Терри Пратчетт - Последний континент
— Это как карты по порядку раскладывать? — уточнил Ринсвинд.
Мысленно он взял на заметку слова насчет «твоего путешествия».
— Точняк.
— Но это же невозможно!
— Вот и я так сказал. Но ты БУДЕШЬ это делать. А теперь соберись. — Скрябби набрал в грудь воздуха и важно изрек: — Будь спок, ты справишься, ведь ты с этим уже справился.
Ринсвинд схватился за голову.
— Я ГОВОРИЛ, время и пространство здесь перемешались.
— Так я уже спас континент?
— Точняк.
— Слава богам. Что ж, было не так уж и трудно. Мне за это много не надо — так, пустяки, может, медаль, всеобщая признательность жителей, пожалуй что, скромная пенсия и билет домой… — Он посмотрел на кенгуру. — Хотя ничего такого я не дождусь, верно?
— Во-во, потому что…
— …Я уже не сделал этого ЕЩЕ!
— Точняк! Ловишь на лету! Но ты должен пойти и сделать то, что, как нам известно, ты сделаешь, потому что ты это уже сделал. Ведь если бы ты этого не сделал, меня бы тут не было, и я бы не смог заставить тебя сделать то, что ты сделаешь. Так что не кобенься и сделай все как надо.
— И меня ждут ужасные опасности?
Кенгуру сделал неопределенный жест лапой.
— Ну, ужасноватые.
— И мне придется пройти множество миль по иссушенной и растрескавшейся земле?
— Вроде того. Тута, вишь ли, другой почвы нет.
Ринсвинда немного отпустило.
— И я обрету по дороге верных друзей, которые благодаря своим необыкновенным способностям и силе не раз спасут меня?
— Я бы на твоем месте не слишком на это рассчитывал.
— А как насчет волшебного меча?
— Ты и волшебный меч?
— Гм, пожалуй, ты прав. Все честно. Забудь про волшебный меч. Но что-то ведь у меня должно быть. Плащ-невидимка, целительный эликсир…
— Все эти вещи, друг, предназначаются для тех, кто умеет ими пользоваться. Тебе же придется полагаться на свою врожденную смекалку.
— То есть как? У меня не будет НИЧЕГО! Что это за миссия такая? Дай мне хоть какую-нибудь подсказку!
— Возможно, тебе доведется выпить пива.
С этими словами кенгуру слегка отклонился, словно ожидая бурных протестов.
— А. Ну да. Это я умею. А в каком направлении мне двигаться?
— О, это ты сам поймешь.
— А когда я приду туда, куда я сейчас направляюсь, что я там должен буду сделать?
— Но ведь это… ты поймешь сам, точняк?
— А как я узнаю, что сделал все как надо?
— Мокрость вернется.
— Мокрость?
— Пойдет дождь.
— Но мне казалось, здесь никогда не шло дождей.
— Вот видишь? Я знал, что на самом деле ты очень даже смышленый.
Солнце клонилось к закату. Камни у края пещеры отливали красным. Ринсвинд некоторое время смотрел на них и вдруг принял решение. Смелое решение.
— Я не из тех, кто увиливает, когда на чашу весов поставлена судьба целого континента, — заявил он. — Я пущусь в путь на рассвете, дабы исполнить тот долг, который я уже исполнил, клянусь Хоки, или не быть мне Ринсвандом!
— Ринсвиндом, — уточнил кенгуру.
— Вот именно!
— Отлично сказано, друг. В таком случае на твоем месте я бы немножко поспал. Завтрашний день выдастся нелегким.
— Я не из тех, кого не докличешься в трудную минуту! — не унимался Ринсвинд. Сунув руку в дупло валяющегося поблизости бревна и порывшись там, он вытащил тарелку с яйцами и чипсами. — Увидимся на рассвете, друг!
Несколько минут спустя Ринсвинд растянулся на песке, подложив под голову бревно вместо подушки, и стал смотреть на багровое темнеющее небо. Одна за другой показались несколько звезд.
Что-то его слегка беспокоило… А, ну да. Кенгуру лежал по другую сторону водоема.
Ринсвинд поднял голову.
— Ты что-то говорил насчет «него», который сотворил все это…
— Точняк.
— Знаешь… а я ведь встречался с Создателем. Приземистый такой тип. Специализируется на снежинках.
— Да? И когда же ТЫ с НИМ встречался?
— Вообще-то, как раз тогда, когда он создавал мир. — От упоминания факта, что во время той незабываемой встречи он уронил в море бутерброд, Ринсвинд решил воздержаться. Как правило, люди не приходят в восторг, узнав, что на самом деле эволюционировали из чьего-то обеда. — Я много где побывал, — туманно добавил он.
