Алексей Лютый - Х-ассенизаторы. Запрещенный угар
Небесный горестно вздохнул, сожалея о том, что его личные злоключения никого не интересуют, а затем все-таки выполнил пожелание спецназовцев.
За политикой на Лоне и в ее галактических окрестностях Хаарм следил с душевным трепетом, пристальным вниманием и ежедневными мольбами, обращенными к господу-отцу-вседержителю-черт-его-подери и содержавшими в себе одну-единственную просьбу: “Господи всемогущий и т. д., сделай так, чтобы все окрестные политики разом сдохли. Хотя бы на пару суток!” И осуждать контрабандиста за эти мольбы ни у кого язык не поворачивался. Во-первых, потому что вокруг него ни любителей политики, ни даже простых человеколюбов никогда не было. А во-вторых, есть ли вообще в просторах необъятной Вселенной хотя бы одно существо, желавшее политикам чего-либо иного? Кроме самих политиков, разумеется.
Впрочем, это лишь лирическое отступление, а дела здешние были весьма плохи. Катаклизм политической системы на Лоне случился не сразу, и перемены в жизни произошли не вдруг. Около трех месяцев назад, почти сразу после переворота на Трунаре, по Лоне поползли странные слухи, леденящие кровь контрабандистов.
Никто и ничего толком не знал, но все упорно твердили, что вскоре что-то произойдет. Что именно, не уточнялось, но каждый из нелегалов знал, что хорошего ждать не приходится. Хорошего вообще в их жизни было крайне мало, а тут еще неизвестные провокаторы стали туманно намекать, что оно теперь закончится вообще, и связывали грядущие напасти и с революцией на главной планете конгломерата, и с темными личностями, появившимися на Лоне.
Сначала это были лишь слухи. Контрабандисты, которые всегда, во все времена, в любых планетарных системах, галактиках и параллельных вселенных, если таковые существуют, обладали отлично налаженной системой информации, начали говорить о странного вида существах, якобы сопровождавших какую-то большую шишку.
Хаарм особого внимания на эти разговоры не обращал, поскольку к любителям зоологии, так же как к почитателям больших шишек, себя отнести не мог. Единственное, что его занимало в то время, была проблема дальнейшей контрабанды эллериума. Ни о чем другом тогда Хаарм и думать не хотел, стараясь собрать максимум информации о том, насколько изменится политика правительства Трунара в отношении к контрабандистам эллериума. Наверное, поэтому и оказался в ловушке.
Гром грянул не сразу. Хаарм, естественно, видел, как в систему звезды под звучным именем Светильник прибывает все меньше и меньше кораблей его коллег. Этот факт должен был бы насторожить небесного, но обуреваемый жадностью Хаарм мгновенно просчитал, насколько возрастет его доля в общем объеме продаж эллериума при отсутствии конкурентов, даже не подумав о причинах, побудивших многих контрабандистов покинуть систему Лоны. Вот и сидел сейчас Хаарм на астероиде и наслаждался гипотетической монополией на контрабанду эллериума, не имея возможности не только продать его, но даже и просто выбраться из этой планетарной системы и раздумывая о том, как он до такой жизни докатился.
Большой шишкой, прибывшей около трех месяцев назад на Лону, был не кто иной, как свергнутый президент трунарского конгломерата планет. Явился на планету он нелегально, укрылся в резиденции одного из местных аристократов и принялся усердно взывать к совести и чести всех небесных во Вселенной, настаивая на бойкоте распоряжений узурпатора.
Руководство Лоны, славившееся на весь конгломерат консерватизмом взглядов, мгновенно поддержало воззвание свергнутого президента и тайно начало готовиться к объявлению независимости. На планету стали в массовом количестве прибывать транспортные корабли со всевозможными стратегическими грузами, а следом за ними на Лону опускались и пассажирские звездолеты. Но существ, которых они привозили, не видел никто. Конечно, каждый понимал, что с пассажирскими кораблями на планету прибывают войска, но их численность и структура оставались засекреченными.
Позже, когда Хаарму удалось связаться с одним из своих информаторов на Лоне, тот сообщил, что войска состоят из существ, абсолютно не похожих ни на одну расу конгломерата планет. Как выглядят эти вояки, информатор не знал. Единственным, что ему стало известно со слов мусорщика, обслуживающего казармы нового воинства, было то, что новые солдаты жутко орут, воняют, как общественный сортир в жаркий полдень, и постоянно занимаются муштрой. Все это Хаарм и рассказал “икс-ассенизаторам”. Шныгин с Пацуком переглянулись.
