Ирина Белояр - Ползучий дом
Поравнялся с горе-путешественниками. Дверца открылась, выглянул Арамов. Покачал головой, хмыкнул:
— Надо ж, в какую даль забрались. А вас там с собаками ищут.
Сухофрукты залезли в машину и рухнули там. Неслабый получился забег. Ничего, оно полезно иногда. Живое, как уже было сказано, существует в движении. Вас гиподинамия еще не совсем в гроб вогнала? Давайте к нам, на Алекто. Здесь рассиживаться не придется. На этой планете камни, и те движутся.
— У меня плащ на заднем сидении, — не оборачиваясь, сказал Арамов. — Дама может прикрыться. Вам, Сергей, не знаю что предложить.
— На платформе найду, — зевнул Сергей, и — как-то очень неуклюже с языка сорвалось не очень привычное слово:
— Спасибо.
…По морям — по волнам. Вездеход медленно-мерно преодолевает холмы и впадины. Жизнь прекрасна и удивительна, она вот так же движется по синусоиде: то взлет — то посадка, то к вершинам успеха и экстаза — то на экзистенциально-психологическое дно, то в лес, то по дрова, то в лоб, то по лбу… тьфу, о чем это я?..
— …Сэнди, какими духами вы пользуетесь?
Сергей встрепенулся, открыл глаза. В первый момент напряженное лицо попутчицы показалось маской.
— А вам зачем? — не совсем ровным голосом спросила Сэнди.
— Знакомый запах, — ответил Арамов, поворачиваясь обратно к приборной панели.
— Кого-нибудь напоминает?
Но Карен был уже «не здесь»:
— А? Ну, да. Кого-то напоминает.
— «Южный букет» от Фрэнчи, если вам интересно.
Не знаю, как Арамову, а Сергею определенно было интересно. Только не сорт духов, что-то другое. Спросонок непонятно, что именно…
Кормилицу высадили около северного лифта. Время позднее. Работяги, у которых так и не сложилось сегодня пообедать, вот-вот отчалят наверх, ужинать.
— Карен, спасибо. Плащ я завтра верну.
— Можете оставить на память. Автограф на подкладке нужен? — неприязненно отозвался маэстро.
Сэнди без единого слова развернулась и исчезла в тоннеле.
— Зачем вы ее обидели? — после некоторого молчания спросил Сергей.
— Не нарочно. Само вырвалось.
Сергей не ожидал продолжения. Но спустя минуту маэстро — не то угнетенно, не то растерянно — произнес:
— Не покидает ощущение, что я эту женщину откуда-то знаю. И чем дальше, тем больше беспокоит.
Меж тем невдалеке показался ползучий огурец. Вездеход подкатил к платформе, Арамов выглянул наружу:
— Получите вашего командира. Живого и невредимого.
Живой и невредимый командир вылез из машины. Собственно, получать его было практически некому. Армия уже передислоцировалась наверх, покорять цивилизацию. На платформе осталась только пара дежурных. Расписываться за доставку явился один Валера, мрачный, как шекспировский мавр.
— Откуда ты такой одетый?
— Тараканы обчистили.
Лерыч молча развернулся и ушел на противоположный край платформы. Наспех одевшись, Сергей догнал напарника:
— Не фига злиться.
— Проехали.
— Ты мне ее сам подсунул.
— Не эта, так другая. Могила тебя исправит.
— И что теперь?
— Ничего. Я же сказал — проехали.
Валера стремительным шагом пересек платформу в обратном направлении.
Нилыч, вальяжно развалившись с сигаретой на тюках легковоспламеняющегося утеплителя, выпустил колечко дыма и флегматично заметил:
— Уволится. Что делать будешь?
— Не уволится, — отозвался Сергей. — Проходили уже.
…Ночь была светлая. Восходящие луны искрились и переливались радугами. Шестицветными, разумеется.
То ли спалось, то ли не спалось. Давешние тараканы с каракатицами не прошли даром: в голове, на грани дремы, крутился совершеннейший бред собачий. Мимо сознания галопом носились дикие, неуловимые догадки. Никак не получалось их обуздать и отправить в стойло. Мельтешили, пересекались, превращались в какое-то немыслимое месиво. Анонимные письма… Кто-то хочет расстроить планы Карена Арамова… Диверсия на участке… Каракатица унесла Мишеля… и покрышки свинтила, умница… Луны поплыли куда-то по своим делам, вместо них в поле зрения появилась дама с собачкой. У собачки почему-то глаза на стебельках и длинный шипастый хвост. И голос за кадром: «Не покидает ощущение, что я эту женщину знаю…»
Сергей вскочил — прошу прощения, взлетел! — и, как ошпаренный, помчался к лифту. Забег на среднюю дистанцию (или на длинную? Плохо у меня с глазомером), уже второй за прошедшие сутки. Интересная у людей жизнь, как было сказано где-то когда-то в прошлом. Еще в народе говорят, что для бешеного кобеля… Завтра-то мы переедем к этому лифту (переехали бы сегодня, если б не потеря ценного оборудования в лице начальника), но не ждать же до завтра, когда мозги кипят.
