Сергей Панарин - Барабан на шею!
– Слушай, хватит воспоминаний, а? Мы домой попадем? Ты мне поможешь?
– Будь оптимистом! Я, к примеру, верю, мы обязательно вернемся домой, но должно тебя огорчить: рана уменьшила мои силы.
– Почему?
– Неглупый вроде парень, а вопросы задаешь глупые… Если в тебе дырку проделать, у тебя сил прибавится? Вот и у меня тоже нет. Пожалуй, перенос в пространстве, позволивший вам с прапорщиком покинуть сражение, был последним. Теперь придется тебе топать ножками.
– А летать смогу?
– Очень недолго. Видишь ли, нарушение целостности лишило меня главного преимущества. Раньше я действовало «без подзарядки», сколь угодно долго. Теперь же мне необходимо отдыхать, как и любому магическому предмету мира, в который мы попали. И, кажется, я слегка… приболело. Так что не сильно на меня полагайся, рядовой.
– Вот жалость-то, – проговорил Коля.
– Следует отметить хитрость старой бестии, закинувшей нас в самую гущу боя. Я знаю, это не случайность… Никогда не верь чертям, парнишка.
– А восстановить, ну, залечить тебя никак?..
– Теоретически возможно. Практически – не знаю. А вот тебя я вылечу, но потрачу много энергии и буду долго заряжаться.
– Вот ведь засада! – Солдат ударил кулаком по ладони.
– Хватит сокрушаться! – Голос знамени стал жесток. – Ты неплохой человек, только чересчур уж склонный к панике. А! Вот еще что ты должен обязательно выполнить: не передавай меня никому, тем более своему спутнику. У него рыло в пушку.
Постовой улыбнулся. Полковая реликвия и та сравнивала Палваныча с кабаном.
– Моя магия – это отдание долга вам, людям. Тысячи солдат отдавали мне честь. А сколько вас несло круглосуточный караул! За уважение нужно платить. А значит, и хранить меня должен не ворюга какой-нибудь. Вот так-то, рядовой Лавочкин…
– …Рядовой Лавочкин! – орал прапорщик Дубовых, хлеща парня по бледным щекам. – Подъем, Хейердалов сын!
Коля разлепил веки и ощутил себя лежащим в овраге. Над солдатом склонился сопящий Палваныч.
– Ох, е! – выдохнул прапорщик. – Ну, ты меня испугал, салага.
Дубовых поводил перед Колиным носом стрелой.
– Думал, тебя проткнуло. А она возьми да и выпади из тебя. Будто выдавило. Правда, в знамени дырка осталась… Но твоей кровищи вроде нету.
Парень взялся за бок. Внутри неприятно зудело.
– Вставай уже, – Палваныч отошел в сторону. – Нечего разлеживаться. Устроил себе санаторий-профилакторий, меня напугал.
– Сейчас, – прошептал солдат.
– Эй, молокосос! – прикрикнул прапорщик. – Это приказ. Подъем, твою дивизию!
Коля медленно поднялся на ноги. Скинул камзол, размотал знамя.
На боку краснел и пульсировал свежий маленький рубец.
Дубовых присвистнул:
– Да на тебе все как на собаке зарастает!
Лавочкин переключил внимание на красное полотнище. Да, шесть маленьких отверстий… «Не уберег ты меня».
– Спасибо, – шепнул Коля.
– Не за что, – буркнул Палваныч.
Аккуратно свернув знамя, солдат снова обмотал его вокруг торса, надел камзол. Зашатался.
– Можно сесть, товарищ прапорщик?
Дубовых кивнул, пристально глядя в белое лицо парня.
– Сядешь. Ты у меня обязательно сядешь, – ворчливо пообещал Палваныч. – За самовольное оставление расположения части с личным оружием и полковым знаменем.
Откинувшись на поросшую травой стенку оврага, Лавочкин почувствовал себя лучше.
– Товарищ прапорщик, думаете, я сам сюда провалился? А вы как тут очутились? По заданию центра?
– Ты что, рядовой, меня в шпионаже подозреваешь?! – взревел Дубовых, трепеща широкими ноздрями. – Сам, скотобаза такая, продался! Слышал я твою бойкую немецкую речь, продажное рыло!
– Но и вы говорили по-немецки!
Мир, куда угодили прапорщик и солдат, был потрясающе похож на мир сказок братьев Гримм, и его обитатели говорили на немецком языке. Как же удивились россияне, когда они совершенно без подготовки заговорили на нем же, хотя сроду его не знали!
– Ладно, отставить, – предпочел сменить тему Палваныч. – Это точно не твои радиотехнические фокусы? Я ведь знаю, ты учился в техническом вузе.
– Нет, на первых полутора курсах, которые я проучился, дырявить пространство и сбегать в сказочные миры не учили, – с печальным сарказмом сказал Лавочкин.
– Значит, это американские происки врага, – заключил Дубовых.
– Отчего же, товарищ прапорщик? А если оно само?..
