Терри Пратчетт - Бац!
— Там внизу произошло убийство, капитан. — напомнил Ваймс.
— Да, сэр, но это может означать что-то более плохое, сэр. Шахтные руны очень странный феномен.
— Над дверью был еще один похожий знак, но он был перечеркнут одной горизонтальной линией. — добавил Ваймс.
— О, это Руна Долгой Темноты, сэр, — сказал Моркоу с облегчением. — Это всего лишь символ шахты. Это не страшно.
— А та, другая? Имеет ли она какое-нибудь отношение к скальтам, сидящими в комнате, заставленной горящими свечами?
Ему всегда доставляло удовольствие удивлять Моркоу, а сейчас тот был по настоящему озадачен — Как вы догадались, сэр?
— Это только слова, капитан, — сказал Ваймс, махнув рукой. — «Преследующая Тьма» звучит не очень успокаивающе. Может быть настало время для яркого освещения? Когда я встретился с ними, они были залиты светом горящих свечей. Я думал, что это какая-то церемония.
— Может быть и так, — острожно согласился Моркоу. — спасибо, что рассказали, сэр. Я отправлюсь к ним во всеоружии.
Когда Моркоу подошел к двери, Ваймс добавил. — Да, и еще, капитан…
— Да, сэр?
Ваймс не отрывал глаз от сэндвича, тщательно отделяя куски С и П от поджаристого бэкона. — Только не забывай, что ты полицейский, хорошо? — сказал он.
Когда Салли вернулась в раздевалку в новеньких сияющих доспехах и шлеме, похожим на суповую миску, она сразу поняла, что-то происходит. В раздевалке было полно копов самых различных рас и все они пытались выглядеть беззаботно. Но копы никогда в этом не преуспевали.
Они наблюдали за тем, как она приближалась к своему ящику, поэтому она открыла дверку с надлежащей осторожностью. Полка была забита чесноком.
Ага, вот и началось, да еще так быстро. Но она тоже подготовилась… Позади нее раздавались сдавленные смешки и прокашливания копов, еле сдерживающих смех. И они ухмылялись, ведь ухмылки тоже производят еле уловимый звук, если ты попытаешься их услышать.
Она залезла в ящик обеими руками и вытащила две толстые головки чеснока. Глаза всех присутсвующих были обращены на нее. Копы стояли неподвижно, пока она медленно обходила комнату.
Самый сильный запах чеснока исходил от одного юного констебля, чья широкая ухмылка неожиданно нервно застыла, как приклееная, в уголках губ. Он выглядел как шут, готовый отдать все, лишь бы кто-нибудь расхохотался.
— Извините, констебль, можно узнать ваше имя? — спросила она кротко.
— Э… Фиттли, мисс…
— Это ваше? — требовательно спросила она, показывая чеснок. Салли позволила своим клыкам показаться на достаточную длину, чтобы их заметили.
— Э… всего лишь шутка, мисс…
— В этом нет ничего смешного, — ласково сказала Салли. — я люблю чеснок, я просто обожаю чеснок. А как насчет вас?
— Э… да. — сказал несчастный Фиттли.
— Замечательно. — ответила Салли. Со скоростью, заставившей его вздрогнуть, она сунула чеснок в рот и раскусила. Хруст чесонка был единственным звуком в раздевалке.
И затем она проглотила его.
— О, боже, где же мои манеры, констебль? — сказала она, протягивая ему другую головку. — Это ваша…
Комната взорвалась смехом. Копы ничем не отличаются от обычной толпы. Столы были перевернуты, шутка получалась даже забавнее. Немного смеха, немного шуток. Никому никакого вреда, ведь так?
— Ну давай, Фиттли, — сказал кто-то. — Так будет честно. Она съела свой!
И как это всегда происходит, кто-то еще захлопал в ладоши и стал подбадривать — Ешь, ешь! За ним втянулись другие, ободрившись тем, что Фиттли густо покраснел.
— Ешь! Ешь! Ешь! Ешь! Ешь! -
Фиттли ничего не оставалось делать, как схватить чеснок, он запихнул его в рот и надкусил, под жизнерадостные возгласы. Салли увидела, как через мгновение, его глаза округлились.
— Младший констебль Хампединг?
Она повернулась. В дверях стоял молодой человек, божественного телосложения.[8] В отличии от остальных полицейских, его нагрудник сиял, а на кольчуге не было ни следа ржавчины.
— Все в порядке? — офицер кинул взгляд на Фиттли, упавшего на колени и откашливающего чеснок через всю комнату, но каким-то образом умудрился его не заметить.
— Э, все хорошо, сэр. — озадачено сказала Салли, пока Фиттли отплевывался.
— Мы уже встречались. Ко мне все обращаются капитан Моркоу. Прошу вас пройти со мной.
