Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера
Человек инстинктивно ощущает свою дефектность и льнет к стаду. Но стадо также само по себе беспомощно и вынуждено искать себе главаря — мерзавца по определению, потому что, будучи ничуть не лучше, ставит себя выше таких же, как он, калек. Затем группы мерзавцев сами собираются в свои руководящие стада и выбирают себе поводырей, поводыри — своих начальников, и так до тех пор, пока не теряется смысл этой иерархии, и остается тупое подчинение толп дефективной воле, проявляемой сборищем высокопоставленных подонков. Однако правящие подонки тоже страдают от дефектов, и, чтобы подавить комплексы неполноценности и доказать свое право содержать стадо в узде, регулярно устраивают бои друг с другом, единственным итогом которых становится причинение своим подчиненным массам еще большего урона. Для этого, между прочим, было придумано насквозь лживое понятие «родины». «Родина» — это всего лишь эвфемистическое обозначение национальной бюрократической машины, которую положено всем стадом защищать от внешней угрозы. После очередной бойни искалеченные толпы, неспособные самостоятельно устранить новообразованный ущерб, вновь с надеждой взирают на повелителей. Смена поводырей происходит только тогда, когда их дефектность станет вопиющей и значительно превысит средний уровень идиотизма по стаду. Я глубоко уверен, что любой политик непременно состоит из трех слагаемых: вора, негодяя и идиота.
— Но как же в таком случае быть с популярностью, которой эти деятели, очевидно, пользовались у народа?
— Очень просто. Населению свойствен еще больший идиотизм. Любые так называемые «демократические» процедуры эпохи позднего средневековья — выборы, референдумы — всего лишь фиксировали массовое кретиническое сознание. Заметьте, что всякий свежевыбранный вождь, дорвавшись до власти, тут же начинал вести себя в соответствии с доминирующей слагаемой. Если президент или премьер — идиот, то счастлив просто дурачиться перед любой аудиторией, дома и за рубежом, а вместо него казнокрадством и аферами занимаются другие. Если он — вор, то занят хищениями, и ему некогда паясничать перед избирателями. Если вождь — негодяй, то давит соперников, а заодно и избравшее его население внутри страны, строя завоевательские планы, но не забывая при этом поворовывать. Впрочем, у политиков к одной слагаемой так или иначе подмешиваются две другие. Наиболее распространено сочетание вора и негодяя, обеспечивающее государственным мужам максимум выживаемости.
— Надо сказать, у вас весьма пессимистичный взгляд на вещи.
— Точнее будет сказать — циничный. Я еще и мизантроп в придачу. Вся наша история — недоразумение. Возьмите любую детскую энциклопедию, пролистайте исторический раздел. Сплошные массовые убийства, казни, пытки. Груды тел заложников, эпидемии, мародерствующие армии. Уместен ли здесь оптимизм? У меня часто закрадывается подозрение, что человечество — неудачная курсовая работа какого-нибудь межгалактического студента, и скоро строгий преподаватель, проверив ее, в гневе отправит на уничтожение.
— Но не всё же так безрадостно. Ведь были, очевидно, какие-то светлые пятна. Возьмем, к примеру, искусство — живопись или музыку. Какой полет мысли! Какие возвышенные чувства! Вы слушали третью симфонию Вагнера?
— Вагнер не писал симфоний.
— Как так — «не писал»? У меня есть каталог…
— … составленный фирмой звукозаписи, которая сама же и соорудила всю эту вавилонскую фонотеку с помощью бесхитростных компьютерных программ под названиями «КиберМалер», «ТехноМоцарт Турбо», «Хачатутрис» и так далее. К вашему сведению: когда запасы классической музыки несколько десятков лет назад оказались исчерпаны, их решили пополнить, учитывая спрос, именно таким способом. Сначала в каталогах указывали на отличие между авторскими опусами и, скажем так, производными, но впоследствии все смешалось, — средний потребитель все равно не ощущает разницы. Я уверен: вы — счастливый обладатель всех шести опер Бетховена, десяти ораторий Стравинского и полного цикла балетов Шуберта. Не стоит по этому поводу огорчаться. Некоторые образцы машинного искусства ничуть не хуже оригиналов. Да и какая разница, в конце концов: музыка — тот же товар, если он вам нравится, пользуйтесь на здоровье, не спрашивая, что да откуда. Из стоящих у вас дома на полке альбомов по живописи более двух третей — фальсификации, однако это не помешало вам наслаждаться «полетом мысли» художника. Картины Малевича и Мондриана компьютер генерирует вообще без участия человека, со скоростью пятьдесят полотен в секунду.