– «Само»… – передразнил Палваныч, наклоняясь к лицу солдата. – Ты подвергаешь сомнению мои выводы? Выводы командира? А ведь я тебе, щегол, больше чем командир. Я тебе в нынешних условиях отец, мать и даже теща!
Дубовых скосил глаза к уху, силясь понять, что это он от себя услышал.
Коля с интересом наблюдал за подвигом прапорщицкого интеллекта.
– И меня, рядовой Лавочкин, по большому счету не интересует, как нас сюда и кто. Я, сынок, домой хочу. Сечешь?
– Секу.
– Вот. Вернуться бы… У тебя есть стоящие соображения?
– Товарищ прапорщик, похоже, нам нужно найти колдуна… – начал солдат, но командир прервал его:
– Ты, типа, издеваешься?! Давай еще к цыганке сходим!
– Нет, вы не так поняли! – отчаянно залепетал Коля. – Конкретного колдуна, Тилля Всезнайгеля.
Палваныч знал, о ком шла речь. Придворный волшебник королевства Вальденрайх помогал Лавочкину бегать от темного магического ордена… возглавляемого прапорщиком. Всего день назад! Запутанная история, но кто старое помянет…
– На кой нам твой Всезнайгель? – подозрительно спросил Дубовых.
– Он делал расчет, пытаясь выяснить, как мы сюда попали и можем ли вернуться. Это очень громоздкие вычисления. Надеюсь, он их закончит. Обязательно надо к нему попасть!
Слегка поразмыслив, Палваныч хлопнул Колю по плечу:
– Эх, рядовой. Салага ты, бритый гусь. Вот что значит первогодка! Не умеешь правильно поставить тактику стратегии. Главнейшей нашей целью является что? Определение места своего положения. А положение у нас интересное… Ага. Второй задачей будет поиск твоего колдуна. Ферштейн?
– Так точно, – без энтузиазма откликнулся Лавочкин.
Он подумал: «Наверное, это свойство всех начальников – добавить какую-нибудь очевидную мысль и нагло выдать твое предложение за свое».
– А раз «так точно», то хрен ли ты рассиживаешься? – осклабился прапорщик. – Вперед!
Коля испытал чувство наподобие ностальгии. Предыдущие двадцать два дня, которые он провел вне общества Палваныча, или, как его называли в полку, Болваныча, отучили солдата от командно-подневольного образа жизни. К хорошему привыкаешь быстро. Банально, но факт.
С неподобающим возрасту кряхтением Лавочкин встал и полез из оврага.
Сзади пыхтел Дубовых.
Овраг располагался у подножия холма, заросшего березками.
Шагов через пятьдесят рощица кончалась и начиналось поле. То самое, где шла ожесточенная битва.
Подразделения, полчаса назад показавшиеся путешественникам армиями, были куда скромнее: не больше шести десятков человек с каждой стороны. Один отряд выступал под оранжевыми штандартами. На них красовался герб – единорог, протыкающий брюхо медведя. Отряд противника защищал косо раскроенные голубые знамена с изображением медведя, ломающего хребет единорогу. Коля окрестил первых рогоносцами, а вторых медвежатниками.
Рогоносцы и медвежатники отличались друг от друга лишь цветами флагов. Большинство воинов было экипировано необычайно плохо: жалкое подобие меча, рваная кольчуга, деревянный щит. Лучники выглядели чуть солиднее, и лишь немногочисленная кавалерия действительно походила на профессиональную.
Ожесточенный бой подходил к концу. Медвежатники победно взвыли: рогоносцы дрогнули и начали отступление. К счастью россиян, не в рощу.
– Да… – протянул Палваныч. – Пожалуй, сейчас с расспросами лучше не соваться.
Рядом зашевелился куст. Прапорщик и солдат сразу же заприметили человеческую фигуру, прятавшуюся за высоким можжевельником.
– Руки вверх! – гаркнул Дубовых, краем сознания отмечая, что вновь кричит не на родном языке, а «хэнде-хохает».
Над кустом поднялись дрожащие руки.
– Встать! – скомандовал прапорщик.
Палваныч удовлетворенно хмыкнул: в можжевельнике скрывался дезертир. Темноволосый остроносый мужичонка в длинной кольчуге поверх холщовой рубахи испуганно смотрел на пленителей. Суетливые глазки метались от прапорщика к солдату и обратно. Мужичок, похоже, впал в ступор. Наверняка недоумевал, чего это он сдался двум безоружным странникам. Прапорщик счел его классическим трусом.
– Кто такой? – рявкнул Дубовых.
– Ференанд, – проблеял мужичонка.
– Фердинанд?
– Нет, Ференанд.
– По-моему, один хрен. – Прапорщик пожал плечами. – Из чьего войска сбежал?
– Барона фон Косолаппена[3]. – Дезертир гневно топнул. – Только не сбежал, а затаился в засаде.
– Угу, охотно верю, – тихо прокомментировал Лавочкин.
– С кем воюет твой барон? – продолжил допрос Палваныч.
