Татьяна Устименко - Хроники Рыжей (Трилогия)
Море, ветер и гроза притихли, ожидая песни моего сердца. И тогда я запела, разрывая свои растрескавшиеся, изъеденные солью губы:
Ты падал ярко, как комета…
Судьба досталась нам не та.
Я не нашла в себе ответа —
К чему вся эта суета?
Когда встает над морем солнце?
Зачем пути не рвется нить?
Ведь сердца темное оконце
Ничто не в силах осветить.
А дождь уже не пахнет мятой,
Ручей зубов не холодит,
И жизнь разлучницей проклятой
С презреньем на меня глядит.
Немеют от мозолей ноги…
Сквозь пыль заброшенных дорог
Взирают скорбно с неба – боги,
Чей приговор к виновным строг:
«Безумцы, вы не оценили
Любви, что вам была дана!
Вы счастье где–то обронили —
Вот в чем наивности вина!
Все искупления жестоки…
И станут вас гнести грехи,
Пока любви заветной сроки
Не вложит кто–нибудь в стихи.
Учитесь боль терпеть без стона!
И лишь тогда, возможно, вновь,
Наперекор разлук закону,
Придет к вам новая любовь!»
– О да, любовь придет! – очарованно вздохнул кто–то невидимый и недосягаемый. – Если мы докажем, что достойны ее возвращения…
А затем на морской глади образовалась огромная волна, которая мягко подхватила нас с Маллером, подняла, понесла и выбросила на пустынный, каменистый берег Диких земель…
– Где я? – тяжко застонал Генрих, тщетно борясь с омерзительным рвотным позывом. Во рту присутствовал застоявшийся привкус желчи и вчерашней водки. Корзину монгольфьера ощутимо потряхивало. – Мы куда–то плывем? Остановите лодку, я сойду, меня укачало…
– Летим! – тактично поправил его Марвин, брезгливо принюхиваясь, морщась и ощупывая свой затылок, ноющий так невыносимо, будто по нему кувалдой шарахнули.
– Ого, так мы еще и летать умеем? – удивленно кряхтел барон, недовольно разглядывая свой обрыганный камзол. – Так что, реклама водки не врала? – Он поднес к носу кружевной волан, обрамляющий его воротник: – Фу!
– Ты научил нас летать? – ахнул Ланс, вскакивая на ноги, покачиваясь и порываясь куда–то бежать. Но Огвур своевременно поймал красавца за коленку, заставляя усесться обратно. – А–а–а–а! – испуганно заскулил полуэльф. – Спаси нас, Аола, это что – волшебство такое?
– Глупость это и дурость! – холодно отчеканил маг, массируя какие–то акупунктурные точки у себя на ладони и пытаясь хоть немного облегчить жуткую головную боль. – Апчхи! – Похоже, для гайморита погода сегодня выдалась нелетная.
– Надо же, как самокритично! – саркастично хмыкнул тысячник. – Не ожидал от тебя подобного подвига, некромант. Растешь прямо на глазах. Горжусь и завидую…
– Огвур, ты ему льстишь! – Полукровка приставил ладонь ко лбу Марвина и провел ею несправедливо кривую линию в воздухе в направлении себя самого. – Он, как и раньше, мне до уха!
– Акселерацией это называется, Ланс, – раскатисто хохотнул орк. – Что нашим отцам доставало до пояса, то нам только до…
Некромант, ничуть не уступавший полуэльфу ни красотой, ни ростом, презрительно оттопырил нижнюю губу:
– Вообще–то я имел в виду Генриха и его дохлую идею испытать шар на прочность!
– А вот не надо ля–ля, – хамски отбрил сильф. – Я почти ничего не помню, а посему – не дозволю себя иметь ни практически, ни теоретически.
– Да вы поглядите–ка на этого нахала, – от всей души вознегодовал Ланс. – Сначала упился до беспамятства, а теперь доказывает нам, что с него и взятки гладки!
– Вот именно. – Де Грей с треском оторвал от рубашки вонючий воротник. – Именно!
– А еще говорят, будто алкоголь в малых дозах безопасен в любом количестве! – иронично подмигнул некромант. – Выходит, не так…
– Видел я когда–то, как в кустах сильфа били, – мрачно отчеканил Огвур, – жаль было очень… что не я!
