Джон Скальци - Краснорубашечники
В мгновенной вспышке, пока он глядел на игольно-острые зубы земляного червя, подергивающиеся в весьма подозрительной с точки зрения эволюции челюсти, энсин Том Дэвис увидел будущее. Дело было совершенно не в таинственно исчезнувших борговианцах. С этого момента о борговианцах никто и не вспомнит.
Дело было в нем — или, скорее, в том, что его надвигающаяся смерть сделает с его отцом, ныне адмиралом. Или даже в том, как его смерть повлияет на отношения между адмиралом Дэвисом и капитаном Абернати. Дэвис видел сцену, в которой Абернати говорит отцу о смерти его сына. Видел, как потрясение сменяется гневом, как постепенно разрушается дружба между двумя людьми. Он видел сцену, в которой военная полиция Вселенского Союза помещает капитана Абернати под арест по сфабрикованному адмиралом делу о преступной халатности.
Он видел трибунал и видел, как научный офицер К'инг, выступающий защитником Абернати, драматично вызывал адмирала на место свидетеля и заставлял его признать, что дело было в потере сына. Дэвис видел, как его отец драматично бросается вперед и просит прощения у человека, которого он ложно обвинил и поместил под арест, и видел, как капитан Абернати дает прощение во время душераздирающей сцены примирения прямо посреди зала суда.
Это была великолепная история. Это была великолепная драма.
И вся она базировалась на нем. На этом моменте. На этой участи. Этой самой участи энсина Дэвиса.
Энсин Дэвис подумал: «Нахрен, я жить хочу!», и дернулся, чтобы уклониться от земляных червей.
Но тут он споткнулся, и один из земляных червей съел его лицо, и он все равно умер.
С выгодной точки рядом с К'ингом и Уэстом капитан Абернати беспомощно наблюдал, как Том Дэвис пал жертвой земляных червей. Он ощутил руку на своем плече. Это был главный инженер Уэст.
— Мне очень жаль, Луций, — сказал он. — Я знаю, он был твоим другом.
— Больше, чем другом, — произнес Абернати срывающимся от горя голосом. — Вдобавок и сыном друга. Я видел, как он вырос, Пол. Потянул за пару веревочек, чтобы он попал на «Бесстрашный». Я обещал его отцу, что пригляжу за ним. Я так и делал. Время от времени проверял, как там у него дела. Не записывал в любимчики, конечно. Но приглядывал за ним.
— Сердце адмирала будет разбито, — сказал научный офицер К'инг. — Энсин Дэвис был единственным сыном адмирала и усопшей жены.
— Да, — ответил Абернати. — Это будет тяжело.
— Ты не виноват, Луций, — сказал Уэст. — Ты не приказывал ему стрелять из импульсника. Ты не приказывал ему бежать.
— Я не виноват, — согласился Абернати. — Но ответственность на мне.
Он отодвинулся на самый край валуна, чтобы побыть одному.
— Боже, — вполголоса шепнул Уэст К'ингу, после того, как капитан отодвинулся, они остались одни и получили возможность говорить свободно. — Каким болваном надо быть, чтоб стрелять из импульсника в пол пещеры, кишащей земляными червями? А потом пытается ее перебежать? Он, может, и был адмиральским сыном, но не слишком-то умным.
— Действительно, весьма прискорбно, — сказал К'инг. — Опасности, которыми грозит встреча с Борговианскими Земляными Червями, общеизвестны. Чену и Дэвису следовало бы быть осмотрительней.
— Падают стандарты, — заметил Уэст.
— Возможно, — ответил К'инг. — Но, даже если и так, эта и прочие последние высадки были ознаменованы печальными и значительными потерями жизней. Будут они соответствовать нашим стандартам или нет, но факт остается фактом: нам нужно пополнить экипаж.
Глава 1
Энсин Эндрю Даль выглянул из иллюминатора Земного Дока, космической станции Вселенского Союза над планетой Земля, и бросил взгляд на свой следующий корабль.
На «Бесстрашный».
— Красавец, правда? — сказал голос.
Даль обернулся и увидел молодую женщину в форме энсина, тоже рассматривающую корабль.
— Это да, — согласился Даль.
— Крейсер Вселенского Союза «Бесстрашный», — произнесла молодая женщина. — Построен в 2453 в Марсианском Доке. Флагман Вселенского Союза с 2456 года. Первый капитан — Женевьева Шан. Капитан с 2462 года — Луций Абернати.
— Ты что, экскурсовод по «Бесстрашному»? — с улыбкой спросил Даль.
— А ты что, турист? — спросила молодая женщина, улыбаясь в ответ.
— Нет, — сказал Даль и протянул руку. — Эндрю Даль. Назначен на «Бесстрашный». Просто жду шаттла в 15–00.
