Генри Каттнер - Механическое эго
Ошеломив себя этим перечнем, Мартин положил локти на стол, спрятал лицо в ладонях и, к своему ужасу, заметил, что начинает хихикать. Зазвонил телефон. Мартин, не меняя позы, нащупал трубку.
– Кто говорит? – спросил он дрожащим голосом. – Кто? Сен-Сир…
По проводу пронесся хриплый рык. Мартин выпрямился, как ужаленный, и стиснул трубку обеими руками.
– Послушайте! – крикнул он. – Дайте мне хоть раз договорить. Робот в «Анджелине Ноэл» – это уж просто…
– Я не слышу, что вы бормочете, – ревел густой бас. – Дрянь мыслишка. Что бы вы там ни предлагали. Немедленно в первый зал для просмотра вчерашних кусков. Сейчас же!
– Погодите…
Сен-Сир рыгнул, и телефон умолк. На миг руки Мартина сжали трубку, как горло врага. Что толку! Его собственное горло сжимала удавка, и Сен-Сир вот уже четвертый месяц, затягивал ее все туже. Четвертый месяц… а не четвертый год? Вспоминая прошлое, Мартин едва мог поверить, что еще совсем недавно он был свободным человеком, известным драматургом, автором пьесы «Анджелина Ноэл», гвоздя сезона. А потом явился Сен-Сир…
Режиссер в глубине души был снобом и любил накладывать лапу на гвозди сезона и на известных писателей. Кинокомпания «Вершина», рычал он на Мартина, ни на йоту не отклонится от пьесы и оставит за Мартином право окончательного одобрения сценария – при условии, что он подпишет контракт на три месяца в качестве соавтора сценария. Условия были настолько хороши, что казались сказкой, и справедливо.
Мартина погубил отчасти мелкий шрифт, а отчасти грипп, из-за которого Эрика Эшби как раз в это время попала в больницу. Под слоями юридического пустословия прятался пункт, обрекавший Мартина на пятилетнюю рабскую зависимость от кинокомпании «Вершина», буде таковая компания сочтет нужным продлить его контракт. И на следующей неделе, если справедливость не восторжествует, контракт будет продлен – это Мартин знал твердо.
– Я бы выпил чего-нибудь, – устало сказал Мартин и посмотрел на робота. – Будьте добры, подайте мне вон ту бутылку виски.
– Но я тут для того, чтобы провести эксперимент по оптимальной экологии, – возразил робот.
Мартин закрыл глаза и сказал умоляюще:
– Налейте мне виски, пожалуйста. А потом дайте рюмку прямо мне в руку, ладно? Это ведь нетрудно. В конце концов, мы с вами все-таки люди.
– Да нет, – ответил робот, всовывая полный бокал в шарящие пальцы драматурга. Мартин отпил. Потом открыл глаза и удивленно уставился на большой бокал для коктейлей – робот до краев налил его чистым виски. Мартин недоуменно взглянул на своего металлического собеседника.
– Вы, наверно, пьете, как губка, – сказал он задумчиво. – Надо полагать, это укрепляет невосприимчивость к алкоголю. Валяйте, угощайтесь. Допивайте бутылку.
Робот прижал пальцы ко лбу над глазами и провел две вертикальные черты, словно вопросительно поднял брови.
– Валяйте, – настаивал Мартин. – Или вам совесть не позволяет пить мое виски?
– Как же я могу пить? – спросил робот. – Ведь я робот. – В его голосе появилась тоскливая нотка. – А что при этом происходит? – поинтересовался он. – Это смазка или заправка горючим?
Мартин поглядел на свой бокал.
– Заправка горючим, – сказал он сухо. – Высокооктановым. Вы так вошли в роль? Ну, бросьте…
– А, принцип раздражения! – перебил робот. – Понимаю. Идея та же, что при ферментации мамонтового молока.
Мартин поперхнулся.
– А вы когда-нибудь пили ферментированное мамонтовое молоко? – осведомился он.
– Как же я могу пить? – повторил робот. – Но я видел, как его пили другие. – Он провел вертикальную черту между своими невидимыми бровями, что придало ему грустный вид. – Разумеется, мой мир совершенно функционален и функционально совершенен, и тем не менее темпорирование – весьма увлекательное… – Он оборвал фразу. – Но я зря трачу пространство-время. Так вот, мистер Мартин, не согласитесь ли вы…
– Ну, выпейте же, – сказал Мартин. – У меня припадок радушия. Давайте дернем по рюмочке. Ведь я вижу так мало радостей. А сейчас меня будут терроризировать. Если вам нельзя снять маску, я пошлю за соломинкой. Вы ведь можете на один глоток выйти из роли? Верно?
– Я был бы рад попробовать, – задумчиво сказал робот. – С тех пор как я увидел действие ферментированного мамонтового молока, мне захотелось и самому – попробовать. Людям это, конечно, просто, но и технически это тоже нетрудно, я теперь понял. Раздражение увеличивает частоту каппа-волн мозга, как при резком скачке напряжения, но поскольку электрического напряжения не существовало в дороботовую эпоху…
– А оно существовало, – заметил Мартин, делая новый глоток. – То есть я хочу сказать – существует. А это что, по-вашему, – мамонт? – Он указал на настольную лампу.
