Саша Суздаль - Кот в красной шляпе
То, что они собрались вместе, несказанно обрадовало Элайни, и она сразу же предложила:
— Пойдём во дворец и вернём всё обратно.
Все согласились, а Сергей, взяв её на руки, сказал: — Давай, я тебя понесу.
— А меня? — спросил Рыжик, намереваясь испытать те же ощущения, что и Элайни на руках у Сергея.
— Я могу тебя нести, Рыжик, — сказала Байли, беря его на руки, а Сергей не упустил и пошутил: — У тебя кот легче, — на что Элайни, в виде кота Глюка, фыркнула, как будто говорили о ней, и злорадно произнесла: — Где ты взялся на мою голову.
Когда открыли дверь, голодный и запертый в комнате Глюк, увидев Байли, жалобно мяукнул и собирался махнуть на кухню, но его удержал Хенк, перехватив его возле груди. Глюк хотел его укусить, но Хенк, лёг на диван, опрокинув его на себя, так что тот, в ближайшее время ничего сделать не мог.
— Давай, — крикнул Хенк, — а то я долго его не удержу.
— Что вы здесь делаете? — спросила Маргина, появляясь в комнате.
— Хотим всё вернуть назад, — сказала Элайни, сидя на руках у Сергея.
— Былого уже не вернуть, — философски заметила Маргина и уселась возле Хенка, на краешек дивана. Посмотрев на него, она спросила: — Ты кого тискаешь?
— Кота, — сообщил Хенк. Маргина почему-то хмыкнула и сказала: — Да-да, тренируйся на котах.
Сергей, услышав это, затрясся от смеха, на что Элайни, пытаясь лапками схватить на шее перстень с амазонитом, заметила:
— Ты можешь стоять спокойно?
— Долго ещё? — спросил Хенк и Элайни, переместившись в тело Байли, сказала: — Уже.
Кот, оказавшийся в своей шкуре, мазнул лапой хихикающему Сергею по щеке и драпанул на кухню.
— Дохихикался, — мстительно сказала ему Элайни, всё ещё пребывая на руках Хенка.
— Долго ещё? — опять спросил Хенк.
— Подожди немножко, сейчас будешь держать свою Байли, — сказала Элайни, дотрагиваясь до перстня на шее.
Байли, оказавшись у Хенка на коленках, долго осматривала себя и задумчиво сказала:
— Я какая-то не такая!
— Так тебе и надо, — довольно сказала фрея Маргина, — в следующий раз подумаешь, прежде чем меняться.
Элайни, несмотря на его неудовольствие, посадила Рыжика на диван, где он тут же погрузил свои симпоты в Хенка и Байли, а сама подошла к Сергею, вытянула платочек из кармана и вытерла кровь с его лица.
— Больно? — спросила она.
— До свадьбы заживёт, — сообщил он, глядя ей прямо в глаза.
— Что? — переспросила она.
— Ничего, — сказал Сергей и додал, задерживая её руку с платочком в своей руке: — А ты красивая!
Маргина, глядя на Элайни и Байли, только подумала: «Как быстро они повзрослели». Всё бы ничего, но сейчас она должна сказать им горькую правду: чем им придётся заплатить за глупую шутку.
— Я должна вам что-то сказать, — повернулась к ней Элайни.
— Что ещё не так? — насторожилась фрея Маргина.
— Мне об этом сказал папа ... — Элайни замялась и поправилась, — доктор Фрост.
— Какой папа? Какой Фрост? — забеспокоилась фрея Маргина: — У тебя все в порядке, Элайни?
— У меня ясная голова, как никогда, — сказала Элайни и, глядя на фрею Маргину, выпалила:
— В общем, доктор Фрост – мой папа, а ты – моя мама!
— Согласна, ты мне, как родная дочь, — недоумевала фрея Маргина. — А в чем дело?
— Ты не поняла! Я – ваша родная дочь! — и Элайни рассказала все, что ей говорил доктор Фрост. Когда она закончила, фрея Маргина молчала, а Байли, прозрев, сказала со слезами на глазах:
— Так теперь, выходит, у меня нет ни папы, ни мамы?
— Выходит, доченька, — сказала Маргина, обнимая её, — что теперь ты – королева.
— Не хочу быть королевой, — зарыдала Байли, — хочу быть твоей дочкой!
Элайни тоже пустила слезу и обняла их. «Какие же они мне родные», — подумала она, хлюпая носом.
— Я ещё не все сказала, — счастливо глотая слезы, сказала Элайни.
— Все! Хватит! — возмутилась фрея Маргина. — Ты тут столько наговорила, что всё это развести – сезона не хватит. Вы что забыли? На нас королевство! Вот скажи ты мне, — напустилась Маргина на Элайни, — как я буду все это объяснять на Совете Фрей. Не-е-е-т! Я больше слушать ничего не хочу.
— Мама, выслушай меня, — сказала Элайни, положив руку ей на плечо.
