Вадим Казаков - Розыск начинается в субботу

— Мы засекли его, сэнсэй! Он гуляет по бульвару и кормит пирожными ручных летучих пиявок. Продолжать наблюдение?

— Отставить! — проскрежетал Герцог. — У него одна дорога — в Хранилище. А уж там я его встречу!

Экран погас. Герцог уставился на увешанную оружием стену, немного поколебался, выбирая между скорострельным "экселенцем" и парадной секирой принца Балалайского, потом выволок из ящика стола ржавый гранатомет и выскочил с ним в дверь. А я остался стоять, прижимая к животу стопку исписанной туалетной бумаги, хитроумно схваченной канцелярской скрепкой.

Тут часы пробили полночь.

Хранилище открывалось в шесть — время у меня пока что было. Следовало отправить секретный отчет руководству Комиссии по Контр-Регрессу (КОМКОНа-4) — Хамову, Задеру, Гробовскому. Потом я залез с ногами в любимое кресло шефа и предался воспоминаниям об этом гнусном деле, навешенном-таки на мою бедную многогрешную шею.

Леня Балаболкин рос тихим и послушным ребенком. Он сторонился шумных игр и мечтал посвятить жизнь декоративному цветоводству. Но вышло иначе.

Когда Ленечке стукнуло десять лет, в Запаснике Неотождествленных Биоформ (а по-простому — в Хранилище) затеялась генеральная уборка. Стоял там изрядно запыленный ящик — предмет материальной культуры загадочных Умников, выловленный сто лет назад из глубин озера Титикака. В ящике рядком располагались пять овоидных предметов небесно-голубого цвета, потому и прозвали эту штуку "курятником". Так вот, подняв случайно крышку "курятника", сотрудники Хранилища ахнули. "Яйца" сменили цвет на ярко-оранжевый, и на каждом из них появилась каллиграфическая надпись на линкосе готическими буквами. На "яйце" # 2 было начертано: "Леонид Веверлеевич Балаболкин"…

А вскоре приключилось ЧП, вызвавшее к жизни жуткое словечко "взрыватель". "Яйцо" # 5 с надписью "Гордей Иоаннович Кошмаа" легонько встряхнули. А через час члены "Совета по Яйцам" с ужасом узнали, что в тот же миг Гордей Кошмаа сверзился с кокосовой пальмы и расквасил себе нос…

Дело было швах. КОМКОН-4 установил за "яйценосными юнцами" самую плотную опеку, а по прошествии времени всю пятерку загнали работать на самые отдаленные планеты. Вот так-то Балаболкин вместо вожделенного заповедника "Икебана" загремел прямехонько на Дуракш, где и проторчал полсотни лет, работая садовником у какого-то статс-экзекутора, не способного отличить аспарагус от бальзамина.

"Курятник" остался в Хранилище, а Герцог все эти годы упорно ждал, когда инопланетное нутро "яйценосцев" вылезет наружу. И он дождался. Когда Адольфу Сидорски доложили, что Балаболкин, прибывший на Землю хлопотать о льготной пенсии, приобрел в киоске космопорта подарочное издание "Курочки Рябы" — все сомнения отпали. Операция "Яйца наизнанку" вышла на финишную прямую.

Но Герцог совсем забыл о существовании древнего и непреклонного доктора запрещенных наук Исайи Драмберга! Этот золотарь от социологии сумел пронюхать о "пятерке". Он отловил Балаболкина в космопорту, угостил пивом и разгласил все тайны насчет "курятника", а на прощанье подарил карту-схему Хранилища и чемодан с секретной документацией.

Было это вечером 13 мая 86 года.

Я видел их всех. Всех до единого.

Бесшумно, как ископаемый ниндзя, скользил по-над асфальтом Герцог с гранатометом наперевес.

Лучезарно улыбаясь, выступал с портативным реморализатором наперевес великий Лев Гробовский.

Сгибаясь под бесценным манускриптом "Люди, любите нелюдей!", тащился к Хранилищу сам Макс-Мориц Задер.

Посвистывая песенку "Большой секрет для маленькой компании", шествовал Григорий Хамов в мимикридной дохе.

Суетливыми перебежками продвигался вперед неукротимый Драмберг, пряча под полой лампу-вспышку и табличку с надписью "Общественность".

Неуклонно задирая ногу у каждого третьего столба, крался к Хранилищу хитроумный Логован Гавкн, замаскированный под чистопородную земную дворнягу.

Вдали в тумане мелькали еще какие-то фигуры. Кажется, это Ермил Кассандров и Мохеро Сиропа волокли походный хирургический набор.

