Светлана Багдерина - Первый подвиг Елены Прекрасной, или Библиотечный обком действует
Напрашивающийся вывод рассмешил Граненыча и заставил на минуту забыть об отчаянности собственного положения.
«Он что, тоже удрать собирался?!..»
Через полчаса к хозяйственным воротам на малой скорости подъехала старая телега, запряженная гладкой соловой кобылкой. Правил ей тощий чумазый небритый мужичок неопределенного возраста в поношенном коричневом армяке. Дойдя до самых ворот, кобылка почти уперлась мордой в ворота и, не дождавшись команды, остановилась.
– Эй, ты, куды прешь, как по прошпекту? – начальственным голосом окликнул возчика черносотенец.
– В город, – кратко и бесстрастно доложил Митроха, твердо придерживаясь линии, что зачарованным не пристало быть чересчур болтливыми.
– Зачем?
– За водкой.
– За водкой? – оживился свежеиспеченный черносотенец, пропустил следующий вопрос «по чьему приказу» и сразу перешел к делу.
– А куда конкретно?
– Винокурня Жилина.
– Хм-м-м… Винокурня Жилина – это хорошо… Жилин – он градус держит… – задумчиво поскреб подбородок черносотенец, перебирая одну заманчивую возможность за другой и, наконец, остановившись на одном из вариантов, безусловно, приятном, судя по тому, как непроизвольно расплылась в блаженной улыбке его хитрая физиономия. – А когда возвращаться будешь?
– Груз заберу – и вернусь, – бесстрастно ответил Митроха, старательно не сводя неподвижного взгляда с засова за спиной черносотенца.
– За… три часа вернешься? – хищно прищурившись, выстрелил вопросом начальник караула, прикинув, когда его должны сменить.
– Вернусь, – не задумываясь, подтвердил Митроха. Сейчас он бы подтвердил, что вернется из винокурни Жилина, расположенной в двух часах езды от дворца, и за двадцать минут.
Только бы пропустили, только бы пропустили, только бы выпустили…
Облачко сомнения пробежало было по лицу караульного, но открывшиеся вдруг в такой нежаркий день солнечные перспективы рассеяли его без особого труда.
За полдня с лишком, что он стоит на часах на этих разнесчастных воротах, мимо него не прошел ни один солдат из отряда колдуна. Будто они все заняты своими делами и забыли, что он вообще существует на белом свете. Брезгуют они нашим братом, видите ли вы. Морды воротят. А на воротах этих дурацких стоять не ихнее, понимаете ли вы, дело. А торчать-то тут, между прочим, еще до вечера. А на улице не май месяц. И даже не сентябрь. И что такого страшного может случиться, если он, не спросясь пришлых, выпустит эту телегу, а потом абсолютно справедливо воспользуется плодами своей доброты? Подумаешь, приказ… Легко им, инородцам, раздавать приказы, сидя перед печкой в помещении, да за чаркой царской! Нам-то и пробки понюхать не досталось!.. Думают, пришли невесть откуда, сунули десять рублей жалованья в зубы и всё, господа? Можно над лукоморским человеком глумиться? И если здраво поразмыслить, зачем тогда человеку власть, если он не может ей воспользоваться в личных целях? А-а-а… провались земля и небо!..
– Открывайте, – повелевающе махнул начальник караула заколдованным дружинникам. – Да поживее шевелитесь, проклятые!
Такой же ломкой походкой, какую с разной степенью достоверности старался изображать до сих пор Митроха, оба дружинника без единого слова потащились из караульной будки снимать засов.
– Ну, слава тебе!.. – одними губами прошептал Граненыч и понял, что последнюю минуту он забыл дышать.
Укрывшись за неподвижной маской зачарованного, он тихохонько перевел дух и торжествующе улыбнулся – одними глазами.
Получилось. Прорвались.
– М-м-м-мум!.. М-мумум-м-м!.. М-м-му-ум-м-му-у-у-у!!!.. – донесся сзади знакомый звук.
«И тебе всего хорошего, Герасим», – подумал в ответ буйволу Митроха и украдкой оглянулся на прощанье.
По направлению к ним, откуда ни возьмись, полоща на бегу полами шубы, неуклюже бежал, размахивал руками, как ветряная мельница, и что-то отчаянно мычал Букаха.
Хотел ли он схватить беглеца или присоединиться к нему, Граненычу разбираться было недосуг. Сердце его отчаянно метнулось в грудной клетке, руки непроизвольно дернулись, и он хлестнул вожжами по спине Ёлку. Та, не ожидая от старого знакомого такого вероломного коварства, встала на дыбы, ударила перед собой копытами и угодила прямо в грудь одного из дружинников, поднимающих засов. Тот охнул,[17] отлетая к воротам, и тяжелый брус, не чувствуя больше поддержки с одного конца, ухнулся обратно на место.
– Эй, ты чего, ты чего?… – отскочил начальник караула от взбунтовавшихся вдруг кобылы и мужика и выхватил меч. – А ну слезай!..
