Анастасия Завозова - Вальпургиева ночь

Миха все-таки заревела и хлопнулась мне в объятия. Я прижала ее к мощной грудной клетке и погладила по квадратной голове.

— А мама? — проревела Мишка. — Она же с ума сойдет от беспокойства! Сколько мы тут проторчим?!

— Тут все в порядке! — принялся успокаивать ее Ула. — Считайте, что мы растянули время. Не важно, сколько вы пробудете здесь, в вашем мире пройдет не более часа. Это немногое, что мы пока можем для вас сделать.

— Честно? — прохлюпала Мишка.

— Вот те крест! Клянусь моим добрым именем самого мерзкого скальда во всем Нордмёре! Ты даже не представляешь, на что способна разъяренная обеспокоенная родительница. Да твоя мама сроет и ад и рай, а нам такие крупномасштабные боевые действия ни к чему!

Я нашарила в кармане носовой платок и протянула его Мишке. Пока она старательно вытирала щеки и глаза, я принялась расспрашивать скальда об обстановке:

— Что конкретно нам нужно сделать? Где вообще искать этого чертова пажа?

— Говорю же, подробностей я еще не знаю! У нас там жуткий переполох в связи с такой активизацией нечисти — сегодня же Вальпургиева ночь, забыла? Знаю одно: он где-то в замке, то есть в поместье Готфрида. На замок-то это сооружение мало тянет… Дело вот в чем: кто-то в замке обязательно попытается убрать пажа с дороги раньше, чем парнишка того заслуживает. Ваша задача-минимум: успеть добраться до него первыми и предупредить об опасности.

С такими хануриками, как Ула, нужно было сразу выяснять задачу-максимум. А то может получиться, как тогда с этой дурочкой Павлой — в результате мне пришлось спасать ей жизнь… Поэтому я вкрадчиво осведомилась:

— Задача-максимум, я полагаю, — навалять в мозг тому хмырю, который попытается помочь парню умереть молодым?

— Я этого не говорил! — ловко открестился Ула от ответственности.

Катакомбы в то время, по счастью, еще не были достроены, поэтому наружу мы выбрались сравнительно быстро — всего лишь прошли немного вперед и перелезли через кучу обтесанных камней, уже подготовленных для строительства.

На улице — что, впрочем, было нам на руку— стояла глубокая ночь. Представляете, что бы было, если б мы вылезли из-под земли в самый разгар строительных работ, да еще посреди бела дня. Да меня бы подвесили на ближайшем гвозде за бесовство, ей-богу!

— В таком наряде вы, конечно, никуда не можете идти! — сказал свое веское слово рассудительный наш.

— Да ты что? — деланно удивилась я. — А я-то думала, сейчас промарширую к замку и буду хип-хоп выделывать…

— Не ерничай! — отрезал Ула. — Вам нужно раздобыть себе одежду. Пройдете немного влево — там на ночлег расположились скоморохи. Они сегодня хорошо подзаработали в замке, поэтому изрядно нагрузились в местном трактире. Спят как зайчики под елочкой, им теперь не до шмоток — наутро будут мечтать только о холодненькой простокваше.

Мишка, как обычно, выкатила глаза:

— Мы что, должны будем украсть у них одежду? Прямо с них снять?

— Ну ты и крута, подруга! — Я уважительно покрутила головой. — Сурова! Это ж прям сериал «Криминальная Россия» получается. Две девочки— студентки оставили замерзать на улице голыми двух пьяных бомжей…

Миха насупилась. Ула кинулся объяснять:

— У них там телега рядом, в ней куча реквизита, в том числе и тряпки. Залезете потихоньку, возьмете самое необходимое… Да про лапти какие-нибудь не забудьте, твои кроссовки, Полина, могут запросто принять за дьявольские копыта.

— А ты?

— А я с отчетом! И я даже разозлиться не успела, как Ула истаял, как перегоревшая лампочка, нежным дымчатые светом.

— И после этого он еще смеет мелодраматично врать, что Помощник должен всегда находиться при своем подопечном! — резюмировала я. — Ну что, Миха, пошли на дело! Я тырю, ты на шухере. Главное — помни: в случае опасности, перед тем как упасть в обморок, прокукуй три раза… Что? Куковать не умеешь? Тогда учиться придется где-нибудь в местной тюрьме, если мы вообще до нее доберемся.

Тьма вокруг стояла просто кромешная. Я с трудом соображала, где тут право, а где лево, свои конечности с трудом видела. Наконец на свой страх и риск я опять ухватила Мишку за руку и мы поплелись куда-то, молясь, чтоб это было то самос лево. Мишка сразу заявила, что у нее прогрессирующий топографический кретинизм. Пришлось мне опять играть в Сусанина.

Впрочем, долго плутать нам не пришлось. Не успели мы сделать и десятка шагов, как из темноты явственно повеяло крепкими алкогольными испарениями и послышался пьяненький храп. Мы на цыпочках потрусили на запах и вскоре увидели следующую картинку.

