Андрей Белянин - Оборотный город
— То же самое?
— Можно в вольной трактовке, но чтоб смысл тот же, — подтвердил я, не убирая пальца со спускового крючка. — Заряжено серебром…
— Да здравствует хорунжий Всевеликого войска Донского Илья Иловайский!!! — старательно проорал бес, окончательно теряя остатки наглости.
Я аккуратно опустил курок, чтоб собачка не щёлкнула, и сунул пистолет за пояс.
— Проводи на выход и доложи обстановку. Когда заступил на пост, что подозрительного видел, кто входил, кто выходил?
Охранник аж завился вьюном вокруг моего благородия, оба упыря, уважительно качая маковками, пристроились следом. Лично для меня сам переход сквозь арку ничем волшебным обозначен не был, а вот мои путники разом надели личины. Моня и Шлёма стали высокими красавцами в нарядной одёжке, с чеканными чертами лица и пшеничными кудрями до плеч. А невысокий бодрый улан, заломив набекрень квадратный головной убор, спешно докладывал всё подряд:
— Чужих-с не было-с! Только свои-с! Готов подготовить в письменной форме-с, кто когда, в котором часу ушёл, вернулся, отметился-с!
— Подготовь, отправь на моё имя Хозяйке во дворец. Вчера ты дежурил?
— Так точно-с! У нас понедельная смена, — отрапортовал охранник.
— Чумчару мимо не могли провести?
— Никак нет-с! Даже ежели б кто чарами попользовался, и то арка б их на корню развеяла-с.
— С крупногабаритной кладью был кто? — на всякий случай уточнил я. — Ну там с мешком за плечами, с тележкой, с гробом на колёсиках?
— А как же-с! — мигом припомнил бес. — Павлуше-мяснику целую тележку трупов с кладбища доставили-с, аптекарь местный с чемоданом-с прошёлся, отцу Григорию два гроба провезли-с, заколоченных, но с документами и печатями! Что ж ещё? Муку в мешках носили, козла драного-с на ритуал провели, да ещё ковры татарские на продажу-с.
— Всё это тоже запиши, и чтоб доклад был через час у меня на столе.
— Слушаюсь, батька атаман!
— Не перегибай, — наставительно предупредил я. Не хватало ещё, чтоб тут бесы казачьи порядки на себя перенимали, срамота!
Маленький улан старательно отдал нам честь, по-строевому, картинно печатая шаг, вернулся на боевой пост. Краем глаза было заметно, как хищно он схватился за верное ружьё, но, видимо вспомнив о моих пистолетах, задумчиво отставил его в сторону. Мозги точно есть, соображает…
А город раскрылся нам сразу за поворотом, мы практически упёрлись в крепостную стену. Что удивительно, солнца у них нет, как я понимаю, особых разделений на день и ночь тоже, всё в мягких предрассветных или предзакатных сумерках, но в результате город хоть и под землёй, а высвечен так, что любо-дорого…
Моня и Шлёма проводили до дворца, так что к Катерине я попал удивительно быстро. Она ждала. Ей-богу, ждала, такую сияющую радость никак не изобразишь…
— Иловайски-и-ий! — Когда я вошёл в её кабинет, она спрыгнула с крутящегося стула и повисла у меня на шее. — Сто лет не виделись! Заходи! Чаю хочешь? Бутерброды? Бананы завезли, будешь?
— Ничего не хочу, звезда моя ненаглядная…
— Э-э… минуточку. — Она быстро выкрутилась из моих объятий. — Ты чего это? Что ещё за слюнявые словечки?! Ты себе ничего не выдумывай, просто рада встрече, никаких сантиментов, я всегда такая эмоциональная. Со всеми!
Я пошатнулся на месте. Ударить по моему самолюбию крепче, наверное, было невозможно. Господи, какой я дурак, во что поверил, на что понадеялся…
— Вот только дуться не надо, а? — подчёркнуто-холодно попросила она, поправляя на круглых плечах лямки странной одежды, штаны и рубаха, сшитые воедино. — Если уж кому и обижаться, так это мне за твою прошлую подставу. Думаешь, приятно, когда за тобой озабоченный жеребец несётся, остановить его никто не может, потому что он во мне только кобылу видит, а иллюзию на бегу снять не так-то просто?!
Я молча опустил голову.
— Ладно, проехали, забыто, — улыбнулась она. — Хотя адреналина хлебнула — мама не горюй! Короче, наслышан, что у нас тут за проблема?
— Да, ребята рассказали, чумчару убитого на площади нашли. Прямо у вашего памятника…
— Не так просто, Иловайский. — Катенька вновь вернулась за стол, развернув ко мне волшебную книгу. — Садись рядом, включаю!
Я послушно пошёл за ней к столу, опустив голову, как лопоухий щенок, который чем-то не угодил своей любимой хозяйке и никак не может уразуметь чем же…
— Ты чё, обиделся, что ли?