– Ладно, ладно, – примиряюще поднял ладонь Генрих, смутившийся от солидарного натиска друзей. – Вот гоблины, я же хотел как лучше – прием, праздник, то да се… Но, видимо, перестарался – виноват, каюсь! Мне тоже жаль, что все получилось столь неудачно. Но я полагаю – Марвин придумает новый фокус, и мы как–нибудь да выпутаемся…
– Между словами «жалеть» и «полагать» такая же огромная разница, как между словами «хоронить» и «лечить»… – многозначительно бросил орк, засучивая рукава. – А я лечить не обучен…
Атмосфера в корзине монгольфьера накалилась до предела. Сами того не ведая, путешественники разыгрывали классическую сцену похмелья, со всеми ее непредсказуемыми переходами от обиды к прощению и от драки к примирению. Ибо если вам сегодня плохо, то это значит, что вчера было слишком хорошо…
– Марвин, – нервно пискнул полукровка, – ну сделай же что–нибудь. Скажи им, что здесь даже драться – и то негде!
– Генрих, – задумчиво протянул некромант, сконфуженно вытирая нос, на кончике которого повисла крупная зеленоватая капля, – ты бы это… – На него немедленно уставились три пары выжидающе вытаращенных глаз. – Выбросил за борт свой воротник, что ли? А то смердит от него дюже, у меня аж глаза слезятся!
Огвур недоуменно глянул на грязный лоскут, болтающийся в пальцах статуей замершего Генриха, не выдержал и громко заржал. Следом за ним звонко рассмеялся Ланс. Барон натянуто улыбнулся, помянул гоблинов, встал и…
– …! – эмоционально, но исчерпывающе лаконично сказал де Грей, обеими руками вцепившийся в край корзины и шокированно таращившийся вниз. – Это неописуемо!
Подхваченный ветром обрывок кружева уплывал вдаль.
– А может, стоит попробовать? – предложил полуэльф, переминаясь с ноги на ногу и держась за ширинку. – Уж очень хочется…
– Дурень пустоголовый! – мстительно охарактеризовал красавца некромант. – Барон выразился фигурально!
– Марвин, делай что угодно, но только верни нас домой! – ультимативно потребовал сильф. – Или я сейчас из тебя самого шарик надую!
Заинтригованные угрозами сильфа друзья согласованно свесились за борт, вспомнив часто употребляемую фразу: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». И оказалось, что посмотреть действительно есть на что! Ну или, наоборот, не на что – это уж на чей вкус полагаясь…
Монгольфьер значительно снизился и теперь летел совсем невысоко над землей, вяло подрагивая стенками шара, утратившими свою изначальную безупречно округлую форму. В настоящий момент его остывшая и обвисшая конструкция здорово напоминала полупустой бурдюк, быстро утрачивающий скудные остатки теплого воздуха. Но внимание путешественников привлекло отнюдь не это жалкое зрелище. Приоткрыв рты от изумления, они взирали на открывающуюся их взглядам картину.
Повсюду, насколько хватало взора, расстилалась унылая бескрайняя равнина, покрытая низкорослым кустарником да пятнами невзрачного мха, проглядывающего из–под остатков снега. Кое–где на прогалинах мелькали робкие зеленые травинки и скромные голубенькие цветочки. Очевидно, сей безлюдный край пока еще не очень–то торопился приветствовать уже наступившую весну, предпочитая смирно почивать под уютным зимним покрывалом. Окружающий ландшафт поражал мрачным однообразием, и лишь где–то вдали, у самой линии видимого горизонта, остроглазому орку удалось различить очертания невысоких гор или холмов.
– Ничего не понимаю! – недоуменно мотнул серебристой гривой Ланс. – А где города, реки, поля, села? Куда это нас занесло?
– В Дикие земли! – поспешил «утешить» его некромант, гнусавя и шмыгая. – М–да–а–а, не повезло нам, однако…
– Так далеко? Лилуилла меня убьет! – схватился за голову Генрих.
– Да уж, этот слабый пол… – согласно хмыкнул Марвин, – а выматывает он нас неслабо!
Огвур с Лансом понимающе переглянулись и иронично захохотали.
– Это вы про Лилуиллу с Лепрой? – все еще подхихикивая, уточнил полукровка. – Не–э–э, мужики, с бабами связываться – себе дороже. А ваши жены в этом смысле друг друга стоят…
– Ну разве вы сами не видите, что прекрасная повелительница Силя – еще та кобра, – ухмыльнулся орк. – Один раз укусит – и все, прощай родное село!
– А Лепра и вообще старшая по серпентарию! – поддержал друга полуэльф.
Генрих и Марвин обиженно набычились, демонстративно не желая признавать, сколь весомую долю истины содержат подколки их оппонентов, но в глубине души во многом с ними соглашаясь.