Любое проявление человеческой деятельности, будь то наука или искусство, — всего лишь бесплодные попытки преодолеть свои изъяны, но при этом количество дефектов нарастает лавинообразно. Наука бодро плодит новые изобретения, призванные облегчить жизнь, но лишь увеличивающие смертельную опасность: средства передвижения сталкиваются, падают и взрываются; бытовые предметы при малейшей неосторожности могут покалечить или убить кого угодно; лекарства помогают от одного недуга (может быть), но распахивают организм для сотен других болячек, внося непредсказуемые изменения; «улучшенные» продукты питания разъедают тело изнутри; а истинным триумфом цивилизации можно считать созданный для защиты населения необъятный арсенал средств уничтожения населения. Искусство — попытка подняться над ужасами повседневности, но попытка ущербная, хотя бы в силу того, что лучшие произведения созданы гениями, то есть особями, дефектными по определению. Да и назначение искусства весьма сомнительно и сводится лишь к поставке наслаждений для ищущего отдушину человечества. Да, именно наслаждений: не надо изображать из себя эстета, имитирующего необходимость приобщения к неким возвышенным идеям. Скажите просто: я ощущаю экстаз от лосося на пару, бокала шампанского, Марселя Пруста и симфоний Моцарта. Другому на вашем месте будет приятно от отбивной с кровью, хорошей дозы секса, вестерна по «ящику» и рок-н-ролла. Даже самые мучительно сложные, трагические и безнадежные сочинения предназначены доставлять наслаждения — публике с мазохистским уклоном. Да и благородный смысл искусства как-то теряется, когда какой-нибудь сержант, начитавшись комиксов и нажравшись пива, после громовой отрыжки нажимает на кнопку и отправляет посылку с ядерным содержимым рвануть над городом, где рафинированный профессор под звуки Баха в своем кабинете упоенно размышляет над судьбами человечества. Бог — любого определения и классификации — явно недоработал. В последнее время он даже стал, руками человека, сводить свое творение на нет. Наивные экологи полагают, будто злые и недалекие люди уничтожают природу. Как будто человек существует отдельно от нее или сам приобрел функции божественного распорядителя! Нет, гибель природы заложена в самой системе, а мы — всего лишь тупое орудие в руках неумелого строителя. Вот, пожалуйста, скоро с природой будет покончено, и везде заплещется океан. Можно попытаться меня убедить, что только наша планета не удалась, а в остальной Вселенной дела обстоят на редкость удачно. Я должен скакать от восторга на одной ножке, воздавая хвалу Богу из-за того, что, хотя вся моя жизнь — вымершему коту под хвост, где-то, в какой-нибудь занюханной галактике, цивилизация папоротников развивается гармонично, делая необычайные успехи? Тем более, что никто не спешит по этому поводу с доказательствами. Зрелище кучи тускло светящихся звезд не вдохновляет на молитвы во славу Господа. Все равно их всех засосет очередная черная дыра — еще одно доказательство Божьей сметливости, в соответствии с которой, нужно все долго строить, чтобы тут же отправить на переработку. У Бога все убого, вот вам дежурная присказка…»
Старые философы для Стива были наилучшим снотворным. Он всегда брал с собой на ночь в кровать что-нибудь из груды прочных, но слегка потрепанных книг, оставшихся в кабинете от прежнего владельца. Вот и на этот раз, прихватив старинный том с бесконечными диалогами живших много лет назад мудрецов, он пролистал несколько страниц, зевнул пару раз и вскоре крепко заснул. Желудок его больше не беспокоил.
* * *Стив и Густав курили, выпуская такое количество дыма, что в гостиной только угадывались контуры предметов, а люпус даже поинтересовался, не случился ли в доме пожар. Автоматика уборки уже в который раз всасывала дым и освежала воздух, но интенсивно продуваемые толстенные мексиканские сигары неизменно брали верх.
— Мне кажется, все приличия давно уже нарушены. Он мог бы заранее связаться с нами по холофону и отменить встречу, а не опаздывать таким вопиющим образом. Впрочем, если он не придет, это следует рассматривать просто как нежелание с нами общаться или своеобразную манеру прощания. Кто знает, возможно, наша компания не пришлась ему по душе.