— Хорошо, говори уже! — согласилась Маргина и Элайни выложила то, что прошептал ей по секрету, на ушко, её отец.
— Ма-а-а, Байли – моя родная сестра.
— Конечно сестра, сестрей не бывает, — ответила мама.
— Она моя сестра и у нас один папа, Джозеф! — выпалила Элайни.
— Ты моя сестра? — обрадовалась Байли. — Вот здорово!
— А твоя мама королева Селивия! — докончила всех Элайни.
— Так, Элайни, остановись, что ты несёшь? — начала соображать Маргина, — Так это он что? Ах, он…?!
Маргина не находила слов … Потом вскочила, побежала к двери и вскоре ее каблуки зацокали по ступенькам вниз, а её голос гулко отражался от стен лестничного пролёта:
— Джозеф, негодяй! Я тебя убью! Я тебя специально вылечу, а потом убью.
— Она и впрямь его убьёт? — испуганно спросила Байли и, вместе с Элайни, понеслась спасать своего новоиспечённого папочку. Когда они, запыхавшись, влетели в дом Фроста — их мама сидела на диване возле отца и плакала. Доктор Фрост спал. Элайни и Байли потихоньку подошли к маме, обняли её и застыли.
Репликация четвёртая. Шерг
За снежными вершинами северных гор даже в сезон свете – холодно. Сквозь белое, снежное марево смотрят пронзительные, голодные, колючие глаза. В них нет жалости или снисхождения, их приговор жесток и неотвратим – смерть. Не стоит одинокому путнику смотреть в эти глаза и искать в них сочувствия – в глубоком, холодном колодце можно найти только лёд. Вот снова в белом мареве вынырнул взгляд – один… второй … третий … да их и не сосчитать, эта холодная лавина двигается неуловимо, но уверенно, как саранча, заполняя все обозримое пространство. Они не виноваты, что произошла диверсификация репликации, они нестерпимо хотят есть.
* * *Кавалькада воздушных флаэсин в небе весело обогнала движущиеся внизу, по дороге, кареты, повозки и дрожки, которые длинной, разноцветной лентой вились от городских ворот, и терялась вдали в направлении Городских Садов. Сегодня был первый день сезона солнца, когда все жители столицы, начиная самой королевой Элайни и заканчивая простым ремесленником, почитали своим долгом провести две самые жаркие декады сезона в уютных летних домиках, где личных, где снимаемых у своих знакомых, а где арендованных на время.
Такая традиция велась испокон веков, и никто никогда не пытался её изменить. Нынешнее начало отдыха ничем не отличалось от прошлогоднего, разве что народ будоражили странные слухи о здоровье королевы и в связи с этим её выезд желали наблюдать многие.
Элайни, королева Страны Фрей, и её сопровождающие, кавалеры и дамы, плыли не по воздуху, а ехали впереди колонны в роскошных открытых ландо, ландолетах и фиакрах с музыкой, охраной и пажами на запятках. В первой карете сидела Элайни, вместе с Байли, обе в белых платьях, а напротив них, спиной к движению, Маргина в светло-голубом, с воротником до самой шеи.
Проезжая в то утро вдоль городских улиц в плотном окружении стражи, королева фрей, как всегда, была встречена радостными возгласами: «Мы тебя любим, Элайни!» — в искренности которых не сомневался никто: любившие когда-то королеву Селивию они распространили свою любовь на её дочь.
Маргина не случайно приказала приготовить кареты, так как хотела прекратить слухи и показать Элайни и Байли, живых и здоровых. Да и настроение у девушек, выскочивших из передряги, было чудесным, а их улыбки, милые и естественные, вне всяких сомнений были красноречивее сплетен.
За ними, вопреки традиции, ехала карета с Хенком, Перчиком и Сергеем, который держал на руках ярко малинового кота. Такое обстоятельство вызывало большой интерес у обывателей, так как сына Артура Барули знали, а два других молодых человека и странный кот представляли собой загадку, которую всем хотелось разгадать.
Дальше ехали молодые марги и фреи, тем самым подчёркивая молодость королевы, а в самом конце в нескольких каретах сидели фреи Совета Фрей, которые, в прошлые времена, всегда ехали за каретой королевы.
В одной из воздушных флаэсин, вылетающих в это время из города, под белым тентом сидели фрея Иссидия и фрея Януш, а напротив них на гнутых стульях расположились три молодых человека, которые в чём-то были похожи. На флагштоке развевался белый вымпел с красной восьмиконечной звездой, а на его макушке сидел напыжившийся красный воробей, на которого никто не обращал внимания, и слушал разговор.
— Кажется, вас немного потрепали? — спросила Иссидия, глядя на троицу, настроение которой были совсем разное: первый был злой, как хорёк, второй выглядел просто балбесом, а третий, в зависимости от обстановки, каждое мгновение был неуловимо другим, как дым.
