Инквизитор поневоле (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер"
— Простите, святой отец. Впервые вижу подобное одеяние, обычно ваши все в рясах. А вы словно с границы, в доспехе. Вернулись откуда-то?
— Да нет, — хмыкнул я, — местный. Поставили вот в академии за магами следить.
— А, ну тогда понятно, — заулыбались стражники. — С этими-то да, только в броне и ходить.
Мы разошлись, а я вдруг подумал, не сболтнул ли лишнего совсем посторонним людям. Но в итоге рассудил, что они — не совсем левые, тоже служивые, так сказать, и большого вреда от этого не будет. Тем более, что я и так к академии иду, и если кому-то взбредёт в голову за мной проследить, то конечный пункт моего маршрута установить проблем не будет.
Народу, кстати, мой прикид был в новинку. Я и сам находил одеяние несколько странным для магического средневековья, скорее уж оно отдавало каким-то технофэнтези. Многие оглядывались, а встречные старались уступить дорогу, опасливо поглядывая на шипастые латные перчатки, выглядывающие из рукавов плаща. Поначалу-то я этого не замечал, погружённый в свои мысли, но после разговора со стражей понял, что, словно белая ворона, смотрюсь на этих улочках чужеродным элементом.
Выходцем из другого мира.
А вокруг меня тем временем продолжалась привычная для полудня обывательская суета.
— Ах ты!.. — услышал я злой мужской голос, а затем увидел, как пузатый мужик с размаху бьёт женщину перед ним ладонью по лицу. — Ты, мать моих детей, днём, когда я в поте лица тружусь в лавке, бегаешь, как последняя шлюха, по чужим домам! Я тебя кормлю, одеваю, всё для тебя делаю! Так чего тебе ещё не хватает?! Вот чего?!
На маргиналов и люмпенов эта пара не походила, однако я замедлил шаг, внимательно на них поглядывая. Органически не люблю, когда бьют женщин.
Сам по себе мужик был этакий богатый горожанин. О достатке говорили явно новая, яркая цветастая одежда и огромное пузо, которое он с большим достоинством нёс впереди себя, как бы показывая окружающим, что с едой у него в доме всё в полном порядке. Женщина тоже была хорошо одета и ухожена. Не худышка, слегка в теле, но с приятными глазу пропорциями, которые угадывались под платьем.
Это, наверное, в первую очередь и остановило меня от немедленного вмешательства.
— Члена, — вдруг тихо, но отчётливо ответила дама. — Члена, и желательно — с мужиком, который может нормально трахнуть, а не потеющего хряка с мизерным стручком, которого хватает только на полминуты.
Я аж споткнулся от подобной «честности», а толстяк и вовсе схватился за сердце, выпучив глаза и молча разевая рот. После чего побагровел так, что казалось, будто его сейчас удар хватит.
— Да как ты… — произнёс он, но от былой злости не осталось и следа. Из мужчины словно выпустили воздух, он обмяк и как-то даже весь съёжился.
«По больному ударила», — понял я, и сам испытав иррациональный укол стыда. Кому из мужиков будет приятно услышать подобное? И симпатии мои медленно начали перемещаться на сторону толстяка — просто из мужской солидарности.
— Да вот так, — грубо бросила его жена. — Думаешь, я выбирала, когда меня родители выдали за тебя? А то я не знаю, сколько ты отвалил моему отцу за женитьбу, чтоб ему эти деньги черти в зад в аду засунули. Я, между прочим, всегда мечтала, что муж у меня будет высокий, красивый, благородный — настоящий воин, вон как этот хотя бы, — она неожиданно показала пальцем на меня. Толстяк бросил было свирепый взгляд в мою сторону, но, увидев тускло поблескивающую кирасу и «стальные» кулаки, стушевался, опуская взгляд в пол.
Впрочем, на этом женщина не остановилась. Ещё раз презрительно оглядев мужа с ног до головы, она буквально выплюнула:
— А не скряга-лавочник, единственное счастье в жизни у которого — нажраться от пуза и сыто рыгать, сидя на лавке, да поучать жизни.
Тут из дома, возле которого семейная пара устроила скандал, вышел детина метра под два ростом в штанах и жилетке без рукавов на голый торс, что лишь подчёркивало величину мышц. Едва уместившись плечами в дверном проёме, он басовито хохотнул и спросил:
— Райла, ты до сих пор здесь? А это кто с тобой? — он, прищурившись, смерил взглядом ещё сильнее скукожившегося толстяка.
