Роджер Желязны - История рыжего демона

Музыканты прошли мимо Гавриила как мимо пустого места, не удостоив ангела даже взглядом. Не успели музыканты исчезнуть в дальней комнате, откуда доносились пронзительные взвизгивания, смех и звуки шумной возни, как Гавриил опять вернулся к столь заинтересовавшей его рукописи. Отыскав глазами начало, он стал читать: «Отец Адам, изгнанный из Эдема за то, что отведал плода с древа познания…»

Но ему снова помешали — на этот раз взрывы громкого девичьего смеха.

Подняв глаза от рукописи, Гавриил увидел, как в комнату вбежали две юные прелестницы — блондинка и брюнетка, являвшие собою очаровательный контраст. Темные волосы одной в беспорядке рассыпались по плечам, а растрепавшиеся светлые локоны другой, напротив, были завязаны в подобие узла на затылке. На обеих девушках были одинаковые длинные блузы из тончайшей шелковой ткани; их одежды развевались, когда одна из них играючи погналась за другой. Гавриил заливался румянцем, как только в пылу погони низко обнажались белоснежные груди или из-под высоко взлетевшего подола выглядывали розоватые коленки.

Заметив, что они не одни в комнате, шалуньи прекратили свою игру и подошли к Гавриилу.

— Эй, — дерзко сказала блондинка, и в ее певучем голоске отчетливо прозвучал французский акцент. — Эй, ты не видел его здесь?

— Кого? — спросил Гавриил, весьма смущенный видом их ничем не прикрытых прелестей.

— Ну, этого гадкого Пьетро! Он ведь обещал потанцевать со мной и Фифи.

— Нет, я его не видел, — ответил Гавриил, подавляя в себе сильное желание перекреститься. Лишь мысль о том, что дамам это может показаться неучтивым, удержала его руку.

— Ах, он, должно быть, спрятался где-то здесь, — игриво продолжала блондинка. — Пойдем, Фифи, устроим на него настоящую облаву. Мы найдем его и накажем!

И красотка подарила Гавриилу такой взгляд, что беднягу охватила дрожь.

— Пойдем с нами, — предложила она, подавая ему свою белую ручку.

Гавриил отпрянул от нее, словно это была змея, и потряс головой:

— Нет-нет. Мне… Мне велено подождать здесь.

Француженка по-птичьи склонила набок свою хорошенькую головку:

— А ты всегда делаешь только то, что тебе велят? Фи, как это скучно!

И, смеясь и щебеча, девушки выпорхнули из гостиной. Когда их голоса затихли где-то в длинном коридоре, Гавриил вытер со лба обильный пот и попытался сосредоточиться на рукописи, лежавшей на столике. На этот раз ему удалось прочитать название: «Легенда о семи золотых подсвечниках». Но тут опять послышался звук шагов, и Гавриил поспешил убраться от стола.

В гостиную, пошатываясь, вошел Аретино, держа в руке полупустой бурдюк с вином. Камзол его был расстегнут, чулки спущены, на тонкой полотняной рубашке краснели винные пятна. Под глазами залегли глубокие тени. Однако взгляд Аретино, пронзительный и цепкий, не помутнел от выпитого вина. Это были глаза человека, много повидавшего в жизни и стремившегося повидать еще больше.

Не без некоторого труда добравшись до того угла комнаты, где стоял ангел Гавриил, он остановился напротив Гавриила и несколько мгновений молча смотрел на непрошеного гостя.

— Кто вы такой, черт возьми? — спросил он наконец.

— Студент, — не без робости ответил Гавриил, с трудом сдержав желание перекреститься при упоминании о черте. — Я простой студент из Германии, студент филологического факультета. Я приехал сюда, в Венецию, чтобы лицезреть великого Аретино, молва о котором разнеслась по всей Европе. Я восхищаюсь вашим талантом — нет, лучше сказать, вашим гением, дорогой мастер. Я хотел бы пригласить вас на скромный обед, за которым я мог бы поговорить с вами о поэзии и литературе. Беседа с вами стала бы для меня выдающейся минутой жизни, воспоминание о которой я увез бы с собой в Германию.

Гавриил отнюдь не был льстецом, но непривычная обстановка, в которую он попал, и переживания последних минут произвели неожиданную метаморфозу со скромным, застенчивым Гавриилом. Впрочем, Гавриил вращался в различных кругах, в том числе и в довольно высоких, и мог при случае сказать комплимент. Ему оставалось только надеяться, что Аретино не относился к числу людей, ненавидящих лесть и льстецов, и что он ничуть не переборщил по части фимиама. Однако Аретино отнесся к его восторженным излияниям довольно благосклонно. Возможно, в том было повинно выпитое им вино.

— Хм, — сказал он. — Вам и вправду нравятся мои безделки?

— О, дорогой мастер, я восхищаюсь вами, вы — мой кумир, нет, лучше сказать — мое божество.

