Дмитрий Емец - Таня Гроттер и посох Волхвов
– ГЕРМАН!
– Что Герман? Я уже целую кучу лет Герман! А вообще-то, клянусь, американца это позабавило! Он там сидел и от нечего делать рисовал на бумажке танки, а когда я крикнул: «А вот и он, больной зуб!» и зазвенел шпорами – тут он как подскочит! А наш президент поморщился и погрозил мне пальцем. Знаешь, будто хотел сказать: «Опять этот Дурнев! Он меня просто достал!» – заявил почетный председатель.
– Германчик, ты забываешь, что было потом! – сказала тетя Нинель.
Самый добрый депутат отмахнулся от жены, точно от назойливой мухи.
– А что, кто-то еще этого не знает? Да по телевизору целую неделю только это и показывали! На меня навалились охранники и стали выкручивать мне руки. Мне, председателю В.А.М.П.И.Р., депутату! Мне это не понравилось, и я стал сопротивляться. Вообрази, Нинель, я и не предполагал, что такой сильный. Они падали, как кегли в боулинге, а я ведь только толкал их эфесом шпаги и звенел шпорами. Один, здоровенный такой, краснощекий, как помидор, представляешь, задрожал и закрыл шею руками. А я лишь посмотрел на него немного задумчиво.
– Просто посмотрел, и все? Ты уверен, что не пытался его укусить? – с подозрением осведомилась тетя Нинель.
Дурнев от возмущения даже передернулся.
– Кусать какого-то охранника с немытой шеей, который только поливает грязь этим мерзким одеколоном? Фи! За кого меня принимает собственная жена? Да я вообще не переношу вида крови! В детстве мне становилось дурно, стоило уколоть иголкой палец и увидеть красную капельку… Вот слегка поджаренные бифштексы с кровью – совсем другое дело. Но они же не ходят на двух ногах!
Тетя Нинель обрушилась на диван, обреченно заскрипевший пружинами. Дальше ее муж мог не рассказывать: она и сама все знала. Несмотря на шпагу графа Дракулы, количество восторжествовало над качеством. Дядю Германа скрутили и выставили вон. На другой день многочисленные недоброжелатели Дурнева вынесли вопрос на голосование и лишили его депутатской неприкосновенности, а заодно и мандата. Возможно, Дурнев сумел бы еще на кого-то надавить и выкрутиться, но его пропуск в Думу тоже был аннулирован, так что потомку графа Дракулы некого было замораживать гипнотическим взглядом и не перед кем звенеть шпорами.
– Айседорка Котлеткина сегодня со мной даже не поздоровалась! Прошла как мимо пустого места. Она уже знает, что ты в опале, – грустно сказала тетя Нинель.
– Еще бы. Моей политической карьере пришел конец. Окончательный и бесповоротный. И Котлеткины это понимают. У них нюх, – кивнул председатель В.А.М.П.И.Р.
Он увязал в болоте уныния.
– Чем ты теперь займешься, Германчик? – стараясь расшевелить его, спросила тетя Нинель.
Ее хандрящий супруг-вампироид задумчиво пошевелил ножками в зеленых носочках. C его стороны это было не самое разумное действие. Такса Полтора Километра, наблюдавшая из-под дивана за прыгающими у нее перед носом дурневcкими пятками, не справилась с искушением. Она высунулась, тяпнула бывшего депутата желтыми старческими зубами и вновь убралась в свое убежище.
Дядя Герман взревел страшным голосом. Он подскочил едва ли не до потолка и попытался отодвинуть диван, чтобы расправиться с собакой. Однако диван и сам по себе был тяжелым. Сейчас же, когда на нем сидела еще и тетя Нинель, массивная, как якорь «Титаника», он привел бы к грыже и тибидохского атланта.
Тогда Дурнев замыслил отомстить иначе. Держа укушенную ногу на весу, он на оставшейся ноге (выбор ног у лопухоидов, увы, довольно ограничен) припрыгал к телефону и поспешно пролистал справочник.
– Это зоомагазин?.. – закричал он в трубку. – Скажите, девушка, у вас есть отрава для собак?.. Что вы говорите?.. Пес мучается? Нет, это я мучаюсь! Как не держите? А зачем тогда задавать идиотские вопросы?
Раздраженный Дурнев швырнул трубку на рычажки, бессильно пнул диван и, ушибив пальцы, неожиданно для себя настроился на мирный лад.
– Вечно ты, Нинель… Откуда я знаю, чем займусь? – пробурчал он. – Ну, наверное, пригоню из Европы пару составов с тряпьем. Только знаешь, что в последнее время стали устраивать эти жулики, мои поставщики? Они подмачивают вещи перед продажей на вес! Только я ведь тоже не лыком шит. Я расплачиваюсь с ними не деньгами, а матрешками и буденовками.
* * *Неожиданно – такие вещи почему-то всегда случаются именно так, а не иначе – звонок в коридоре ехидно задребезжал. Тетя Нинель и дядя Герман разом вздрогнули.