— Муж, — коротко бросила дама.
— Муж? — выпучился здоровяк, а затем захохотал. Отсмеявшись же, поинтересовался: — И что он тут забыл?
— Да узнать хотел, куда я хожу.
Детина хохотнул вновь, после чего спросил у смурного мужика:
— Ну узнал, и что? Неужто инквизицию привёл? Поймать, так сказать, жену на горячем? Она, кстати, очень горячая. Только, видать, не с тобой.
А меня вдруг так заели эти их хамовато-презрительные взгляды, наглость с насмешками и неприкрытое издевательство над ничего не способным им ответить человеком, что я решительно двинулся вперёд, буквально в три широких шага преодолев расстояние между нами, и гаркнул в голос:
— Инквизиция! — а затем добавил вдогонку: — Отдел нравов! — наверное, чтобы просто немного припугнуть парочку прелюбодеев.
Вот только эффект превзошёл все ожидания. Женщина после моих слов стремительно побледнела и хлопнулась в обморок. Толстяк, снова схватившись за сердце, буквально через пару секунд последовал вслед за ней, а здоровяк наоборот, покраснев, развернулся и рванул от меня внутрь дома, истошно голося на всю округу:
— Облава!
Не знаю, почему я бросился за ним, возможно, что, как у гончей собаки, сработал инстинкт: убегает — догоняй. О том, что глупо врываться одному в дом с неизвестными, я подумал уже потом. Проскочив полумрак коридора, буквально кубарем скатился по лестнице в подвал, нырнул в распахнутый проём, чуть подотстав от орущего детины, пробежал новый коридор, потом, повернув, ещё один… и замер от открывшегося моим глазам действа.
Не просто так от меня убегали, ох не просто. В огромном помещении, куда меня привёл бегун, одновременно совокуплялось как минимум десятка три разнополых партнёров. Какие уж там отдельные кровати… Это был сплошной живой ковёр шевелящихся тел в пропитанной запахами пота, благовоний и каких-то афродизиаков душной атмосфере самого натурального секс-притона.
Я потянул носом смесь, витающую в воздухе, и глубокомысленно изрёк:
— Ну всё понятно: кокаин, марихуана, крэк…
А затем от души вжарил по всей этой извивающейся толпе расслабляющим проклятьем. Расчёт мой оказался верен. Сложно продолжать, когда, извините, всех вокруг настигает мгновенная коллективная дефекация.
Сопутствующие звуки и ароматы «ванили», соединившись с уже витающим в воздухе коктейлем, дали такое ядрёное амбре, что мне пришлось, зажимая нос, убегать подальше в коридор, откуда я и заорал затем в полную воплей отчаяния, криков и проклятий залу:
— Инквизиция! Всем выходить по одному! Живо!
Спустя пару минут к выходу потянулись первые горе-свингеры, прикрывая срам кто чем. В том бедламе найти свою одежду было невозможно, поэтому кто что первое схватил, то и напялил, не разбирая, мужское оно или женское.
Кого я только не увидел в этом ряду полуголых обосранцев: и мужиков с женскими корсетами на чреслах, и дам, прижимающих к прелестям чьи-то исподние кальсоны… Менее везучие метались с одной женской шляпкою в руках, не зная, куда её лучше приладить — спереди или сзади. Кто-то спешно перематывался полупрозрачной газовой шалью.
В общем, полный сюр.
Дождавшись, когда последние участники веселья покинут притон и соберутся на улице перед домом, я оглядел вонючую кучку жмущихся друг к другу извращенцев и скомандовал:
— А ну дружно шагом марш в управление!
И мы пошли. Я, как всегда, позади, готовый ударить заклинанием по толпе, если тем вдруг взбредёт в голову начать разбегаться, а любители групповухи впереди, стыдливо прикрываясь и стараясь не смотреть на обалдело глазеющий на них народ.
— Это чёй это такое, а, Мытрыновна? — услышал я бабский шёпот за спиной.
— Поди разбери, Насыновна. Гляди, голышом все и обделавшиеся. Может, наказание им такое?
— Точно! Позорное! Сейчас в таком виде через город проведут, а там, небось, ещё и плетей всыпют.
