Виктор Жигунов - Четверть половины
До обеда у меня было отличное настроение. В полдень, примчавшись домой, я поделился с Матильдой:
– Выполнили план. Будет премия.
– Да? – сказала кукла. – Это что?
Я подосадовал на себя: она же не человек, чего я не удержался? – и буркнул:
– Талон на подзарядку.
Идя обратно, я как-то нечаянно попал к знакомому подъезду. Там жила Люда. “Зайти надо, – решил я. – Всё-таки чтобы мы не просто так, распихнулись и всё, а вежливо расстались”.
Дверь открыл мужчина в строгом костюме. Я отступил, опешив. Он тоже отступил, делая приглашающий жест. Тут я узнал в нём электронного Мардохея.
Войдя, я сел на тахту. Появилась Люда с холодным выражением на лице.
– Привет! – жизнерадостно произнёс я. – Вот зашёл проведать. Ты тоже себе купила?
– Да, – ответила она, не садясь. – Женщине нужен друг. Сильный защитник.
Я предпочёл не заметить скрытой в её словах угрозы и сообщил, просто чтобы завязать разговор:
– Мы выполнили план. Дело даже не в премии. Понимаешь, мы впервые выполнили первыми по заводу! Теперь Доска почёта... Да и это ерунда. Главное, впервые!
– Меня это не интересует, – чужим голосом сказала она. – Мардохейчик!
Её электронный приятель не слышал. Он сидел на полу возле балконной двери, сунув голову во внутренности разобранного махолёта.
– Мордочка! – громче позвала Люда.
Он вытащил свой электронный котелок из машины и с готовностью приблизился.
– Этот человек меня оскорбил, – сообщила Людка, обличительно указывая на меня. – Покажи ему выход.
Робот надвинулся на меня. Я поднялся, стало немножко не по себе.
– Ну, ты чё? – сказал робот.
– А ты чё? – храбро ответил я и слегка отступил.
– Я-то ничё. Давай отсюда.
Всё-таки он был железный. Кто его знает, какая у него сила. Я поспешно ретировался.
На работе меня встретили новостью. Среди столов нашего отдела стоял председатель профкома и доказывал:
– Цех у вас опытный? Опытный. Производство для вас – что? Второстепенно. Основное – исследования. Почему вы дали столько продукции? Потому что мало было основной работы. Поэтому какие могут быть премии? Никаких. Шуметь стоит о вашем выполнении? Не стоит.
– А если бы мы завалили план? – спросил кто-то.
– Если бы завалили оттого, что много было опытов, мы бы вас только – что? Похвалили. Вашу недостачу другой бы цех восполнил. Так что у вас перевыполнение говорит о плохой работе, а невыполнение – о чём? О хорошей.
Спрашивавший хмыкнул, а у меня на весь день испортилось настроение. Ничего неохота было делать, и я слонялся по коридору, время от времени останавливаясь где-нибудь покурить. Если проходившее мимо начальство смотрело подозрительно, я спрашивал: “Вы не помните, откуда нам поставлялись трёхполюсные магниты?” Начальство не помнило – трёхполюсных магнитов не бывает, – смотрело с уважением и скрывалось.
Вечером Матильда встретила меня светлой улыбкой. “Как зубасто она ухмыляется”, – мрачно отметил я и в грязных ботинках протопал в комнату.
Ужин опять был изумителен. Я съел его в молчании и упёрся взглядом в стереовизор. Шла спортивная передача. Какие-то перворазрядники штурмовали высоту два с половиной метра, здоровый дядя уронил штангу в 300 килограммов, бегуны никак не могли уложиться в восемь секунд на стометровке. Противно смотреть.
Матильда копалась в ванной. Заглянув туда, я увидел, что принесённый ею из магазина чемодан распотрошён, она достала из него разные приспособления и одно, вроде бака, приладила к своему животу, превратившись таким образом в стиральную машину. Одной рукой кукла ворочала и плескала в баке, другими выжимала и развешивала бельё.
Всё-таки хороша жизнь, подумал я. Хорошо, когда никто не пристаёт, – можно помолчать всласть, поразмышлять. Одиночество – союзник серьёзных занятий.
Когда я ложился спать, Матильда вошла, чтобы аккуратно повесить снимаемую мной одежду.
– Отвернись! – потребовал я.
– Я же не женщина, – логично заметила машина.
– Цыц, – угрюмо пробормотал я и залез под одеяло.
Что-то не спалось... В голову лезли мысли, какие, по убеждению кинопроката, появляются у людей только после 16 лет. Людка фигурировала в моих мечтаниях, принимая разные позы, с разными выражениями на лице. Особенно досаждали её волосы. Они то развевались по ветру, то невесомо путались между пальцами. Я вертелся, пока не скатал простыню в трубочку. Лежать стало неудобно, и я встал, начал пить холодный чай.