– Похоже, блин, это те самые плоды генетических экспериментов, – проговорил старшина. – Уже плюс. Уверен, что одну часть задания мы выполним. Что скажете?
Реакция сослуживцев Шныгина была самой разнообразной. Хотя, в общем и целом, вполне удовлетворительной. Пацук хмыкнул. Дескать, он в этом никогда и не сомневался. Кедман показал Сергею сложенные в кружок указательный и большой пальцы правой руки – надеюсь, никому, кроме Хаарма, этот жест объяснять не нужно? – а Зибцих просто кивнул головой. Хотя, если честно, этот кивок немецкого ефрейтора больше был похож на желание самоубийцы пристроить поудобнее веревку на шее для более комфортного прохождения акта суицида, чем на знак согласия. И лишь Сара Штольц, крайне загадочная в последнее время, пожала плечами, предлагая не говорить “гоп”, пока шкуру неубитого медведя бабушка надвое не поделила.
– Вы это о каких генетических экспериментах говорите? – подозрительно посмотрел на “икс-ассенизаторов” Хаарм. – Не о транскубальной инстрафакции спектраментальных нейронов, после которой скраарбули перестают выдавливать тракунсулы? Так их здесь, на Лоне, проводят? И вас послали добыть новейшие разработки?.. Тогда я в доле. Без меня вы не сядете на планету, а я…
– Слухай, Репа, а тебе не кажется, что эта морда задрапированная слишком много и не в тему болтает? – поинтересовался у Шныгина есаул. – Воно ж разве не знает, что с болтунами обычно в спецназе делают?
– И слава богу, что не знает, – буркнул старшина и повернулся к небесному, намереваясь получить информацию, касающуюся основной части задания группы. – Короче, я, блин, не знаю, о какой херне ты там говорил, еври бади, но то, что мы здесь ищем, тебя никак не касается. Ты лучше скажи мне, что случилось со странным кораблем, прибывшим в эту систему пару дней назад?
– Каким кораблем? – спросил Хаарм.
– Тебе на пальцах показать? – поинтересовался Шныгин. – Космическим, естественно. На ваши порхающие блюдца непохожим. Что патрульные с ним сделали?
– Вы чего-то путаете, – ответил небесный. – Пару дней назад отсюда отбыли четыре патрульных корабля, но в систему никто не прибывал вот уже неделю. С тех самых пор, как правительство Лоны объявило планету суверенной территорией.
– Ты ничего не путаешь? – поинтересовалась Сара, ласково потирая цевье лазерного ружья.
– Да чтоб мне век скуубы не лакать! – рявкнул
Хаарм, для пущей убедительности шлепнув себя ладонью по горлу.
– Во-во, – согласился с ним Пацук. – Сейчас мы тебе башенную надстройку-то и срежем. Чтоб врать не пытался.
– Да пусть меня крахтанпуз затындыкает, если я вру! – побожился небесный.
– Кто его? За чего?.. – не понял Кедман, но Шныгин в ответ лишь махнул рукой, предлагая капралу заткнуться.
– Похоже, он не врет, – проговорил старшина и обвел взглядом спецназовцев. – Наших тут не было.
На пару секунд в рубке повисла гнетущая тишина. Она, правда, и знать не знала, что является гнетущей, но висеть любила. Особенно в рубках и чаще всего в самые критические моменты.
А вот моменты знали, что они критические, и особенное удовольствие получали от того, что против них никакие прокладки с крылышками не помогают. Да, кстати, и прокладок-то в рубке ни хрена не было. В рубках космических кораблей вообще не бывает прокладок, вот и в этой конкретной их не было. Зато были спецназовцы, которыми очень часто затыкают все дыры. И эти спецназовцы в данный момент не думали ни о тишине, ни о моментах, ни о прочей ерунде, тут написанной. Они просто молчали до тех пор, пока некоторым особо болтливым индивидуумам делать это стало невтерпеж!
– Что-то тут не вяжется, – пробормотал Пацук.
– Тогда забирай свои спицы и моток пряжи и иди вязать в другое место, – посоветовала украинцу Сара Штольц.
Несколько мгновений четверо здоровых мужиков удивленно пялились на хрупкую девицу, совершенно не понимая, что именно она сказала. Затем Зибцих несмело хихикнул, и его тоненький смешок послужил стартовым сигналом для самого настоящего марафона истеричного хохота. И надо отметить, что ржали все, начиная от самой остроумной Сары, кончая жертвой ее остроумия. Шныгин пару раз пытался остановить этот хохот и вернуть совещание в рабочий ритм, но, представив Миколу со спицами в руках, роговыми очками на носу и фартуком на пузе, снова сгибался пополам от смеха.
