Ника Ракитина - Дело о физруке-привидении
Остановившись перекусить у знака, мы поговорили и решили отойти от Ветки подальше, чтобы местные не могли до нас дотянуться. Но это означало, что на ночлег придется становиться в темноте. Впрочем, ночевка в сравнительно густом и затишном лесу нас не очень пугала, хотя ни палатки ни спальников у нас с собой не было. Мы со Степаном Викентьичем (Приписка "От Андреевича слышу") очень недолюбливаем туристов, которые ходят на природу "просто так", но при этом таскают с собой раскладные стулья, пластиковые тарелки и прочие атрибуты цивилизации. Это ведь из-за них все пригородные леса покрываются грязью в три наката и провоцируют наши нежные ранимые души на высказывания в столько же этажей. И "просто так" — мы очень не любим эти слова. Всегда пытаемся найти какую-то цель. Если просто посидеть на воздухе, то зачем волочь с собой полгорода знакомых вещей? И треть из них оставлять на поляне? Наш со Степаном идеал — никаких следов вообще. Опять же, Лесу приятнее. Ну а спальников и палатки ни он, ни я в доме не имели. Чтобы вылазить в лес на день-два, или ездить на игрушки и конвенты, суперснаряжение необязательно, вот мы и не забивали себе голову его пошивкой или покупкой. (Приписка другим почерком: "А то собираешься как на северный полюс, потом ни ходить нельзя с удовольствием — рюкзак к земле гнет, ни отдыхать — за палатку боишься. И руки все время чем-то заняты. Не люблю!")
К тому же, лес, куда мы попали за Веткой, выглядел плотнее и менее истоптано, чем в зоне отдыха на берегу Сожа, и мы рассчитывали, что за дровами в нем не нужно бегать очень далеко. Уже когда стемнело, мы свернули с дороги, отошли так, чтобы нас не было видно с трассы, скинули рюкзаки и принялись запасать топливо. Мирный труд очень скоро прервали проклятые агрессоры: какие-то маленькие коричневые жучки, прямо массами ползущие на нас. Возможно, они реагировали на тепло тел, или на запах, но их неожиданно оказалось немало даже в волосах! Конечно, это были относительно безопасные лосиные мухи, а не злобные клещи, но представьте-ка удовольствие снимать с себя их стада!
"У них тут гнездо" — сказал Степан — "Отойдем подальше".
"Вот и выспались" — сказал я.
Поднялся ветер, и чертовы, виноват, лосиные, мухи градом посыпались с окрестных деревьев.
"Это точно не клещи?" — усомнился Степан.
"Достань микроскоп! Между правой и левой третьей ногой у них написано, кто они такие," — то есть что-то вроде этого. Весь разговор в подробностях, я, понятное дело, не помню, хоть он и был не так давно, но вспоминаю наши хмурые, не побоюсь сказать, отчаявшиеся лица, и думаю — может, со стороны и было смешно. Нам — не очень.
(Приписка другим почерком: "Факт, не очень. Точнее, `очень не` ")
Мы собрали рюкзаки, выскочили на дорогу и заторопились по ней куда-то на север, а, возможно, на северо-запад — просто отойти подальше. На низких тучах за нашими спинами отражались огни Гомеля — хотя он оставался почти в тридцати километрах за спиной. Лес громоздился очень красивыми мрачными стенами справа и слева. Мы были участниками собственного приключения, и пока ни о чем не жалели. Нас вела светлая полоска серых облаков в разрезе дороги.
Так мы прошли что-то с час, то есть, километра четыре. Никаких машин на дороге не появилось. Было еще часов десять, рановато для полного прекращения движения. Стоило бы насторожиться еще тогда, но мы подумали: наверное, никому никуда не надо в такую непогоду. Ветка, конечно, город — но меньший, чем Гомель. Соответственно, желающих ночью куда-то выехать здесь также должно быть меньше, чем в областном центре. Потому-то машин и нет. И ни на какие таблички по сторонам дороги мы тоже внимания не обращали — мы просто не видели в темноте, стоит ли там чего на обочине.
Еще через полчаса мы вошли в деревню. Белокирпичные стены в сплошной темноте вокруг казались прямо-таки сияющими. Ни огонька, ни звука. Ни шороха, ни собачьего лая. Почему, мы со Степаном поняли совсем не сразу. Подошли к крайнему дому спросить воды — окон нет. Крыши нет. Забор наклонен внутрь двора; калитки тоже нет.
Зона отселения!
Наверное, зона с небольшой радиацией — нет колючей проволоки, нет охраны, только табличка на дороге, которую мы в темноте не приметили. Местные прекрасно знают, что сюда ходить запрещено. Не местные видят табличку, и не лезут. Небольшое пятнышко, первый звоночек от большой зоны там, внизу, на юге.