Молодая женщина ответила на рукопожатие.
— Майя Дюваль, — сказала она. — Тоже назначена на «Бесстрашный». Тоже жду шаттла в 15–00.
— Какое совпадение.
— Если ты хочешь называть совпадением, что два члена Звездного Флота Вэ-Эс ждут на космической станции Вэ-Эс шаттла до космического корабля Вэ-Эс, пришвартованного прямо напротив иллюминатора — то да, конечно.
— Можно и так сказать, — согласился Даль.
— А что ты так рано? — спросила Дюваль. — Сейчас только полдень. Я думала, что буду самой первой.
— Я волнуюсь, — сказал Даль. — Это мое первое назначение. — Дюваль вопросительно смерила его взглядом. — Я на пару лет припоздал с поступлением в Академию.
— Это почему? — поинтересовалась она.
— Долгая история.
— У нас есть время, — заявила Дюваль. — Давай так — мы пойдем возьмем ланч, и ты мне все расскажешь.
— Мм, — ответил Даль. — Я тут типа жду кое-кого. Своего друга. Которого тоже назначили на «Бесстрашный».
— Закусочные — прямо тут, — Дюваль указала на ряды лотков через пешеходную галерею. — Просто пошли сообщение. А если он его пропустит, мы сможем оттуда его увидеть. Ну же, давай. Я плачу за выпивку.
— О, ну в этом случае… — протянул Даль. — Если б я отказывался от дармовой выпивки, меня бы вышибли из Звездного Флота.
— Мне была обещана долгая история, — заявила Дюваль после того, как они взяли еду и выпивку.
— Я ничего не обещал, — ответил Даль.
— Обещание подразумевалось, — запротестовала Дюваль. — И вообще, я купила тебе выпить. Теперь ты мой! Развлекайте меня, энсин Даль.
— Ну ладно, хорошо, — сказал он. — Я поступил в Академию так поздно, потому что три года был семинаристом.
— Окей, это не слишком-то интересно.
— На Форшане.
— Окей, это очень интересно, — сказала Дюваль. — Так ты священник форшанской религии? А какой схизмы?
— Левой схизмы. И нет, не священник.
— Не выдержал целибата?
— Священнослужителям левой схизмы не требуется соблюдать целибат, — сказал Даль, — но, если угодно, учитывая, что я был там единственным человеком, я был на него обречен.
— Некоторых людей это бы не остановило.
— Ты не видела вблизи форшанского семинариста. И, кроме того, я за другими формами жизни не бегаю.
— Может, тебе просто нужных форм жизни не попадалось, — сказала Дюваль.
— Предпочитаю людей. Скажи, что я зануда.
— Занууууда! — кокетливо протянула Дюваль.
— И ты только что с рекордной скоростью залезла мне в душу, — сказал Даль. — Если ты такая быстрая с теми, кого только встретила, представляю, как ты себя ведешь со старыми знакомыми.
— Ой, ну нет, я не со всеми так. Но я могу сказать, что ты мне уже нравишься. Ну да ладно… Итак, ты не священник.
— Нет. Мой технический статус был «Чужеземный Кающийся Грешник», — сказал Даль. — Мне было позволено пройти полный курс обучения и некоторые обряды, но были некоторые физические требования, которые я не мог выполнить, чтобы вступить в сан.
— Это какие?
— Самооплодотворение, например.
— Маленькая, но весьма важная деталь, — сказала Дюваль.
— А ты тут беспокоишься по поводу целибата, — сказал Даль и отхлебнул спиртного.
— А если ты никогда не собирался быть священником, зачем ты пошел в семинарию?
— Я обнаружил, что форшанская религия приносит мне умиротворение, — сказал Даль. — Когда я был моложе, меня это очень привлекало. Мои родители умерли, когда я был совсем юным, мне досталось небольшое наследство, так что я использовал его, чтобы заплатить репетиторам за обучение языку, отправиться на Форшан и найти семинарию, которая согласилась бы меня принять. Я планировал остаться навсегда.
— Но не остался, — сказала Дюваль. — В смысле, это очевидно.
Даль улыбнулся:
— Ну… Я обнаружил, что форшанская религия приносит мне умиротворение. А форшанские религиозные войны — как-то не очень.
— А, — сказала Дюваль. — Но как можно превратиться из форшанского семинариста в выпускника Академии?
— Когда Вэ-Эс стала посредничать в переговорах между религиозными фракциями на Форшане, им нужен был переводчик, а я был на планете, — сказал Даль. — Не так-то много людей, которые говорят больше, чем на одном диалекте форшанского. Я знаю все четыре основных.
— Впечатляет.
— Да я вообще хорошо языком работаю.