Робот разинул рот.
– Это? – переспросил он в полном изумлении. – Но в таком случае… в таком случае все телефоны, динамо и лампы, которые я заметил в этой эре, приводятся в действие электричеством!
– А что же, по-вашему, могло приводить их в действие? – холодно спросил Мартин.
– Рабы, – ответил робот, внимательно осматривая лампу. Он включил свет, замигал и затем вывернул лампочку. – Напряжение, вы сказали?
– Не валяйте дурака, – посоветовал Мартин. – Вы переигрываете. Мне пора идти. Так будете вы пить или нет?
– Ну, что ж, – сказал робот, – не хочу расстраивать компании. Это должно сработать.
И он сунул палец в пустой патрон. Раздался короткий треск, брызнули искры. Робот вытащил палец.
– F(t)… – сказал он и слегка покачнулся. Затем его пальцы взметнулись к лицу и начертали улыбку, которая выражала приятное удивление.
– Fff(t)! – сказал он и продолжал сипло: – F(t) интеграл от плюс до минус бесконечность… А, деленное на n в степени e.
Мартин в ужасе вытаращил глаза. Он не знал, нужен ли здесь терапевт или психиатр, но не сомневался, что вызвать врача необходимо, и чем скорее, тем лучше. А может быть, и полицию. Статист в костюме робота был явно сумасшедшим. Мартин застыл в нерешительности, ожидая, что его безумный гость вот-вот упадет мертвым или вцепится ему в горло.
Робот с легким позвякиванием причмокнул губами.
– Какая прелесть! – сказал он. – И даже переменный ток!
– В-в-вы не умерли? – дрожащим голосом осведомился Мартин.
– Я даже не жил, – пробормотал робот. – В том смысле, как вы это понимаете. И спасибо за рюмочку.
Мартин глядел на робота, пораженный дикой догадкой.
– Так, значит, – задохнулся он, – значит… вы – робот?!!
– Конечно, я робот, – ответил его гость. – Какое медленное мышление у вас, дороботов. Мое мышление сейчас работает со скоростью света. – Он оглядел настольную лампу с алкоголическим вожделением. – F(t)… То есть, если бы вы сейчас подсчитали каппа-волны моего радиоатомного мозга, вы поразились бы, как увеличилась частота. – Он помолчал. – F(t), – добавил он задумчиво.
Двигаясь медленно, как человек под водой, Мартин поднял бокал и глотнул виски. Затем опасливо взглянул на робота.
– F(t)… – сказал он, умолк, вздрогнул и сделал большой глоток. – Я пьян, – продолжал он с судорожным облегчением. – Вот в чем дело. Ведь я чуть было не поверил…
– Ну, сначала никто не верит, что я робот, – объявил робот. – Заметьте, я ведь появился на территории киностудии, где никому не кажусь подозрительным. Ивану Васильевичу я явлюсь в лаборатории алхимика, и он сделает вывод, что я механический человек. Что, впрочем, и верно. Далее в моем списке значится уйгур, ему я явлюсь в юрте шамана, и он решит, что я дьявол. Вопрос экологической логики – и только.
– Так, значит, вы – дьявол? – спросил Мартин, цепляясь за единственное правдоподобное объяснение.
– Да нет же, нет! Я робот! Как вы не понимаете?
– А теперь я даже не знаю, кто я такой, – сказал Мартин. – Может, я вовсе фавн, а вы – дитя человеческое! По-моему, от этого виски мне стало только хуже, и…
– Вас зовут Никлас Мартин, – терпеливо объяснил робот. – А меня ЭНИАК.
– Эньяк?
– ЭНИАК, – поправил робот, подчеркивая голосом, что все буквы заглавные. – ЭНИАК Гамма Девяносто Третий.
С этими словами он снял с металлического плеча сумку и принялся вытаскивать из нее бесконечную красную ленту, по виду шелковую, но отливавшую странным металлическим блеском. Когда примерно четверть мили ленты легло на пол, из сумки появился прозрачный хоккейный шлем. По бокам шлема блестели два красно-зеленых камня.
– Как вы видите, они ложатся прямо на темпоральные доли, – сообщил робот, указывая на камни. – Вы наденете его на голову вот так…
– Нет, не надену, – сказал Мартин, проворно отдергивая голову, – и вы мне его не наденете, друг мой. Мне не нравится эта штука. И особенно эти две красные стекляшки. Они похожи на глаза.
– Это искусственный эклогит, – успокоил его робот. – Просто у них высокая диэлектрическая постоянная. Нужно только изменить нормальные пороги нейронных контуров памяти – и все. Мышление базируется на памяти, как вам известно. Сила ваших ассоциаций – то есть эмоциональные индексы ваших воспоминаний – определяет ваши поступки и решения. А экологизер просто воздействует на электрическое напряжение вашего мозга так, что пороги изменяются.