Отчаяние внезапно пропитало нас до костей. Нас двое в этом мокром брошенном поселении, и скорее всего, ни человека в округе давно уже не найти. Только сейчас мы поняли, насколько мы привыкли находиться среди людей. Мы оба считали себя отшельниками, одиночками. Нам хорошо показали, что такое истинное одиночество в сравнении с нашим поведением там, в городе. Каких-то десять лет назад эту калитку кто-то открывал, эти окна кто-то мыл, кто-то спал в этой вот комнате, которую сейчас насквозь продувает апрель месяц.
Мы вздрогнули не только внешне. Именно ситуация, которая потрясла нас в той деревне без названия (Другим почерком "Потом узнал — как и речка — Беседь"), навела меня на мысль вообще начать писать дневник. Нам не захотелось входить в разрушенные дома. Позже мы разглядели, что рамы, и дверные коробки, и другие деревянные части домов были намеренно испорчены: перепилены, перерублены в нескольких местах. Мы догадались: чтобы нельзя было вынуть и продать. Здесь наверняка все радиоактивное, хотя, если бы было сильно активное, обнесли бы проволокой. Утешив себя этим соображением, мы двинулись вперед. В лесу нам казалось безопаснее — наверняка в подполы домов на зиму прятались змеи. Могла заночевать в доме и бродячая собака, которая в обращении ничуть не ласковей волка, но, в отличие от последнего, не боится ни человечьего запаха, ни флажков, ни даже огня. Мог там найтись и зверь посерьезнее, вроде дикой свиньи.
Ужаса мы не испытывали, да и других чувств у нас почти не было. Только ошеломление. Мысли исчезли, мы молча впитывали все, что нас окружало. Без спешки прошли всю отселенную деревню насквозь и очутились на открытом пространстве — ветер пробежался по лицам. Небо оставалось темно-серым, видимости по-прежнему не было никакой. Ноги глухо загремели по металлу: мы поняли, что находимся на мосту через речку. Практически наощупь мы спрятались от дождя на откосе под мостом. Ветер, дувший вдоль воды, отрезал от нас лосиных мух. Стоило присесть, как усталость напомнила о себе — очень не хотелось двигаться, не то что вставать. Не сговариваясь, мы решили ночевать здесь. Поискав наощупь что-нибудь подстелить, так ничего и не обнаружили. Пришлось класть плащи прямо на землю, но это уже не казалось чем-то особенным. Мы чувствовали себя снаружи мира, в котором жили раньше, и если бы мост над нашими головами вдруг запел бы песню или принялся вязать жилетку, мы бы не удивились. Удар по чувствам привел нас в состояние готовности к невероятному.
Но ничего необычного тогда еще не случилось. Заснуть нам удалось всего на полчаса, очень уж было холодно. Остаток ночи и начало рассвета мы провели на ногах, согреваясь ходьбой и приседаниями, растирая ноги. Как только развиднелось — это было около полпятого — мы обнаружили вокруг себя связки хвороста, нанизанные на толстую стальную проволоку — фашинная защита откосов моста от паводка. Горка запасных связок лежала поодаль. Их мы и взяли: брать дрова с защиты откоса совести не хватило. Плюнув на конспирацию, возможных бомжей и другие осложнения, развели костер. Согрелись, напились бульона и чаю. Съели банку тушенки, и, для поднятия настроения, открыли сберегаемую на черный день сгущенку. Вопрос с отдыхом также прояснился в буквальном смысле слова: утром мы увидели широкие металлические полки для прокладки кабелей под мостом. Только самих кабелей почему-то не было, и полки пустовали. Теперь мы с удовольствием на них отоспались — они не касались земли и поэтому не отдавали холодом, а шириной были, как в поезде. Смели мусор и постелили плащи, запасные свитера — выспались классно. Спали часов до восьми, как обычно, по очереди, но никто не проходил и не проезжал. В восемь-полдевятого прискакал мотоциклист, оставил ревущую железяку на дороге, сбежал куда-то вниз по реке. На нас поглядел только мельком и, похоже, даже не разобрал, кто мы — так торопился. Несколько минут спустя опять забухали его сапоги — он возвращался, неся в вытянутой руке целлофановый мешочек с рыбками внутри. Взобрался на насыпь, выжал газ — только мы его и видели. Даже пыль за ним не поднялась, потому как сырая стояла погода…"
— Спишь ты, что ли?!
Максим дернулся и быстро сел на дневник.
— И чего так напрыгивать… — ворчливо сказал он. — Спокойно нельзя подойти?
— Ага, Чапай думает, — Даник легонько взбил его кудри. Макс взбрыкнул ногой, но — не дотянулся.
Пришлось срочно перераспределять детективные обязанности.
