Алесь Куламеса - Быть рядом
— Да кто ж им платит? Генералам-то?
— Да дикари и платят. Ну сам смотри как только их прижмут, наши из штаба: «Цыц, назад». Почему? Получили на лапу и рады. А на солдат им положить.
— Тьфу, — сплюнул майор, — аж противно. Пацаны гибнут, а они мошну набивают. На солдатской крови — на святом, брат! — деньги делают. Что-то надломилось в стране. Раньше за солдата душой болели, зря в бой не гнали. А теперь? После Смуты всё псу под хвост. Только деньги всех интересуют. А о солдатах не думают. И охранка — что молчит, почему не арестуют? Неужто и с ними делятся?
— А то! Бабло побеждает зло, — капитан плеснул в кружку водки, выпил залпом. — Ты вот о чём лучше подумай. Пока мы возимся с этими дикарями, пока наши генералы сдают солдат, как стеклотару, весь мир над нами смеётся. И поделом! С танками, с пушками, с вертолётами, с роботами, не можем задавить кучку бородачей с автоматами.
— Вот уж точно, — закивал майор, — смотрят и смеются. И не дай бог нападут — что мы против них? Выстоим?! Чёрта лысого! Если с дикарями справиться не можем, о какой войне может идти речь!? Сомнут нас, растопчут как тараканов.
— Как пить дать, — капитан снова плеснул себе водки. — А эти наверху как-нибудь договорятся. Небось, только спят и видят, как бы за кордон сбежать. С награбленным. Им-то кто бы на нас не напал — всё одно хорошо. Будет ещё от кого бабла получить.
— Но я вот чего не понимаю, — майор затушил окурок и отпил из пластиковой бутылки с водой, — неужто император не видит, что происходит?
— Куда ему всё увидеть?! — отмахнулся капитан. — Неужто наши генералы не прикроют свои задницы? Наплетут ему с три короба, мол, солдаты плохие, офицеры нерадивые, то да сё, пятое-десятое. Он и поверит. Ему-то из дворца не видно, что у нас тут происходит.
— Да уж, — протянул майор, — да уж. Ай, ладно, давай выпьем. Мы с тобой вернулись живыми? И то хлеб!
— Давай, — капитан подставил кружку под горлышко бутылки, — вернулись живыми, с наградами — имеем право выпить.
Они чокнулись кружками и залпом выпили.
За окном кружился снег.
* * *Генерал нервно расстегнул ворот кителя и принялся раздражённо расхаживать по кабинету, комкая в руках лист бумаги. Потом ткнул пальцем в селектор:
— Начштаба ко мне. Мигом!
Через минуту начштаба вошёл в кабинет. Выглядел он помятым, глаза были красные, но держался молодцом. Он уже третью ночь ночевал в штабе — следил за операцией. Всего третий месяц здесь. Из тыловых, но на удивление толковый оказался.
Генерал тяжело уселся в кресло. Спросил:
— Читали?
— Так точно.
— Что скажете?
— Я не могу себе позволить усомниться в воле императора. Если он…
— Прекратите, — оборвал его генерал. — Я не желаю слушать дифирамбы. В вашей преданности правящему дому и лично императору я не сомневаюсь. Я спрашиваю, что скажете о приказе.
Начштаба помолчал, хрустнул пальцами:
— Желаете честно?
— Именно.
— Я не понимаю приказа. Операция идёт как надо, мы прижали противника к горам, оседлали перевалы, отрезали пути отступления. По моим сведениям, у них уже не хватает продовольствия и боеприпасов. Нам осталось нанести один — последний — удар и враг будет уничтожен. После этого можно выводить войска и вводить жандармерию. Но отводить войска сейчас… Я не понимаю.
Генерал поднялся и подошёл к окну:
— И я не понимаю. Опять повторяется та же история. Едва противнику становится совсем жарко, сверху цыкают, и мы отступаем. Раз за разом. Уже четвёртый год одно и тоже….
Начштаба молчал.
Генерал посмотрел на него искоса и решился:
— Знаете, у меня иногда складывается впечатление, что эти приказы неспроста приходят так удачно для противника.
— Что вы имеете ввиду?
— Я могу быть с вами откровенным? Настолько, чтобы наша беседа осталась строго между нами.
Начштаба выдержал долгий взгляд генерала и сказал:
— Да.
— Хорошо, — генерал снова сел. — У меня такое ощущение, что дикарям помогают.
— В смысле?
— У нас есть изменники, — рубанул генерал. — И более того, мне кажется, что измена окопалась где-то на самом верху.