— Что ты мне креветок-то на уши вешаешь?
— Кого? О нет. Креветок? Только не я. Терпеть не могу всяких ракообразных. Или там моллюсков. Не мое это. М-м… А что ты все-таки имел в виду?
— Он это место не создавал, — проигнорировал вопрос Скрябби. — Это случилось уже потом.
— А так бывает?
— Почему нет?
— Как-то неправильно. Мир уже закончен, и тут появляется кто-то, у кого руки чешутся, и — раз! Поверх всего, как блин, шлепается новый континент.
— Такое случается сплошь и рядом, друг, — ответил Скрябби. — Чертовски часто. И кстати, что в этом плохого? Если один создатель оставляет за собой гигантские пустые океаны, почему бы кому-нибудь другому их не заполнить, а? Незамыленный глаз, свежие идеи, новый подход — от этого миру только польза.
Ринсвинд уставился на звезды. Перед его внутренним взором возникла картина: некий человек бродит от мира к миру и тайком, пока никто не видит, рассовывает повсюду континенты.
— Да уж, — отозвался Ринсвинд. — Мне самому, к примеру, ни за что бы не пришло в голову сотворить всех змей смертельно ядовитыми, а пауков еще ядовитее. И всем тварям по карману! Шикарная мысль.
В пещере стало совсем темно, и Скрябби был почти не виден.
— А он таких континентов много понаделал?
— Будь спок.
— И зачем?
— Чтобы по крайней мере один уцелел. Он и кенгуру повсюду сует. Своего рода подпись.
— А у этого Создателя есть имя?
— Не-ка. Это просто человек, он ходит с мешком на плече, а в мешке — целая вселенная.
— А мешок кожаный?
— Кажется, да, — подтвердил кенгуру.
— И вся вселенная помещается в обыкновенном заплечном мешке?
— Точняк.
Ринсвинд закинул руки за голову.
— Хорошо, что я не религиозен, — заметил он. — Все это так сложно.
Прошло минут пять. Ринсвинд захрапел. Через полчаса он слегка повернул голову. Кенгуру исчез.
Он мигом вскочил, с почти сверхринсвиндовой скоростью вскарабкался по груде обрушившихся камней, вылез на поверхность и устремился в темное горнило ночи.
Взяв направление на одну из звезд, выбранную случайным образом, Ринсвинд мчался вперед, не обращая ни малейшего внимания на ветки кустарника, что хлестали его по голым ногам.
Когда долг зовет, его, Ринсвинда, не придется долго искать. Его придется искать ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ долго.
В пещере, поверхность озаренного луной водоема шла рябью. Концентрические волны мягко набегали на песок.
На стене просматривалось изображение кенгуру — творение какого-то предка. В своей работе древний художник использовал белый, красный и желтый цвета. Посредством нехитрых красок он пытался добиться того эффекта, который не всегда достигается даже при наличии восьми измерений и очень большого ускорителя частиц, — художник хотел показать не только СЕГОДНЯШНЕГО кенгуру, но и кенгуру в прошлом и кенгуру в будущем. Одним словом, он задался целью изобразить не наружность, но суть кенгуру.
Снова растворяясь в камне, кенгуру ухмылялся.
К числу сложных составляющих разумного двуногого существа, известного прочему миру под именем госпожи Герпес, принадлежала следующая: такого понятия, как неформальный перекус, для госпожи Герпес просто не существовало. Даже сделав бутерброд только для себя, она украшала его веточкой петрушки. Перед тем как выпить чашечку кофе, госпожа Герпес расстилала на коленях салфетку. Если же в дополнение на стол можно было поставить вазу с цветами, а под тарелку подложить аппетитно оформленную досточку, тем лучше.
И невозможно было представить, чтобы госпожа Герпес вкушала пищу прямо со своих коленей. Впрочем, столь же немыслимой представлялась сама идея о наличии у госпожи Герпес коленей, хотя главному философу приходилось периодически обмахиваться шляпой. Так что берег прочесали в поисках плавника, из которого впоследствии изготовили грубый стол. В качестве сидений использовали подходящего размера валуны.
Главный философ шляпой смахнул с камня несуществующую пылинку.
— Ну вот, госпожа Герпес, все и готово…
Домоправительница нахмурилась.
— Но прислюге не положено усаживаться за сьтол вмесьте с господами…
— Прошу вас, не стесняйтесь, — любезно предложил Чудакулли.
— Благодарю, но мне неловько. Кажьдый дольжен знать свое место, — ответила госпожа Герпес. — Надеюсь, йа свое знаю. Иначе как мне потом сьмотреть вам в глаза?
Лицо Чудакулли на мгновение лишилось всякого выражения, а затем он вполголоса предложил:
