирную черту. — Но чтобы уж заклинание не пропадало…
Резко выбросив руку, он швырнул огненный шар.
Это была дорога.
По крайней мере, длинный и ровный отрезок пустыни с колеями от колес. Ринсвинд разглядывал его довольно долго.
Дорога. Все дороги куда-то ведут. Рано или поздно они КУДА-ТО приводят. А там, куда они приводят, зачастую имеются стены, здания, пристани… лодки. И, как правило, наблюдается полное отсутствие говорящих кенгуру. Можно сказать, их отсутствие является отличительным признаком цивилизации.
Не то чтобы Ринсвинд был ПРОТИВ спасения мира — или той его части, которая сейчас нуждалась в спасении. Просто он всегда считал, что в его помощи мир нуждается меньше всего.
Куда же пойти? Выбрав направление наугад, Ринсвинд двинулся по дороге. Через некоторое время взошло солнце.
Вдалеке показался клуб пыли. Исполненный надежд, Ринсвинд сошел на обочину и стал ждать.
Вскоре в перевернутом пылевом конусе показалась запряженная лошадьми карета. Лошади были черные. И карета тоже. И, судя по всем признакам, возница не намеревался снижать скорость.
Ринсвинд помахал шляпой пролетающим мимо лошадям.
Некоторое время спустя пыль осела. Ринсвинд поднялся на ноги и, спотыкаясь, двинулся через кусты по направлению к остановившейся карете. Лошади наградили его подозрительными взглядами.
Карета оказалась не такой уж большой, чтобы запрягать в нее целую восьмерку лошадей. Однако и карета, и лошади были увешаны таким количеством дерева, кожи и железа, что бедным животным, по-видимому, приходилось нелегко. Куда ни ткни, отовсюду торчали всевозможных размеров шипы.
И поводья тянулись не к сиденью возницы, но уходили через специальные отверстия внутрь передка кареты, щедро крытого теми же деревом и железом. Там были и обломки железной печки, и сплющенные латы, и крышки от кастрюль, и жестяные банки — все это было спрессовано и прибито к карете.
Из крыши, сразу над отверстиями для поводьев, торчал предмет, очень похожий на гнутую печную трубу. Вид у предмета был весьма бдительный.
— Гм-м… привет? — неуверенно начал Ринсвинд. — Прошу прощения, если испугал твоих лошадей…
Ответа не последовало. Тогда Ринсвинд вскарабкался на обитое железом колесо и оглядел крышу кареты. Там обнаружился открытый люк, словно бы приглашающий заглянуть внутрь.
Чего Ринсвинд делать не собирался. Темная голова, четко вырисовывающаяся на фоне ярко-синего неба, — цель лучше не придумаешь. Следующий этап — ваше бездыханное тело, элегантно валяющееся в придорожной пыли.
За спиной у него треснула сухая веточка.
Вздохнув, Ринсвинд принялся спускаться, изо всех сил стараясь не оглядываться.
— Полностью сдаюсь, — произнес он, поднимая руки.
— И правильно делашь, друг, — отозвался бесстрастный голос. — Это мой верный арбалет. А теперь покажи-ка нам свою рожу!
Ринсвинд медленно повернулся. Сзади никого не было.
Он опустил глаза.
Арбалетный болт был нацелен почти вертикально вверх, угрожая пронзить ему нос, если тетива ненароком будет спущена.
— Ты гном? — удивился Ринсвинд.
— Ты что-то имеешь против гномов, друг?
— Кто? Я? Да никогда! Можно сказать, гномы мне лучшие друзья. Если бы у меня вообще были друзья. Гм-м. Я — Ринсвинд.
— Неужто? А я, знаешь ли, очень вспыльчивый, — фыркнул гном. — И поэтому меня зовут Безумным.
— Просто Безумным? Весьма… необычное имя.
— А это и не имя вовсе.
Ринсвинд пригляделся к собеседнику. Относительно принадлежности последнего к гномьему племени сомнений не возникало. Хоть он и не носил ни традиционной бороды, ни железного шлема, были другие признаки, которые безошибочно выдавали в нем гнома. Подбородок, словно созданный для дробления орехов, застывшее на лице выражение вечной свирепости и некая ядроголовость, заставляющая предположить, что обладатель таковой головы без малейших колебаний будет таранить ею все стоящие на пути стены. Ну и, разумеется, самая последняя, наиболее верная примета тоже наличествовала: макушка собеседника располагалась где-то на уровне Ринсвиндова живота. Кожаные куртка и штаны Безумного, как и карета, были сплошь покрыты железными заклепками. Там, где заклепок не было, висели средства индивидуального и массового поражения.
Кстати о друзьях. Существует множество причин, по которым начинаешь с кем-то дружить. Наставленное на тебя крайне смертоносное оружие принадлежит к числу четырех самых главных.
— Значит, описание, — поспешил поправиться Ринсвинд. — Хорошее описание. И запомнить легко.
Склонив голову набок, гном как будто прислушался к чему-то.
— Проклятье, меня догоняют. — Он перевел взгляд на Ринсвинда. — Из арбалета стрелять умешь?
Его тон недвусмысленно давал понять, что отрицательный ответ — это верный способ подхватить опасное и очень острое заболевание носовых пазух.
— А как же!
— Тогда лезь в карету. Знашь, я по этой дороге много лет катаюсь, и до сих пор еще никто не пробовал меня тормознуть.
— Почему бы это? — пробормотал Ринсвинд. Внутри кареты было тесновато — большую часть пространства занимало все то же оружие. Безумный оттолкнул Ринсвинда в сторону, схватился за поводья, глянул в печную трубу — перископ и хлестнул лошадей.
По колесам заскребли ветки кустарника. Лошади вытащили карету на дорогу и начали набирать скорость.
— Красавицы, правда? — Безумный повернулся вполоборота к Ринсвинду. — Хоть и в доспехах, а уделают кого угодно.
— Да уж, карета… НЕОБЫЧНАЯ.
— Ну, сначала она была не такая, пришлось сфордыбачить пару-тройку изменений. — Безумный зловеще ухмыльнулся. — Ты ведь, друг, волшебник?
— Э-э, в широком смысле этого слова.
— И хороший волшебник? — Безумный принялся заряжать очередной арбалет.
Ринсвинд замялся.
— Нет.
— Тебе повезло. Окажись ты настоящим волшебником, я бы пришил тебя на месте. Терпеть не могу волшебников. Чертовы рукодрыжники.
Ухватившись за рычаги, он повертел печную трубу в разные стороны.
— Вона они, — процедил он.
Ринсвинд заглянул через голову Безумного. На изгибе трубы размещалось зеркальце, в котором был виден участок дороги сзади, а также несколько точек, окутанных облаком красной пыли.
— Дорожная банда, — объяснил Безумный. — Охотятся за моим грузом. Тащат все, что увидят. Все гады — гады, но некоторые гады — настоящие гады. — Наклонившись, он вытащил из-под сиденья несколько сумок, которые обычно надевались на лошадей. — Значит, так: ты отправляешься с парой арбалетов наверх, а я тут налажу супертягу.
— Как? Ты хочешь, чтобы я СТРЕЛЯЛ в людей?
— А ты хочешь, чтобы в людей стрелял я? — парировал Безумный, вталкивая Ринсвинда на лестницу.
Ринсвинд выполз на крышу. Карета раскачивалась и подпрыгивала на ухабах. Он чуть не задохнулся от красной пыли, а ветер так и норовил надеть балахон Ринсвинду на голову.
Ринсвинд ненавидел оружие — и не только потому, что из этого самого оружия зачастую целились в него. Но когда вооружен ты сам, это еще хуже. Когда человек боится, что ты можешь в него выстрелить, то стреляет без колебаний. С безоружным противником он, по крайней мере, может поговорить, хотя следует признать, что по большей части это фразы типа: «Ни за что не догадаешься, что мы сейчас с тобой сделаем». Но на произнесение любой фразы требуется ВРЕМЯ. Несколько секунд — это очень много, если ими правильно распорядиться, и уж кто-кто, а Ринсвинд умел найти им применение.
Далекие точки немного приблизились и оказались повозками, в конструкции которых упор был сделан не столько на грузоподъемность, сколько на быстроту перемещения. Некоторые — четырехколесные, другие — двухколесные… А одна была и вовсе… одноколесной, с крохотным сиденьем наверху. Внешний вид ее возницы наводил на мысль, что одежду он приобрел, облазав все металлоломные свалки Плоского мира, ну а где фрагменты одеяний не подошли друг к другу, заткнул дыры перьями, воспользовавшись услугами первой подвернувшейся под руку курицы.
Впрочем, та курица, что тащила его колесо, вряд ли дала бы себя в обиду. Эта птица была попросту огромной, больше Ринсвинда, и наполовину состояла из ног, а наполовину — из шеи. И мчалась она даже быстрее лошади.