Начштаба зашагал по кабинету, затем остановился и повернулся к генералу:
— Разрешите предложить?
— Разрешаю.
— Может быть, стоит ослушаться?
— Не понял.
— Я предлагаю ослушаться приказа и закончить операцию, — чётко проговорил начштаба.
— Вот как, — протянул генерал и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
Начштаба молчал. Ждал.
Наконец генерал открыл глаза, застегнул китель и поднялся:
— Нет, приказ есть приказ. Мы с вами люди военные, должны его выполнять.
— Даже если приказ откровенно преступный?
— Даже в этом случае, — отрезал генерал. — Начинайте выполнять приказ.
— Слушаюсь, — щёлкнул каблуками начштаба. — Разрешите идти?
— Ступайте, — кивнул генерал.
Начштаба уже подошёл к двери, когда генерал окликнул его. Начштаба повернулся.
— Я понимаю ваше желание нарушить приказ, — глухо, глядя в стену, проговорил генерал. — Очень хорошо понимаю. Думаю, если подобные приказы будут приходить слишком долго…. Может повториться шестьдесят шестой. Но на этот раз мы будет куда внимательнее в выборе императора…
Начштаба понимающе кивнул и вышел.
За окном на тонких ветках деревьев отливала свежей зеленью первая листва.
* * *— Что ещё осталось? — осведомился худощавый мужчина лет сорока с короткой бородкой у сидящего напротив офицера в чине генерал-лейтенанта, с шевронами представителя охранки.
— Не самые утешительные новости, ваше величество.
— Рассказывайте.
Генерал-лейтенант покопался в папке, лежавшей перед ним и, заглянув в бумаги, продолжил:
— В армии зреет недовольство политикой в отношении дикарей. Офицеры считают, что наша политика слишком осторожна…
— Полно вам, — прервал его император. — Давайте без экивоков. Офицеры считают, что приказы, приходящие из центра, откровенно идиотские, так?
Генерал-лейтенант сдержанно кивнул.
— Что-то есть кроме этого?
— Да. В среде высшего офицерства начались разговоры о…, — генерал-лейтенант замялся, но под пристальным взглядом императора откашлялся и продолжил, — они стали заговаривать о новом военном перевороте.
— Вот это действительно новость, — после некоторого молчания сказал император. — Причина, полагаю всё та же? Наша якобы странная политика на Юге?
— Да.
— Предсказуемо, — криво улыбнулся император. — На какой стадии подготовка к перевороту?
— Пока только разговоры. Вероятность решительных действий мы оцениваем как ниже десяти процентов. В шестьдесят шестом она, осмелюсь напомнить, была восемьдесят три.
— Что ж, видимо, у нас есть время. Наблюдайте, решительных действий не предпринимать. Через неделю жду вас с новым докладом.
— Слушаюсь, — генерал-лейтенант, поднялся, поклонился императору и вышел из кабинета.
Император ещё немного посидел, барабаня пальцами по столу, затем пересел за своё рабочее место.
На широком столе стоял ноутбук с государственным гербом на крышке, чернильный прибор и лежала толстая стопка документов.
Император вздохнул и принялся за работу. Первым документом в стопке оказался доклад из министерства иностранных дел о новом письме из МИДа западных соседей. Они в очередной раз настойчиво интересовались возможностью выкупа «своих исторических земель». И в очередной раз предлагали смехотворно низкую сумму компенсации.
Внимательно прочитав доклад, перевод письма и его оригинальный текст, император взял перо, обмакнул его в чернильницу и размашисто написал поверх доклада: «Затягивайте. Очень похоже, что требование выдвинуто лишь для отвода глаз. Постарайтесь выяснить, чего они хотят на самом деле. Император».
После чего снял с чернильного прибора лампу, под лучами которой чернила мгновенно высыхали, провёл ею над резолюцией и отложил доклад в сторону.
Следующим был набор писем для похоронок из министерства обороны. Полгода назад император распорядился, чтобы к похоронке прикладывали письмо с его личной подписью.
Император раскрыл папку и достал первое письмо:
«С превеликой скорбью сообщаем Вам, что Ваш сын погиб во славу Родины. Его смерть не была напрасной, ведь он отдал жизнь за спокойный сон наших подданных. Гибель Вашего сына тяжело отзывается в нашем сердце. Мы соболезнуем Вашей потере и всей душой с Вами».
Неожиданно император отшвырнул письмо на стол и, вскочив из кресла, заметался по комнате, шипя сквозь зубы что-то неразборчивое. Через минуту он плюхнулся обратно, одним движением выхватил из ящика стола несколько листов чистой бумаги и принялся писать.