— Нет…
— Ага, а то я не вижу. — Её удивительный взгляд был полон невероятной смеси нежности и насмешки, отчего хотелось и злиться и смеяться над самим собой. — Чудной ты парень, напридумал сам себе неизвестно чего, а потом на меня же и надулся, как Карлсон на пустую банку из-под варенья!
— Кто такой Карслон, швед, что ли? — невольно заинтересовался я. Уж в происхождении фамилий как-нибудь разбираюсь…
— Вроде того. Толстый холостяк неопределённого возраста, с пропеллером и детскими комплексами, терроризирующий настоящую шведскую семью и выманивающий сладости у шестилетнего ребёнка, который всё время хочет собаку… Ну?
— Что «ну»? — опять стушевался я.
— Ну улыбнись, это был юмор! — Катя с досадой плюхнулась в крутящееся кресло и, качая кудрявой головой, стала нажимать на буквы, символы и клавиши. — С кем я говорю? О чём?! Ты же ни одной приличной книжки не читал! Тебе что Герасим спасал Пятачка, Муму топила деда Мазая, а Незнайка женился на Анне Карениной — всё едино! Иловайский, с тобой, вообще, посмеяться можно или ты всегда такой непробиваемо серьёзный?
— Можно. Я даже пару анекдотов знаю.
— Исторических? Уволь, я от них дохну, как сонная муха. Про Козу-дерезу и Мальчика-с-пальчика знаешь? Хотя лучше тебе и не знать, маленький ещё… Смотри сюда!
Я придвинулся поближе, стараясь не касаться её даже рукавом, потому что краснею, как беременная морковка.
— Значит, так! Начнём обучение понемногу, хотя бы на уровне старшей ясельной группы. Внимай, вот эта штука — ноутбук, то есть мобильный переносной компьютер. Это клавиатура, русская, латинская, могу переставить ещё на шесть языков, но смысл? Это экран, жидкокристаллический, выковыривать кристаллики не надо, не вытекут. Главное, не пытайся сейчас всё это понять, просто тупо запомни!
— Угу, — кивнул я.
— Теперь водим вот так и так и вот так. Ждём, глючит, долго думает, но… Опа! Теперь входим через «поиск», и пожалуйста, шесть фото крупным планом!
Я уже не удивлялся волшебным картинкам, абсолютно реально изображающим всё на свете в красках и деталях. Думаю, что и в самом Санкт-Петербурге именитые царские живописцы так дотошно не изобразили бы во всех ракурсах предрассветную дымку, пустынную площадь и распростёртую фигуру тощего чумчары в обносках некогда чиновничьего платья. Потом одно его разорванное горло. Хозяйка, зажав рот ладонью, быстро отвернулась от экрана. А уже следом одна когтистая коричневая рука, без мизинца. Всё как с тем пастушком, только его убили ночью…
— Кто же у вас мог сотворить такое?
— Да кто угодно. — Катенька вновь вернулась к своей чудесной книге-ноутбуку. — Ты же сам видел, кругом одни маньяки, друг друга жрут, вегетарианца днём с огнём не сыщешь. Но этого урода я тебе и показать могу…
Она чем-то вновь щёлкнула, куда-то нажала, и передо мной вспыхнула новая картинка. Среднего роста фигура в чёрном плаще с капюшоном, лица не разглядеть, по походке и движениям — мужчина. Неизвестный свалил труп чумчары у основания монумента и резко сбежал…
— Вот такие пирожки с котятами. — Катя обернулась ко мне и тихо попросила: — Иловайский, найди его, а? Мне очень страшно…
— Чего ж тут бояться-то? Пусть кто-то из города убил чумчару, так это хорошо! Сам же и трофей охотничий на площадь приволок, чтоб все его доблесть видели. Мне вот Моня и Шлёма говорили, будто этих тварей и у вас не жалуют, так радоваться надо, что их бьют!
— Я, может, и радовалась бы, — ещё тише ответила она, — только вот что мне собаки утром принесли…
Ещё один щелчок клавишей — и на ноутбуке появилась фотография счастливого адского пса, из той четвёрки, что охраняла дом, меж его зубов что-то торчало. Изображение увеличилось в три раза, теперь стало понятно всё — верный страж нёс хозяйке отрезанный мизинец чумчары…
— Кто-то подбросил через забор. Как думаешь, зачем? Вот и я не знаю… поэтому боюсь.
— Не бойся, моё сердечко, я…
— Ты опять начинаешь, да?!!
— Виноват. — Я в ярости вскочил со стула, выпрямился и прищёлкнул каблуками. — Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство! Нынче же изыщу злодея и представлю вам на правёж! Разрешите идти исполнять?
— Дурак ты, хорунжий, — обиженно засопела Катя. — Я, может, с тобой, как с другом… Мне, может, и помощи просить больше не у кого, а ты… Чего уставился?!
— Куда?
— На мою грудь! Да, четвёртый размер, и что? Ты с ней сейчас разговариваешь или со мной?!