Матильда робко из двери глянула на стол: всё ли у меня есть?
– Заходи, – позвал я. – Поправь вон на кровати. И садись, поговорим.
Она проскользнула мимо, стараясь не повернуться ко мне, раздетому. Смешно. Потом села по другую сторону стола.
– Что поделываешь? – спросил я.
– Отмываю ванну. Бельё досыхает, буду гладить. Надо ещё чинить его. Утром приготовлю завтрак. Когда ты уйдёшь, сбегаю в магазин...
Она долго перечисляла, и оказалось, что дел у неё – на неделю. Причём она не будет спать, ей ни к чему.
– Много ты наболтала, – сказал я с сомнением.
Кукла развела руками: дескать, машины не лгут.
– А моя знакомая успевала всё делать и ещё в кино со мной ходила, и работала. Да и спала... правда, мало. Тьфу, что ты за домработница такая?
Она потупила объективы и, кажется, обиделась. Я отправил её в ванную, а сам лёг.
Утром в своём отделе я долго наводил разговор на тему семьи. Это оказалось неожиданно трудно. Каждый охотно рассказывал какой-нибудь анекдот, но всерьёз темы не касался. Кое-кто болтал о женщинах, но свою жену молчаливо считал не такой, как все. В конце концов я засел в курилке и стал поджидать кого-нибудь. Я приготовил вступление: “Приобрёл подругу на микросхемах. Замечательно. Никогда теперь не женюсь”. Хочешь не хочешь, на это надо будет ответить хотя бы из вежливости.
Просидев в курилке до обеда, я услышал несколько высказываний.
Председатель профкома рассудил:
– Жена – это что? Это друг. А транзистор друг? Нет, не друг. Жениться всё равно – что? Надо.
Лаборант сообщил:
– Я женился... извините, я, конечно, не могу вам советовать или возражать... но я женился, когда был совсем мальчиком. Вам, может быть, не подойдёт мой опыт, но только я бы, как это выразиться... вы не подумайте, будто пытаюсь вас учить... я бы сказал, что женское тепло... Она мне как мать. Или нянька. Я потеряю что-нибудь, а она... Извините, если что-нибудь не так сказал, но всё-таки жена... это... это...
Отметив, что он лаборант (а если бы не погряз в семье, вырос бы в инженера?), я всё же учёл его разъяснение.
Следующим оказался аппаратчик опытной установки. Он долго молчал, тянул папиросу, наконец изложил свой взгляд:
– Вот приду домой. На работе нелады. Как рявкну на жену! Вроде легче станет. Потом помиримся. Главное, она рядом, всегда под руку попадётся. Жена – большое дело.
Я записал на бумажке: “Жена – друг, любовница, домработница, мать, виновница”. Зачеркнул последнее. Вместо “мать” поставил “нянька”. Поразмыслил над списком. Матильда выполняла только четверть супружеских обязанностей. Ага...
Отправившись на обед, я забрёл к Людмиле, движимый ещё не ясной мыслью.
Дверь была не заперта. Я обрадовался, потому что иначе пришлось бы встретиться с Мардохеем. Дверные петли не скрипнули – очевидно, он постарался, уделил каплю собственной смазки, – и я бесшумно проник в квартиру.
Оба сидели дома. Электронный болван изучал передовицу в газете. По-моему, одни болваны и читают передовицы. Люда болтала без умолку, с иглой склонившись над его пиджаком. Мардохей время от времени отвечал: “Угу... конечно...” Оба казались довольными.
Но, видимо, Людка всё-таки допекла своего приятеля нравоучениями. Он оторвался от чтения и произнёс:
– В мою программу заложено иногда рвать или пачкать что-нибудь. Иначе женщине станет скучно, ей не о ком будет заботиться и некого пилить.
Он снова уткнулся в страницу. Людка продолжала шить, будто всё было хорошо. А я разозлился, мне стало обидно, и я выскочил на лестницу, грохнув дверью.
У подъезда попался видеотелефон-автомат. Я тут же позвонил в брачную контору. Набирать номер пришлось трижды, потому что я от негодования попадал пальцем не в те кнопки. На экране возник знакомый мужчина.
– Хочу жениться, – решительно сказал я и приготовился отвергнуть любые возражения.
Он поглядел на меня, тяжело вздохнул и вытащил незаполненную анкету.
– Вес? – спросил он, приготовившись писать.
– Мой? – растерялся я. Разве это важно для счастья?
– Её, – ответил он и опять вздохнул. – Моя, пока была невестой, заставляла таскать её на руках. Сколько вы можете поднять?
Я не ударил лицом в грязь:
– Сто двадцать.
Он зафиксировал. Вдруг новая мысль заставила его отодвинуть бланк. Человек спросил:
– А может, вам кто-нибудь нравится?
– Да есть такая... – промямлил я.