Плато. Зловещая комната, освещенная четырьмя лунами (отсюда они почему-то смотрятся густо-кровавыми). Момент истины.
— …чего ты испугалась, когда Карен спросил про духи?!
— Испугалась?..
— Откуда он тебя знает?!
— Он…
— Зачем ты все время прешься в степь?!
— А ты?
— Почему тараканы тебя не тронули?
— Тебя — тоже!
— Это ты отправила анонимку моему шефу?
— Но…
— Диверсию на площадке ты организовала?
— Ты псих! Я…
— Где Мишель?
— Откуда я…
— Почему ты назвалась вымышленным именем?
— Я…
— Каракатица, с которой я тебя чуть ли не в обнимку застал — она твоя ручная?..
…а волчий капкан? А больная нога? А сигареты «Друг»?.. Ой, простите. Автор задумался о своем.
— Отпусти, мне же больно!..
— Вообще придушу! Где Мишель? Ты скормила его своей зверушке?..
— Полегче, я женщина, в конце концов!
…Тоже мне отмазка — женщина. За идею мы всегда с застегнутой ширинкой.
— Да отпусти же!..
…Они жили вместе три года. Наверно, это была самая длинная интимная композиция Карена Арамова. Чувствовалось, что не сегодня-завтра прозвучат финальные аккорды.
Они постоянно ссорились. Чем дальше, тем больше. В начале романа Карен часто уступал, поэтому ближе к концу именно Сэнди оказалась виновата, что маэстро «загрызла рутина» и «полный творческий нестояч».
А причина ссор, как правило, была одна и та же. У Карена — врожденный порок сердца, а для творчества, как известно, необходимы острые ощущения. Причем, кому-то просто острые, а маэстро Арамову — такие, чтобы папиросную бумагу на лету рассекали. Адреналиновый голод — страшная штука. В конце концов Карен уничтожил почти готовую композицию накануне встречи с заказчиком. Сидел-сидел, вдруг заорал: «Shit!» и все стер к такой матери. И в тот же вечер подался на Алекто, «к дьяволу в пампасы».
Вернулся через полтора месяца. Дома не появился. Зачем-то лично пришел в банк. Фокус в том, что Сэнди работает в этом банке. Поэтому уже в начале романа маэстро выписал доверенность и радостно перепихнул на возлюбленную все свои финансовые дела. Просто забыл о них. Состояние счета его не волновало в принципе. Он мог вылететь в трубу и не заметить этого…
Сергей вздохнул:
— Значит, будь Карен прежним, мы бы его на ползучий дворец развели.
— Кто о чем.
— Извини. Что было дальше?
— Дальше… Он встретил меня в банке и не узнал.
— Не захотел видеть?
— Именно не узнал. Так сыграть невозможно. Я была в шоке, а он опять исчез… Появился аудитор вашей фирмы.
— Ага.
— С анонимкой получилось глупо. Я совершенно растерялась. Знала только одно: что-то произошло с Кареном на этой планете. Нельзя снова отпускать его сюда… На письмо, естественно, никто не отреагировал. Тогда я взяла отпуск и…
— Ясно.
— А теперь — чем дальше, тем меньше понимаю. Похоже, его загадочная амнезия коснулась не только наших отношений…
— Слушай! Как тебя все-таки зовут? Я про настоящее имя.
Девушка удивленно пожала плечами:
— Сэнди Скай. Можешь проверить в нашем банке.
— Сэнди Скай — персонаж Арамовской композиции!
Грустно улыбнулась:
— Сам догадаешься, почему?..
…И снова лифт, и снова долина, и снова ползучий чертов овощ.
— Лерыч, не спишь?
— Пошел нах.
— Маэстро у нас странный.
(…Я ж не просто так! Я в разведку бегал.)
— Какое неожиданное открытие, — равнодушно хмыкнул напарник.
— Между прочим, он высококлассный пилот-любитель, — сообщил Сергей, закурил и уселся по-турецки, медитировать на четыре луны. Секунд через несколько услышал не совсем индифферентное:
— А здесь ни разу не арендовал флайер…
— По жизни мужик совершенно безбашенный.
— Параноик, каких мало.
— Абсолютно без комплексов.
— Чуть что — в истерику.
— То и дело передирает… заимствует темы древних композиторов.
— Которых ненавидит из эстетических соображений.
— Приглаживает волосы носовым платком.