Когда они вышли из главного помещения, Моркоу остановился и повернулся. — Хорошо, младший констебль… Вы заранее приготовили головки чеснока, да? Не смотрите на меня так, сегодня на площади стояла тележка с овощами, так что не трудно было догадаться.
— Э… сержант Ангуа предупредила меня.
— И вы?
— И я вырезала чеснок из редиски, сэр.
— А та головка, которую вы дали Фиттли?
— О, она тоже из редиски. Я стараюсь не прикасаться к чесноку, сэр. — сказала Салли. Боги, какой же он симпатичный…
— В самом деле? Всего лишь редиска? Похоже, что она ему не пошла… — сказал Моркоу.
— Я засунула несколько семян свежего чили внутрь, — добавила Салли. — штук тридцать примерно.
— Вот как? И почему же вы это сделали?
— Ну, вы знаете, капитан. — сказала Салли с невинным видом. — Немножко смеха, немножко шуток. Никому никакого вреда?
Похоже, что капитан согласился с этим.
— Хорошо. Тогда не будем больше говорить об этом. — он сказал. — А сейчас, младший констебль, скажите, видели ли вы когда-нибудь мертвое тело?
Салли подождала немного, чтобы убедиться в его серьезности. Судя по всему, так оно и было. — Собственно говоря, нет, сэр. — ответила она.
К полудню Ваймс уже пребывал в раздражении. И все из-за этой бумажной работы. Бумажная работа никогда не кончалась. С корзинок все только начиналось. Бумаги стопками лежали вдоль стены и потихоньку смешивались.[9] Он знал, что должен заниматься ими. Ордера, квитанции, приказы по Страже, подписи — вот что превращает Стражу в силу, а не команда крепких и слишком любопытных парней. Бумаги, их должно быть много и они все должны быть подписаны.
Он подписал книгу записей задержаний, книгу записей проишествий и даже книгу записей незначительных пропаж. Вы подумайте, книга о незначительных пропажах! В добрые старые времена у них не было ничего подобного. Если бы кто-то пришел жаловаться на мелкие пропажи, достатчно было перевернуть Шнобби верх тормашками и затем рассортировать все вывалившееся на пол.
А сейчас он не знал и две трети своего состава, том смысле, что ему было неизвестно, когда они они останутся в строю, а когда побегут. Ему были неизвестны их маленькие тайны, позволяющие понять, когда они лгут или смертельно напуганы. Это была уже не его Стража. Это была Городская Стража, которой он всего лишь управлял.
Он закончил с докладами постовых сержантов, докладами офицеров, докладами о заболевших, о нарушителях дисциплины, о мелких расходах…
— Динь-дили-динь-динь-динь!
Ваймс швырнул Дис-Органайзера на стол и схватил дварфийскую булочку, которая была у него вместо бумажного пресса.
— Отключись или умри. — зарычал он.
— Я вижу, что вы несколько огорчены. — сказал бес, глядя на угрожающе приближающуюся булочку. — Могу я попросить вас поставить себя на мое место? Это моя работа. Это то, чем я являюсь. Чем я являюсь, и, следовательно, как я мыслю. По-моему, мы могли бы добиться взаимопонимания, если бы вы хоть раз прочитали инструк… Пожалуйста, не надо! Я действительно могу помочь вам!
Ваймс нерешительно замер в полуразмахе и осторожно положил булочку.
— Как? — спросил он.
— Вы неправильно складываете столбиком, — сказал бесенок. — вы забываете про те цифры, что в уме.
— И откуда ты знаешь? — требовательно спросил Ваймс.
— Вы бормочете себе под нос. — ответил бесенок.
— Ты меня подслушиваешь?
— Это моя работа! Я не могу отключить свои уши! Мне приходится слушать, именно так я узнаю о назначенных встречах.
Ваймс подобрал доклад о мелких расходах и кинул взгляд на беспорядочные колонки цифр. Он гордился тем, как справлялся со сложением, которое с детства привык называть счетом. Да, он знал, что ему приходилось попотеть, но он всегда получал результат.
— Ты думаешь, что можешь сделать лучше? — спросил он.
— Выпустите меня и дайте мне карандаш! — сказал бес. Ваймс пожал плечами. Все-таки, это был очень странный день. Он открыл дверцу маленькой клетки.
Бесенок был светлозеленого цвета и полупрозрачный. Хоть он и был сделан из чего-то ненамного более плотного, чем окрашенный воздух, ему удалось ухватить крочешный огрызок карандаша. Он обежал столбцы с цифрами в книге записи о мелких расходах и Ваймсу было приятно услышать, что он тоже бормочет про себя.
— Не хватает трех долларов и пяти пенсов. — доложил бес через несколько секунд.