– М-мум-м!!! М-м-му-умуму!..
Страшно выпучив глаза и указывая пальцем одной руки на Митроху, другой рукой Букаха делал непонятные знаки черносотенцу.
– Слезай, кому говорят! – замахнулся тот на Граненыча и нервно дернул головой в направлении экс-воеводы: – А это еще кто?
– Царский шут. Юродивый. Немой и бесноватый. Может покусать, – мстительно сорвалось с языка Митрохи прежде, чем он успел подумать, что говорит. – Это заразно.
– Э-э-эй, стой! – черносотенец на секунду забыл о подозрительном вознице и выставил меч навстречу несущемуся галопом грузному боярину и его роскошной, покрытой алой шатт-аль-шейхской парчой шубе. – Стой, кому говорят!
– М-м-м-у-у-у-у-у?!.. – снова донеслось до ворот – это нахмурился в загоне чем-то недовольный буйвол, но теперь до него не было дела даже его покровителю Митрохе.
Букаха несся вперед, как будто до последнего не верил, что начальник караула и вправду пустит в ход меч. Но когда его острие уперлось в широкую грудь, затянутую малиновым бархатом, он остановился и, гневно мыча и размахивая кулаками, стал метаться вправо-влево, стараясь обойти караульного и самолично схватить утеклеца, чтоб потом предъявить его новому царю как доказательство своей верности, бдительности и наблюдательности.
Но куда бы ни кинулся толстый боярин, везде его встречал с мечом наголо испуганный черносотенец.
– Уйди!.. Уйди отсюда!.. Убью дурака!.. – тыкал он клинком перед собой, и Букаха едва успевал уворачиваться, не выпуская все же Митроху из виду. – Чего ты ко мне привязался, убогий?! Иди, лечись!..
– М-м-мумум?!..
– М-м-м-у-у-у-у-у?!.. – Герасим сквозь редкий забор прищурился на подпрыгивающую вместе с хозяином боярскую шубу и нехорошо склонил голову.
Но кого сейчас волновало мнение заморской коровы?…
От неожиданности и простоты пришедшей в боярскую голову идеи Букаха остановился, отступил на шаг для душевного спокойствия караульного и, старательно мыча, ткнул толстым пальцем сначала себе в грудь, потом в Граненыча, прижатого к воротам и напряженно замершего на своей телеге, потом полоснул себя ребром ладони по горлу.
– М-м-у-у-у-у!.. – хрипло выдохнул Герасим, почувствовав рядом с собой тепло и поддержку своей подруги, подошедшей выяснить, что там происходит. – М-м-м-у-у-у-у-у!..
– М-мумуммум!.. – ожесточенно проревел экс-воевода. – Муммумму!!!
– Его надо? – впервые перестал тыкать мечом и нахмурился черносотенец.
– М-муммум!!!.. – закивал обрадованный понятливостью того Букаха. – М-мум-му!
– Ну, хватай, – осторожно отступив в сторону, разрешил караульный. – Потом я его к капралу Шухеру отведу. А лучше вас обоих…
Не расслышав последней фразы, Букаха неприятно ухмыльнулся, растопырил руки и стал обходить телегу слева, так, чтобы караульный оказался у лже-возчика за спиной.
– Мм-мумуммум!.. – торжествующе проревел он.
– М-м-м-у-у-у-у-у!.. – с ненавистью склонил голову Герасим.
– М-м-у-у-у-у?… – недоверчиво переспросила Му-Му.
– М-м-м-у-у-у-у-у!!!..
– Солдат! Не дай им убежать в ту сторону! – приказал начальник караула и приготовился признать, что несение караула на хозяйственных воротах – не такая уж скучная обязанность, как ему показалось сначала.
Оставшийся на ногах дружинник двинулся на место новой дислокации, а Граненыч соскочил с телеги и нырнул под лошадь. Букаха за ним.
Митроха шарахнулся от черносотенца, занявшего стратегическую позицию в первых рядах неожиданного театра, и вскочил обратно на телегу.
Еще не похудевшее от бед и забот последних дней пузо боярина не дало ему согнуться как следует, чтобы проскочить под низкорослой лошадкой, и он с разбегу боднул ее головой в живот.
Не ожидавшая такого поворота событий Ёлка покачнулась, молниеносно обернулась и тяпнула длинными желтыми зубами экс-воеводу за плечо.
– Муммум-мму!!!.. – взревел тот и набросился с кулаками на бедную животину.
Истопнику, в первую же вылазку в тыл врага познавшему на своем опыте горечь провала, не надо было ничего подсказывать. Ловко, как кошка, спрыгнул он с другого края телеги, увернулся от только что прибывшего на указанное ему командиром место медлительного дружинника и кинулся бежать со всех ног очертя голову.
– Хватай его!!! – азартно, как будто не нарушителя ловил, а на стадионе болел, запрыгал на месте и закричал черносотенец, и Букаха послушно оставил в покое лошадь и кинулся вдогонку за своим пропуском в лучшую жизнь.