Вокруг почти затухающего костерка валялись бравые молодцы в состоянии откровенного нестояния. Даже у лошади, запряженной в размалеванную телегу, разъезжались копыта. Увидев нас, они, видимо, попыталась заржать, но вышла только грустная икота. Алканавтов было четверо, все как на подбор: щеки размалеваны свеклой, глаза украшены фонарями, — одна нога ищет другую, и даже храп раздается в одинаковой тональности.

— Стой здесь! — прошептала я Мишке. — Следи за ними. Если кто проснется, падай на землю и притворяйся конским пометом.

Минька сусликом застыла на месте. Я прокралась к телеге. Лошади по ходу дела начали было чересчур тяжело ворочать головой. Я толстой гусеницей перевалилась через борт. Так, посмотрим, чем народ богат… Если только они не пропили последние шмотки в трактире.

В телеге валялось несколько кое-как перевязанных тюков. Я осторожно развязала один — ничего интересного, кукольный театр… А здесь, кажется, одежда… Вдруг из темноты донеслось неуверенное деликатное кукование. Я выпустила тюк и распласталась рядом… Тишина. Даже ни шороха, мерный храп как раздавался, так и раздается, лошадь в нирване даже не шевелится.

Тут послышался виноватый Мишкин шепот:

— Прости, это я тренируюсь…

Еще одна такая проверка системы, и я беззастенчиво воспользуюсь отсутствием Михиного хранителя! Тренируется она! Я тут от страха чуть под доски не заползла…

Схватив тюк с одеждой, я швырнула его куда-то в Мишкином направлении и осторожно принялась вылезать из телеги. Свесив одну ногу, я поняла, что немножко промахнулась — тючок угодил пряником в догорающий костерок. Миха бесполезно топталась рядом, боясь перешагнуть через храпящего прямо у костра скомороха.

Я ласточкой слетела с телеги и ринулась к костру. Выхватив тюк из огня, я взвыла — тот уже успел основательно поджариться — и выпустила добычу из рук. Злосчастный тюк приземлился аккурат на разукрашенное личико поддатого скомороха…

Мы застыли на месте. Ступор сковал даже меня… Тем временем скоморох пошевелился, отбросил тюк в сторону и пробормотал:

— Ванькя! Опять на меня сел… У, боров! Паскуда чертова…

Тут мы что-то заскучали. Я подхватила тюк, перемахнула через скомороха… И мы пустились наутек, не дожидаясь продолжения банкета.

Для верности мы опять укрылись в недостроенных катакомбах и там осмотрели нашу добычу. Результат полетов тюка над костром был плачевным — уцелели только длинная монашеская ряса с капюшоном, явно не с православного попа снятая, и один скоморошеский костюм.

Рясу я отдала Мишке. Для ее амплуа вечного Пьеро как раз подойдет.

— Я же не знаю, как нужно изображать монаха! — в ужасе воскликнула Мишка.

— Да чего там сложного! Монах не наш, заграничный… Бормочи чего-нибудь по-латыни, вы ж ее проходите!

Легко сказать: бормочи чего-нибудь по-латыни! Единственное, что я помню, — это «Gaudeamus» и, какое-то двустишие Катулла. Да еше, пожалуй, «Mala herba cito crescit» («Плохая трава быстро растет») — любимую поговорку нашей латинистки.

Но делать было нечего, и я напялила рясу поверх платья. Заплела кудри в косичку и тоже старательно упрятала ее под капюшон. Поскольку целых лаптей у нас осталась одна пара, пришлось обмотать мои босоножки обгорелыми лохмотьями — вышло очень колоритно. Оглядев мой наряд, Полинка хихикнула:

— Ты прямо как первая христианская мученица. Ощущение такое, что тебя с костра сдернули…

Я воздержалась от комментариев, хотя сама Полли в синих штанах, на которых заплаток было больше, чем изначального материала, красной рубахе с дымком и шапке с бубенцами была похожа на хиппующего телепузика, испорченного плохой наследственностью и дурными связями.

— О! — Полина кокетливо выставила вперед ножку в лапте. — Версаче, коллекция «Кошмарный сон»…

— Полин? — Я поскребла переносицу и нахмурилась. — Насколько я помню, лапти на бантик не завязывают… И рубаху в штаны не заправляют.

— Что, правда? — искренне огорчилась Полина. — Во люди жили, никакого праздника! А рубаха… так же теплей! Мне пузо надует! Хватит и того, что мне придется таскаться в этих плетеных гамашах на веревочках. Как народ вообще в них ходил, тут мозоли даже на ногтях заработать можно?! Тебе-то хорошо, балахончик тепленький, удобный (хотя тебе вообще-то полагается плоть умерщвлять), босоножки свои, родные…