– Пап, кто-то притащился! – крикнула из своей комнаты Пипа.
– Будто я сам не слышу! Возьми и открой! – огрызнулся дядя Герман.
– Я не могу! Я ругаюсь! – возразила его дочка.
Она уже третий час сидела в Интернете на форуме фанов Гурия Пуппера и пыталась убедить всех, что Гэ Пэ влюбился в нее и даже присылал ей цветы с купидончиками. Пипе не особенно верили, хотя она со злости так колотила по клавиатуре, точно забивала гвозди. Правда, в одном Пипа с форумцами все же сходилась. Фаны Пуппера тоже в большинстве своем считали, что Таня Гроттер – дура набитая, а Гэ Пэ крутой, как вареное яйцо.
– Ладно, доча, не отвлекайся! Ругаться надо долго и со вкусом, а то не получишь удовольствия. Папулечка сам откроет! – сказал дядя Герман и двинулся к двери.
Его супруга повисла у него на руке.
– Герман, не надо! Не открывай! – взмолилась она.
– Почему?
– Так всегда начинается! С непонятных звонков в дверь. Разве ты не слышишь мелодию? То ли похоронный марш, то ли джига! Эти звуки бывают только в таких случаях!
– Думаешь, снова Гроттерша? – вращая шеей, с подозрением спросил Дурнев.
– Не знаю… Давай хотя бы посмотрим, прежде чем открывать!.. Стой! Ты куда? – Тетя Нинель на секунду выпустила супруга, и тот, воспользовавшись этим, прорвался к дверям.
– Если это Танька, она пожалеет! Прикончу на месте! Шпага, ко мне! – воинственно зарычал потомок графа Дракулы.
Шпага, звеня от нетерпения, выскочила из шкафа и прыгнула к нему в ладонь. Ей давно уже хотелось кого-нибудь проткнуть, и теперь она только обрадовалась, что хозяин взялся за ум.
Рванув дверь, Дурнев выскочил на площадку и удивленно остановился. Он никого не увидел. Должно быть, это произошло оттого, что дядя Герман смотрел слишком высоко. Наконец он догадался перевести взгляд ниже и оцепенел.
Перед ним обнаружился карлик с большой бугристой головой, покрытой не то лишаями, не то заросшими красной шерстью родинками. Его макушка была где-то на уровне пупка дяди Германа. Однако маленький рост ничуть не лишал карлика самоуверенности. В руках у него была сучковатая, с резными узорами палка из красного дерева, на которую он опирался не без некоторого изящества.
Карлик так и светился от чувства собственного достоинства, которое ничуть не умалялось тем, что единственной одеждой карлику служила волчья шкура. Он был бос, с ногами, по колено покрытыми грязью – такой жирной и густой, что со стороны близорукому человеку могло показаться, что карлик обут в щегольские хромовые сапоги. Даже для конца октября грязи было явно многовато. Однако самым неприятным в незнакомце были даже не красные родинки и не грязь, а кошмарный запах – резче и отвратительнее, чем от болотного хмыря. Видно было, что карлик принимает душ только при несчастном стечении обстоятельств – когда попадает под дождь.
Пока дядя Герман тупо разглядывал огромные, не по росту, ступни гостя, с ногтями желтыми и крепкими, как черепаховый панцирь, карлик, ничуть не смущаясь, произнес гнусавым голосом:
– Квартира Дурневых? Вот приехал к вам! Жить, то ись, у вас буду!
Ошеломленный такой неслыханной наглостью, дядя Герман сумел лишь открыть рот. Рука, в которой он сжимал шпагу, опустилась.
– Ты что, братик, не рад? Своих не узнаешь? Это ж я! – обиделся карлик.
Директор фирмы «Носки секонд-хенд» замотал головой, демонстрируя всем своим видом, что не знает и знать не хочет никакого самозваного «я», а заодно «ты», «вы», «оно», «они» и вообще никаких местоимений.
Босяк опечалился. Он еще пару раз фамильярно назвал дядю Германа братиком, но не встретил родственного отклика. Тогда он вздохнул, поскреб подбородок и стал бить на жалость.
– Ну как же! Я со стороны бабы Рюхи и Шелудивого Буняки! Родная ж, можно сказать, кровинка! – сообщил он, прочувствованно шмыгая носом.
– Не знаю я никакого Рюхина! Убирайтесь! – строго велел дядя Герман.
Карлик не внушал ему доверия. С каждым мгновением Дурнев, обладавший острым чутьем на людей, все определеннее убеждался, что перед ним проходимец.
– Да ты не туда смотри, ты сюда смотри! – засуетился человечек, путано, но убедительно чертя что-то пальцем по воздуху. – Вот она, то ись родословная наша: тута баба Рюха и Шелудивый Буняка, тута тетка Хрипуша, тута ее сестры Трясея, Огнея и Ледея, а здеся вон плямянник их Пруха. А у Прухи-то сыночек был, Халявий! Припоминаешь? Так я энтот Халявий был и есть!