И вот появился Балаболкин. Он был важен и скорбен, как жертвенный бык в кагорянском храме. Я заступил ему дорогу.

— Леня, — сказал я, — не ходите туда. Эти идиоты сами не знают, чего от вас хотят. Они сведут вас с ума.

— Как это "не ходите"? — вежливо удивился Балаболкин. — Я просто обязан пострадать за Прогресс. На то я и Контр-Регрессор! Как же иначе?

— Так вас гонит туда совсем не инопланетная программа? — ужаснулся я. — Вас просто убедили эти дегенераты Драмберг и Сидорски?!

— Какая к дьяволу программа… — поморщился он. — Я выполняю свой гражданский долг. Конечно, вся эта затея — большой гадючник, но если официальные власти так хотят, я должен им споспешествовать…

И он пошел дальше. Насчет гадючника — это точно, подумал я. Надо что-то делать. И я бросился к видеофону вызывать скорую психиатрическую бригаду.

— Довольно ваньку валять, — сказал Герцог. — К делу!

Балаболкин кивнул, потащился к "курятнику", выколупал "яйцо", покрутил его в руках и застенчиво произнес:

— А куда его надо теперь… дальше… а?

Советов не последовало. Все молчали и ждали. Сидорски, приспособив для упора спину Гавкна, изготовил гранатомет. Гробовский щелкал верньерами своего агрегата. Драмберг наводил камеру на резкость… Великие экспериментаторы в упор смотрели на Балаболкина, и от взглядов этих становилось дурно даже мне, видавшему виды асу.

Леонид Балаболкин был еще вменяем. Он затравленно озирался, выискивая укромный угол, но все углы прочно подпирали функционеры КОМКОНа-4. Он высматривал, как бы выскочить из круга, но вокруг стояли плечом к плечу. Он был явно не в силах постичь, что надо сделать с несчастным "взрывателем", чтобы решительно все остались довольны.

За спиной моей послышались шаги санитаров.

Поздно. Слишком поздно. Слишком.

Балаболкин покачал "яйцо" на ладони, слабоумно улыбнулся и тонким детским голоском произнес:

— Это Бяка-Закаляка Кусачая, я сама из головы ее выдумала…

— Леня, — отчаянно позвал я.

— Я сама из головы ее выдумала… — с упорством дебила повторил он. — Я сама…

И тогда Логован Гавкн широко зевнул и почесал ногой за ухом.

Дело третье КАША ПОРТИТ МАСЛО

Простота — залог здоровья.

Я — Камилл Думмерер, Экс-Магистр всех КОМКОНов, почетный Контр-Регрессор в отставке, несравненный Бам-Бук, он же Розовый Слон, могучий буйвол всяческих секретных служб. Я и сам не помню уже, сколько мне лет. К тому же информация о моем возрасте еще сорок лет назад Мировым Советом засекречена была. Во избежание.

Обожаю писать мемуары. Как славно погружаться в прошлое и разговаривать вслух! Особенно — с чайником на столе. Именно поэтому хочу я рассказать вам о кошмарных днях Великого Остолбенения, о моих славных делах и, конечно, о моем бедном Иво.

Эту кашу, это мерзкое варево заварил пресловутый Исайя Драмберг, сочетавший пронырливость летающей пиявки, агрессивность крабожука и упрямство старого ишака. В ответ на мой рутинный запрос об эротических игрищах кагорян Драмберг разродился опусом, скромно озаглавленным "Рассуждение об эстетическом разбое в Метакосмосе". Отсюда все и началось.

От редакции: Текст "Рассуждения" в нашем популярном общевселенском издании опущен, ибо всякий грамотный носитель разума и так знает сей эпохальный труд от рождения и до смерти.

"Рассуждение" стало лебединой песней Драмберга. Он внезапно решил заняться разглашением запрещенных наук на отсталых планетах. Последствия были плачевны. После высокоученого диспута с герцогом Игуанским о прикладной евгенике Драмберг был водворен в подземелье Цитадели Хи-Хи, где пребывает и поныне, завершая фундаментальный трактат о способах выведения хомо супер на дому. Но дело, похоже, этим не ограничилось: во время недавнего восстания Баранты Рогатого тамошние вилланы применяли ракеты класса "земля-земля"…

А потом ко мне вломился Иво Хамов, отставной ассенизатор с уклоном в структуральную лингвистику. Заучив наизусть шедевр Драмберга, он уверовал, что Земле угрожают омерзительные нелюди, желающие во имя непонятных, но отвратительных целей порушить наш славный порядок, а высокое чувство любования прекрасным заменить на что-то столь непотребное, что и придумать нельзя. Короче, он требовал от меня содействия в своей борьбе.