— Что ж, мой мальчик, раз тебе нравятся мои стихи, значит, по крайней мере у тебя есть вкус, — сказал Аретино, борясь с отрыжкой. — Я бы с удовольствием пообедал с тобою и поговорил бы тоже с не меньшим удовольствием, но… как-нибудь в другой раз, ладно? Честно говоря, мы тут празднуем… отмечаем новую пьесу, которую мне заказали… Черт побери, а где мои гости? Куда все подевались? Небось уже разбились на парочки и разошлись по спальням. Ну что ж, раз так, то я от них не отстану!

Аретино повернулся и сделал несколько нетвердых шагов к двери.

— Одну минуточку, дорогой маэстро! Могу ли я поинтересоваться, что за новый божественный замысел созрел у вас? Поклонники ждут с нетерпением!

Аретино остановился в дверях. Подумав с минутку, он вернулся в комнату и забрал рукопись со столика. Засунув бумаги под мышку, он пробормотал себе под нос:

— Нет-нет. Этого никто не должен знать. Я поклялся хранить тайну. Но когда пьеса будет написана… О, я удивлю этот мир! Масштабы моего нового произведения… Но ни слова больше. Я обещал хранить тайну.

С этими словами он вышел из комнаты, стараясь держаться прямо и гордо.

Добыв, таким образом, вполне определенную информацию, ангел Гавриил тотчас же вознесся на небеса, сразу же попав в ту загородную местность, где у архангела Михаила был трехэтажный каменный особняк. Он влетел в комнату как раз тогда, когда Михаил разбирал свою коллекцию марок, склонившись с лупой в руках над резным столиком розового дерева. Марки, подхваченные сквозняком, закружились, словно бабочки. Гавриил ловко схватил одну, которая уже собиралась упорхнуть в приоткрытое окно, — это оказался Кейптаунский треугольник. На всякий случай придавив злосчастную марку тяжелым пресс-папье, Гавриил смущенно пробормотал:

— Я очень извиняюсь…

— Просто будь сдержаннее в следующий раз, — произнес Михаил недовольным тоном. — Ты даже не представляешь себе, как трудно бывает иной раз вывезти из подлунного мира редкие экземпляры и на сколько глупейших вопросов приходится при этом отвечать. Ну, какие у нас новости? Как я понимаю, твои поиски увенчались успехом?

Гавриил, слегка путаясь от волнения, рассказал архангелу Михаилу о рукописи, найденной им в доме у Аретино, и о первых строчках, которые ему удалось прочитать.

— Аретино устроил пирушку по случаю получения нового заказа как раз в тот день, когда я нанес ему визит. Судя по всему, ему неплохо заплатили.

— «Семь золотых подсвечников», — задумчиво произнес архангел Михаил. — Мне это название ничего не говорит. Пойдем-ка сядем за компьютер — может быть, он даст нам ключ к разгадке. По милости Всерайского департамента по допущению Наиболее Привлекательных Ересей на небеса у нас наконец-то появился доступ к глобальной земно-небесной сети.

Гавриил прошел следом за своим начальником по просторному и светлому коридору в рабочий кабинет, где за рядом офисных шкафов, оформленных в готическом стиле, на огромном дубовом письменном столе опалесцировал огромный экран нового суперсовременного компьютера. Опустившись в просторное кожаное кресло, архангел водрузил на кончик носа очки в роговой оправе. Пальцы его забарабанили по клавиатуре со скоростью, которая сделала бы честь любому выдающемуся земному пианисту. Он вводил пароли, дожидался ответа — и снова нажимал на клавиши, затем, получив доступ к базе данных, ввел ключевые слова и откинулся на спинку кресла в ожидании результатов.

Данные строчка за строчкой замелькали по экрану. Гавриил, стоявший рядом, часто-часто заморгал глазами: он не мог считывать информацию с дисплея с такой скоростью, как его начальник. Для архангела Михаила же это, наоборот, было привычным делом. Бегая глазами по строчкам, он то хмурил брови, то довольно кивал, и, наконец, когда последняя строчка пробежала по экрану, он выключил дисплей и оглянулся на подопечного, замершего за спинкой его кресла.

По поводу применения компьютеров в небесных сферах велись долгие дебаты. Главным аргументом в пользу этих последних изобретений техники было то, что по своей внутренней сущности они мало чем отличались от глиняных табличек, на которых в древности писали заостренными палочками. Глиняные же таблички были рекомендованы к употреблению в высших сферах: они были практически вечными, и потому скрижали было решено изготовить из подобного материала. Компьютеры, не слишком далеко ушедшие от примитивных технологий письма, имели перед глиняными табличками по крайней мере одно бесспорное преимущество: они занимали меньше места. Хранение глиняных табличек было сопряжено с дополнительными трудностями; в огромных хранилищах, доверху забитых записями, приходилось укреплять полы и стены, чтобы они не рухнули под страшной тяжестью. Конечно, неоднократно раздавались голоса, призывавшие перейти от глиняных табличек к более прогрессивным технологиям — папирусным свиткам, однако папирус не отличался долговечностью и вдобавок требовал особых условий хранения.