Приятно тебя общать - Ирина Евгеньевна Кикина
Тут уже Люда не выдержала. Тихо свистнула и прервала вызов, не прощаясь. Да как ты смеешь, мама, лезть в мою жизнь и кошмарные советы мне тыкать?! Да откуда у тебя только мысли такие берутся, да как язык поворачивается? Да как ты надоела, всё за меня решать!
Решительно прекратив нюни разводить, Люда умылась, причесалась. Проскользнула в спальню, на ощупь достала красивое бельё — единственный комплект, налезающий на её постродовую фигуру. Пшикнула капельку туалетной воды меж ключиц и задрапировалась.
Вошла в гостиную к мужу. Тот сидел, загипнотизированный делами виртуальными. Люда бесцеремонно сорвала с него очки. Виталик пробовал протестовать, но поперхнулся, едва охватив взором кружевную комбинацию, а нюхом — ароматную композицию.
— Если ты будешь на меня рычать и обижаться из-за пустяков, я… я… — начала Люда и запнулась, не зная, как продолжить.
Хлёсткие слова, так красиво выглядящие в популярных дамских пабликах, почему-то в реальной жизни сминались в неуклюжие комки. Хорошо, что муж попался умный и понял общую концепцию. Комбинацию и композицию.
Подошёл. Обнял. Пошептал на ушко, щекоча щетиной. И дальше было то, что принято выкладывать только в специализированных блогах.
А Юлия Андреевна ухмылялась себе под нос, барабаня маникюром по столу. Она не сомневалась, что завтра дочина страница расцветёт комментами от Виталика. Со множеством смайликов-сердечек.
Сейчас её больше интересовало другое. На странице подруги детства, Полины, стало слишком много цветочков и слишком мало упоминаний о муже (наверняка опять в запое) и о старшем сыне-шалопае (наверняка институт бросил). Предвкушая очередное захватывающее расследование, не в меру активная бабушка нырнула в сеть.
16 апреля
16 апреля Дарья Петровна отмечала День смерти. Вставала в семь утра, одевалась во всё новое и чистое, покрывалась белейшим платочком и шла в церковь. Отстоит службу, исповедается, причастится. Потом домой, счастливая и довольная. Соберёт напечённые с вечера пироги с капустой — и на трамвайчике ко внуку в гости.
Его семья уже давно знала старушкину причуду. Когда-то давно потомственная гадалка Степанида предсказала Дарье Петровне: жить будешь долго, а смерть к тебе придёт 16 апреля. Та смеялась сначала, потом, годам к шестидесяти, стала верить, а с шестидесяти трёх — отмечать. В этом году в двадцатый раз. С лёгкими изменениями сценарий повторялся: церковь, ко внуку, с подружками встретиться и себя порадовать. Внук, погрубевший, ожиревший и обабившийся, относился ко Дню смерти равнодушно — чудит старая, со всеми бывает. Правнуки были ещё совсем маленькие и каждому бабушкиному приходу с пирогами искренне радовались. Их мать раздражалась и про себя думала: «Скорей бы уж сбылось предсказание».
В этот раз Дарья Петровна сидела у внука часа три. Рассказывала семейные истории, показывала фотографии с никому не знакомыми размытыми лицами прошлого века. Перед уходом как всегда напомнила, где лежит письмо, которое нужно вскрыть после её смерти, где одежда, платок, иконка, где «гробовые».
* * *
Смерть носилась над полем боя. Очередная война была в разгаре, жатва обильная. Безносая по-стахановски ударно орудовала косой, смотрела на часы, считала каждую секунду, что вообще-то крайне несолидно, сверялась со списками, но времени — времени, которое никогда раньше не имело власти над дамой в капюшоне, — постоянно не хватало.
— Безобразие. Я не укладываюсь в график, — бормотала смерть. — Совершенно невозможно работать.
* * *
В два часа дня Дарья Петровна собирала давнишних подружек в кафе. Болтали, смеялись, шутили про 16 апреля, с наигранной весёлостью повторяли, какой это чудесный повод встретиться. Сначала не верили в роковую дату, потом убеждались и плакали, потом фаталистично выпивали винца и продолжали шутить.
Около шести вечера Дарья Петровна вернулась домой. Включила любимое кино, прихлёбывала какао и ждала. Ей было не привыкать.
* * *
Смерть едва волочила ноги, разбираясь с жертвами авиакатастрофы. График у неё был расписан по секундам, бесконечные перечни поставленных в очередь простирались аж на четыре года вперёд, и с каждой досадной помехой, с каждой незапланированной кончиной — ожидающих приходилось откладывать на потом.
* * *
Надушившись любимыми духами, Дарья Петровна читала и поглядывала на часы. Неужели опять прокол? Без двух минут новый день, а смерти всё нет. И вдруг посреди комнаты явилась фигура в чёрном плаще с капюшоном.
— Ну наконец-то! Я тебя жду-жду! — воскликнула бабушка.
— Вот и я твоя пришла, — буркнула смерть. — Готова?
— Давно. Но вообще-то я думала, ты с косой.
— Тьфу ты!
Смерть исчезла. Дарья Петровна торопливо помолилась перед иконой, схватила расчёску, два раза провела по волосам, потом кинулась на кухню отключать все приборы. Потом сообразила, что надо позвонить внуку, — рванула к телефону, но смерть появилась под задумчивые сонные гудки.
— В Камбодже оставила, — объяснила она. — Там у них мятеж, я после тебя снова туда заверну.
И тут труженица замерла, уставившись пустыми глазницами на часы. Одна минута первого. Смерть выронила косу, та стальным клювом впилась в паркет.
— Опять опоздала… Расплодилось людей — невозможно работать! Уж сколько наводнений, землетрясений, как ни стараешься вас проредить, а вы плодитесь и плодитесь! Все графики, все отчётности, все очерёдности летят ко мне, в тартарары! Ни вирусы, ни войны вам нипочём! У меня раковый больной третий год мучается, я к нему добраться не могу! К тебе уже пять лет не попадаю: то драка, то авария, то ещё что-нибудь! Камбоджа эта, будь она неладна…
— Подумаешь, на минутку опоздала, ничего страшного. Запишешь, что шестнадцатого…
— Да нет, это жульничество. Ладно, пора мне в Камбоджу. Но через год первым делом к тебе.
— Не надо первым делом. Я же не успею отметить твой День. Приходи вечерком. Я подожду.
И безносая исчезла.
Хорошо, когда тебя понимают и готовы подождать.
А хотела щенрика
Бывает, едете вы всей семьёй куда-нибудь на другой конец обитаемого мира к каким-то дальним (и географически, и генеалогически) родственникам. Из единомышленников — одна только младшая, вредная до невозможности, из развлечений — какой-то хлам позапрошлой эпохи, когда звёзды были молодыми. Мысли о вялотекущем путешествии угнетают, общение с семьёй раздражает, неведомые дальние тебе вообще не упёрлись: ведь сколько всего интересного можно было бы сейчас делать, так нет же!
И вот, где-то на середине фиолетовой в крапинку тоски под названием «взрослые-таки вырвались, но на приличный отдых не скопили», решает себя проявить высшая справедливость! И ваша колымага
